Василий Молодяков - Венок Брюсову. Валерий Брюсов в поэзии его современников

Сообщники

В. Брюсову

Ты думаешь, Голгофа миновала,При Понтии Пилате пробил час,И жизнь уже с тех пор не повторялаТого, что быть могло, – единый раз?

Иль ты забыл? Недавно мы с тобоюПо площади бежали второпях,К судилищу, где двое пред толпоюСтояли на высоких ступенях.

И спрашивал один, и сомневался,Другой молчал, как и в былые дни.Ты все вперед, к ступеням порывался…Кричали мы: распни Его, распни!

Шел в гору Он – ты помнишь? – без сандалий…И ждал Его народ из ближних мест.С Молчавшего и там одежды снялиИ на веревках подняли на крест.

Ты, помню, был на лестнице, направо…К ладони узкой я приставил гвоздь.Ты стукнул молотком по шляпке ржавой,И вникло острие, не тронув кость.

Мы о хитоне спорили с тобою,В сторонке сидя, у костра, вдвоем…Не на тебя ль попала кровь с водою,Когда ударил я Его копьем?

И не с тобою ли у двери гробаМы тело сторожили по ночам?Вчера, и завтра, и до века, оба —Мы повторяем казнь – Ему и нам.

<1903>

Константин Бальмонт

Валерию Брюсову

Да, быстро, тотчас я хочуСказать тебе одно:Тебе я предан, как лучу,Как предан тот навек мечу,Кому быть сильным суждено.

Я силен был, пока любилТебя, мой лучший сон.К тебе остыв, я жизнь забыл,Себя своей рукой убил,Но снова я в мечту влюблен.

Я позабыл, что я солдат,Я бросил острый меч.Но твой холодный гневный взглядМеня к себе вернул назад,Для жизни вместе – не для встреч.

И я люблю, и я живу,Навек я снова – я.С тобой все путы я порву,Со смехом в пасть взгляну я льву, —О, свет, о, счастье лезвия!

Октябрь 1903

Константин Бальмонт

Моему единственному брату Валерию Брюсову

Кто верит в свое вдохновение,Тот должен любить лишь себя.Я в том виноват, что мгновениеРазбил, на секунды дробя.И в этих секундах томительных,Как между незримых вещей,Я – в нитях, я в цепкостях длительных,И больше не свой, хоть ничей.Но вот я устал от ничтожества,Порвал паутину свою.И больше не будет убожества,Я твой, я с тобой, я пою.

Октябрь 1903

Максимилиан Волошин

…Когда время останавливается

По ночам, когда в туманезвезды в небе время ткут,я ловлю разрывы тканив вечном кружеве минут…Я ловлю в мгновенья эти,Как свевается покровсо всего, что в формах, цвете,со всего, что в звуке слов.Да! я помню мир инойПолустертый… непохожий…В вашей жизни – я прохожий,близкий всем, всему чужой.Ряд случайных сочетаниймировых путей и силв этот мир замкнутых гранейвлил меня и воплотил.Как ядро прикован к телушар земной. Свершая путь,вниз на звезды заглянутья решаюсь лишь несмело.Мир отрывочен и пуст…Необычно мне сознаньезнать весь мир как сочетаньелишь пяти отдельных чувств.Что одни зовут звериным…что одни зовут людским…Мне, который был единым,стать отдельным и мужским!Вечность с жгучей пустотоюнеразгаданных чудесскрыта близкой синевоюпримиряющих небес…Мне так радостно и нововсе обычное для вас…Я люблю обманность словаи прозрачность ваших глаз;ваши детские понятьясмерти, зла, любви, грехов —мир души, одетый в платьеиз священных, лживых слов:гармонично и поблеклов них мерцает мир вещей,как узорчатые стеклав мгле готических церквей.В вечных поисках истоковя люблю в себе следитьжутких мыслей и пороковнас связующую нить. —

Когда ж уйду я в вечность снова,и мне раскроется она,так ослепительно ясна,так беспощадна, так сурова…И звездным ужасом полна!

<1 ноября> 1903

Коктебель

Борис Садовской

Валерию Брюсову

(По прочтении «Urbi et orbi»)

Прервав сны вещего безумья,Ты вспомнил, наконец, о насИ кинул миру плод раздумья,Как отчеканенный алмаз.

Похитив радужные краскиУ неба, моря и лучей,Ты нам живописуешь сказкиТаинственных грядущих дней.

Зовешь нас к радостной свободе,К блаженству вечному души,Провидя тайны в звездном ходеИ в сумраке лесной глуши.

В решеньи пламенных вопросовЛюбви, рождения, концаВ тебе задумчивый философСменяет вещего певца.

Все, что сказать мы не умели,Ты, одинокий человек,Обрел в заоблачном пределеИ воплотил в стихе навек.

Не в силах мысль, огнем объята,Восторгов удержать своих… —Прими от младшего собратаИз сердца вырвавшийся стих!

Тебе привет мой, скорбный гений,Глашатай нового пути:В мир одиноких вдохновенийТы пособил мне перейти.

Я жду, молясь и пламенея,Душою я разорвался:Я пред собой увидел Фею,К которой отроком рвался…

За мной – обманы, жизнь пустая,Следы унылых, тяжких лет,А впереди – сиянье РаяИ данный Истине обет.

И твердо верю я отныне,Что светлой молодости сныЯ унесу с собой в пустыню,Как ликование весны.

О, если б мог я бесконечноОтдаться Тайне всей душойИ слиться с Истиной предвечной,Как звезды робкие с зарей!..

8 ноября 1903

Москва

Константин Бальмонт

Валерию Брюсову

Как разлюбить Ассаргадона?Пусть он, порой, людского стонаНе слышит, опьянен собой.Что стоит гений! В нем быть вечность,Замрет в нем, вспыхнув, быстротечность,Но быстрый миг поймет любой, —А кто поймет миров бездонность,Их длительность, их непреклонность,Их бури в бездне голубой?Один лишь он, кто – вне закона,Кто мерит дали небосклонаСвоей душою, лишь собой!

Декабрь 1903

Москва

Вячеслав Иванов

Valerio Vati[1]

Здесь вал, мутясь, непокоривойУ ног мятежится тоской,А там на мыс – уж белогривыйВысоко прянул конь морской.

Тебе несу подснежник раннийЯ с воскресающих полей,А ты мне: «Милый, чу, в тумане —Перекликанье журавлей».

<1903—1904>

Вячеслав Иванов

Ему же

Твой правый стих, твой стих победный,Как неуклонный наш язык,Облекся наготою медной,Незыблем, как латинский зык!

В нем слышу клект орлов на кручахИ ночи шелестный Аверн,И зов мятежный мачт скрипучих,И молвь Субурр, и хрип таверн.

Взлетит и прянет зверь крылатый,Как оный идол медянойПред венетийскою палатой —Лик благовестия земной.

Твой зорок стих, как око рыси,И сам ты – духа страж, Линкей,Елену уследивший с выси,Мир расточающий пред ней.

Ты – мышц восторг и вызов буйный,Языкова прозябший хмель.Своей отравы огнеструйнойТы сам не разгадал досель.

Твоя тоска, твое взыванье —Свист тирса, – тирсоносца ж нет…Тебе в Иакхе целованьеИ в Дионисе мой привет.

<1903—1904>

Вячеслав Иванов

«О сильный Лиры! Ты, чьи сны необычайны…»

О сильный Лиры! Ты, чьи сны необычайны,Верь – одарил тебя не светлый Аполлон,Но зодчий Лиры сам, Гермес – с ключами тайны,Струнами властных чар, чьим звоном АмфионПлоть глыб одушевлял и содвигались живыОсновы градные седмизатворной Фивы.

19 апреля 1904

Вячеслав Иванов

Mi fur le serpi amiche[2]

Dante, Inf., XXV 4

Валерию Брюсову

Уж я топчу верховный снегАлмазной, девственной пустыниПод синью траурной святыни:Ты, в знойной мгле, где дух полыни, —Сбираешь яды горьких нег.

В бесплотный облак и в эфирГлубокий мир внизу истаял…А ты – себя еще не чаял,И вещей пыткой не изваялСвой окончательный кумир.

Как День, ты новой мукой молод;Как Ночь, стара моя печаль…И я изведал горна голод,И на меня свергался молото,Пред тем как в отрешенный холодКрестилась дышащая сталь.

И я был раб в узлах змеи,И в корчах звал клеймо укуса;Но огнь последнего искусаЗаклял, и солнцем ЭммаусаОзолотились дни мои.

Дуга страдальной КрасотыТебя ведет чрез преступленье.Еще, еще преодоленье,Еще смертельное томленье, —И вот – из бездн восходишь ты!

27 ноября 1904

Андрей Белый

Старинному врагу

В.Б.

Ты над ущельем, демон горный,Взмахнул крылом и застил свет.И в туче черной, враг упорный,Стоял. Я знал: пощады нет —

И длань воздел – и облак белыйВ лазурь меня – в лазурь унес…Опять в эфирах, вольный, смелый,Омытый ласковостью рос,

Ты несся ввысь со мною рядом,Подобный дикому орлу.Но, опрокинут тяжким градом,Ты пал, бессильный, на скалу.

Ты пылью встал. Но пыль, но копотьСпалит огонь, рассеет гром.Нет, не взлетишь: бесцельно хлопатьСвоим растрепанным крылом.

Моя броня горит пожаром.Копье мне – молнья. Солнце – щит.Не приближайся: в гневе яромТебя гроза испепелит.

9 декабря 1904