Владимир Маяковский - Париж (1924-1925)
ВЕРСАЛЬ
По этой дороге, спеша во дворец,бесчисленные Людовикитрясли в шелках золоченых каретцтелес десятипудовики.И ляжек своих отмахав шатуны,по ней, марсельезой пропет,плюя на корону, теряя штаны,бежал из Парижа Капет.Теперь по ней веселый Парижгоняет авто рассияв, —кокотки, рантье, подсчитавший барыш,американцы и я.Версаль. Возглас первый:«Хорошо жили стервы!»Дворцы на тыщи спален и зал —и в каждой и стол и кровать.Таких вторых и построить нельзя —хоть целую жизнь воровать!А за дворцом, и сюды и туды,чтоб жизнь им была свежа,пруды, фонтаны, и снова прудыс фонтаном из медных жаб.Вокруг, в поощренье жантильных манер,дорожки полны стату́ями —везде Аполлоны, а этих Венербезруких,— так целые уймы.А дальше — жилья для их Помпадурш —Большой Трианон и Маленький.Вот тут Помпадуршу водили под душ,вот тут помпадуршины спаленки.Смотрю на жизнь — ах, как не нова!Красивость — аж дух выматывает!Как будто влип в акварель Бенуа,к каким-то стишкам Ахматовой.Я все осмотрел, поощупал вещи.Из всей красотищи этоймне больше всего понравилась трещинана столике Антуанетты.В него штыка революции клинвогнали, пляша под распевку,когда санкюлоты поволоклина эшафот королевку.Смотрю, а все же — завидные видики!Сады завидные — в розах!Скорей бы культуру такой же выделки,но в новый, машинный ро́змах!В музеи вот эти лачуги б вымести!Сюда бы — стальной и стекольныйрабочий дворец миллионной вместимости, —такой, чтоб и глазу больно.Всем, еще имеющим купоны и монеты,всем царям — еще имеющимся — в назидание:с гильотины неба, головой Антуанетты,солнце покатилось умирать на зданиях.Расплылась и лип и каштанов толпа,слегка листочки ворся.Прозрачный вечерний небесный колпакзакрыл музейный Версаль.
ЖОРЕС
Ноябрь, а народ зажат до жары.Стою и смотрю долго:на шинах машинных мимо — шарыкатаются в треуголках.Войной обагренные руки умыви красные шансы взвесив,коммерцию новую вбили в умы —хотят спекульнуть на Жоресе.Покажут рабочим — смотрите, и онс великими нашими тоже.Жорес настоящий француз. Пантеонне станет же он тревожить.Готовы потоки слезливых фраз.Эскорт, колесницы — эффект!Ни с места! Скажите, кем из васв окне пристрелен Жорес?Теперь пришли панихидами выть.Зорче, рабочий класс!Товарищ Жорес, не дай убитьсебя во второй раз.Не даст. Подняв знамен мачтовый лес,спаяв людей в один плывущий флот,громовый и живой, по-прежнему Жореспроходит в Пантеон по улице Суфло.Он в этих криках, несущихся вверх,в знаменах, в шагах, в горбах«Vivent les Soviets!.. A bas la guerre!..Capitalisme à bas!..»[12]И вот — взбегает огонь и горит,и песня краснеет у рта.И кажется — снова в дыму пушкариидут к парижским фортам.Спиною к витринам отжали — и вотиз книжек выжались тени.И снова 71-й годвстает у страниц в шелестении.Гора на груди могла б подняться.Там гневный окрик орет:«Кто смел сказать, что мы в семнадцатомпредали французский народ?Неправда, мы с вами, французские блузники.Забудьте этот поклеп дрянной.На всех баррикадах мы ваши союзники,рабочий Крезо, и рабочий Рено».
ПРОЩАНИЕ
