Михаил Лермонтов - Бородино (сборник)
Ночь. II
Погаснул день! – и тьма ночная сводыНебесные как саваном покрыла.Кой-где во тьме вертелись и мелькалиСветящиеся точки,И между них земля вертелась наша;На ней, спокойствием объятой тихим,Уснуло всё – и я один лишь не спал.Один я не спал… страшным полусветом,Меж радостью и горестью срединой,Мое теснилось сердце – и желал яВеселие или печаль умножитьВоспоминаньем о убитой жизни:Последнее, однако, было легче!..
Вот с запада Скелет неизмеримыйПо мрачным сводам начал подниматьсяИ звезды заслонил собою…И целые миры пред ним уничтожались,И всё трещало под его шагами, –Ничтожество за ними оставалось –И вот приблизился к земному шаруГигант всесильный – всё на ней уснуло,Ничто встревожиться не мыслило – единый,Единый смертный видел, что не дай богСозданию живому видеть…И вот он поднял костяные руки –И в каждой он держал по человеку,Дрожащему – и мне они знакомы были –И кинул взор на них я – и заплакал!И странный голос вдруг раздался: «Малодушный!Сын праха и забвения, не ты ли,Изнемогая в муках нестерпимых,Ко мне взывал – я здесь: я смерть!..Мое владычество безбрежно!..Вот двое. – Ты их знаешь – ты любил их…Один из них погибнет. – ПозволяюОпределить неизбежимый жребий…И ты умрешь, и в вечности погибнешь –И их нигде, нигде вторично не увидишь –Знай, как исчезнет время, так и люди,Его рожденье – только Бог лишь вечен…Решись, несчастный!..»
Тут невольный трепетПо мне мгновенно начал разливаться,И зубы, крепко застучав, мешалиСловам жестоким вырваться из груди;И наконец, преодолев свой ужас,К скелету я воскликнул: «Оба! оба!..Я верю: нет свиданья – нет разлуки!..Они довольно жили, чтобы вечноПродлилося их наказанье.Ах! – и меня возьми, земного червя –И землю раздроби, гнездо разврата,Безумства и печали!..Всё, всё берет она у нас обманомИ не дарит нам ничего – кроме рожденья!..Проклятье этому подарку!..Мы без него тебя бы не знавали,Поэтому и тщетной, бедной жизни,Где нет надежд – и всюду опасенья.Да гибнут же друзья мои, да гибнут!..Лишь об одном я буду плакать:Зачем они не дети!..»
И видел я, как руки костяныеМоих друзей сдавили – их не стало –Не стало даже призраков и теней…Туманом облачился образ смерти,И – так пошел на север. Долго, долго,Ломая руки и глотая слезы,Я на Творца роптал, страшась молиться!..
Наполеон
(Дума)
В неверный час, меж днем и темнотой,Когда туман синеет над водой,В час грешных дум, видений, тайн и дел,Которых луч узреть бы не хотел,А тьма укрыть, чья тень, чей образ там,На берегу, склонивши взор к волнам.Стоит вблизи нагбенного креста?Он не живой. Но также не мечта:Сей острый взгляд с возвышенным челомИ две руки, сложенные крестом.
Пред ним лепечут волны и бегут,И вновь приходят, и о скалы бьют;Как легкие ветрилы, облакаНад морем носятся издалека.И вот глядит неведомая теньНа тот восток, где новый брезжит день;Там Франция! – там край ее роднойИ славы след, быть может скрытый мглой;Там, средь войны, ее неслися дни…О! для чего так кончились они!..
Прости, о слава! обманувший друг.Опасный ты, но чудный, мощный звук;И скиптр… о вас забыл Наполеон;Хотя давно умерший, любит онСей малый остров, брошенный в морях,Где сгнил его и червем съеден прах,Где он страдал, покинут от друзей,Презрев судьбу с гордыней прежних дней,Где стаивал он на брегу морском,Как ныне грустен, руки сжав крестом.
О! как в лице его еще видныСледы забот и внутренней войны,И быстрый взор, дивящий слабый ум,Хоть чужд страстей, всё полон прежних дум;Сей взор как трепет в сердце проникал,И тайные желанья узнавал,Он тот же всё; и той же шляпой он,Сопутницею жизни, осенен.Но – посмотри – уж день блеснул в струях…Призрака нет, всё пусто на скалах.
Нередко внемлет житель сих бреговЧудесные рассказы рыбаков.Когда гроза бунтует и шумит,И блещет молния, и гром гремит,Мгновенный луч нередко озарялПечальну тень, стоящую меж скал.Один пловец, как ни был страх велик,Мог различить недвижный смуглый лик,Под шляпою, с нахмуренным челом,И две руки, сложенные крестом.
Стансы
Я не крушуся о былом,Оно меня не усладило.Мне нечего запомнить в нем,Чего б тоской не отравило!
Как настоящее, оноСтрастями чудными облитоИ вьюгой зла занесено,Как снегом крест в степи забытый!
Ответа на любовь моюНапрасно жаждал я душою.И если о любви пою –Она была моей мечтою.
Я к одиночеству привык,Я б не умел ужиться с другом;Я б с ним препровожденный мигПочел потерянным досугом.
Мне скучно в день, мне скучно в ночь.Надежды нету в утешенье;Она навек умчалась прочь,Как жизни каждое мгновенье. –
На светлый запад удалюсь,Вид моря грусть мою рассеет.Ни с кем в отчизне не прощусь –Никто о мне не пожалеет!..
Быть может, будет мне о комТогда вздохнуть, – и провиденьеЗаплатит мне спокойным днемЗа долгое мое мученье.
Отрывок
На жизнь надеяться страшась,Живу, как камень меж камней,Излить страдания скупясь:Пускай сгниют в груди моей.Рассказ моих сердечных мукНе возмутит ушей людских.Ужель при сшибке камней звукПроникнет в середину их?
Хранится пламень неземнойСо дней младенчества во мне.Но велено ему судьбой,Как жил, погибнуть в тишине.Я твердо ждал его плодов,С собой беседовать любя.Утихнет звук сердечных слов:Один, один останусь я.
Для тайных дум я пренебрегИ путь любви и славы путь,Всё, чем хоть мало в свете могИль отличиться, иль блеснуть;Беднейший средь существ земных,Останусь я в кругу людей,Навек лишась достоинств ихИ добродетели своей!
Две жизни в нас до гроба есть,Есть грозный дух: он чужд уму;Любовь, надежда, скорбь и месть:Всё, всё подвержено ему.Он основал жилище там,Где можем память сохранять,И предвещает гибель нам,Когда уж поздно избегать.
Терзать и мучить любит он;В его речах нередко ложь;Он точит жизнь, как скорпион.Ему поверил я – и что ж!Взгляните на мое чело,Всмотритесь в очи, в бледный цвет;Лицо мое вам не моглоСказать, что мне пятнадцать лет.
И скоро старость приведетМеня к могиле – я взглянуНа жизнь – на весь ничтожный плод –И о прошедшем вспомяну:Придет сей верный друг могил,С своей холодной красотой:Об чем страдал, что я любил,Тогда лишь будет мне мечтой.
Ужель единый гроб для всехУничтожением грозит?Как знать: тогда, быть может, смехПолмертвого воспламенит!Придет веселость, звук чужойПоныне в словаре моем,И я об юности златойНе погорюю пред концом.
Теперь я вижу: пышный светНе для людей был сотворен.Мы сгибнем, наш сотрется след,Таков наш рок, таков закон;Наш дух вселенной вихрь умчитК безбрежным, мрачным сторонам.Наш прах лишь землю умягчитДругим, чистейшим существам.
Не будут проклинать они;Меж них ни злата, ни честейНе будет. – Станут течь их дни,Невинные, как дни детей;Меж них ни дружбу, ни любовьПриличья цепи не сожмут,И братьев праведную кровьОни со смехом не прольют!..
К ним станут (как всегда могли)Слетаться ангелы. – А мыУвидим этот рай земли,Окованы над бездной тьмы.Укоры зависти, тоскаИ вечность с целию одной:Вот казнь за целые векаЗлодейств, кипевших под луной.
Ночь. III
Темно. Всё спит. Лишь только жук ночной,Жужжа, в долине пролетит порой;Из-под травы блистает червячок,От наших дум, от наших бурь далек.Высоких лип стал пасмурней навес,Когда луна взошла среди небес…Нет, в первый раз прелестна так она!Он здесь. Стоит. Как мрамор, у окна.Тень от него чернеет по стене.Недвижный взор поднят, но не к луне;Он полон всем, чем только яд страстейУжасен был и мил сердцам людей.Свеча горит, забыта на столе,И блеск ее с лучом луны в стеклеМешается, играет, как любвиОгонь живой с презрением в крови!Кто ж он? кто ж он, сей нарушитель сна?Чем эта грудь мятежная полна?О, если б вы умели угадатьВ его очах, что хочет он скрывать!О, если б мог единый бедный другХотя смягчить души его недуг!
Элегия
