Георгий Адамович - Эмигранты. Поэзия русского зарубежья
Я русский
Я русский, я русый, я рыжий,Под солнцем рожден и возрос.Не ночью. Не веришь? Гляди жеВ волну золотистых волос.
Я русский, я рыжий, я русый.От моря до моря ходил.Низал я янтарные бусы,Я звенья ковал для кадил.
Я рыжий, я русый, я русский.Я знаю и мудрость и бред.Иду я — тропинкою узкой,Приду — как широкий рассвет.
Осень
Я кликнул в поле. Глухое полеПерекликалось со мной на воле.А в выси мчались, своей долиной,Полет гусиный и журавлиный.
Там кто-то сильный, ударя в бубны,Раскинул свисты и голос трубный.И кто-то светлый раздвинул тучи,Чтоб треугольник принять летучий.
Кричали птицы к своим пустыням,Прощаясь с летом, серея в синем.А я остался в осенней доле —На сжатом, смятом, бесплодном поле.
Русь
Северный венец
Только мы, северяне, сполна постигаем природуВ полнозвучьи всех красок, и звуков, и разностей сил,И когда приближаемся к нашему Новому Году,Нам в морозную ночь загораются сонмы кадил.
Только мы усмотрели, что всё совершается в миреСовершенством разбега в раздельности линий Креста,Лишь у нас перемены — в своем нерушимом — четыре,Всеобъемная ширь, четырех тайнодейств полнота.
Не дождит нам зима, как у тех, что и осень и летоНе сумеют сполна отличить от зимы и весны.Наша белая быль в драгоценные камни одета,Наши Святки — душа, наша тишь — неземной глубины.
О, священная смерть в безупречном — чистейшей одежды,Ты являешь нам лик беспредельно-суровой зимы,Научая нас знать, что, когда замыкаются вежды,Воскресение ждет, — что пасхальны и вербы и мы.
Только Север узнал, как в душе полнозначна примета,И предпервую весть приближенья весенних огнейНам чирикнет снегирь, — красногрудый, поманит он лето,Мы расслышим весну — в измененных полозьях саней.
Переведались дни — через оттепель — с новым морозом,Зачернелась земля, глухариный окончился ток,И проломленный наст — это мост к подступающим грозам,В полюбивших сердцах разливается алый Восток.
Развернись, разбежись, расшумись, полноводная сила,Воля Волги, Оки и пропетого югом Днепра,Сколько звезд — столько птиц, и бескрайно колдует бродило.По лугам, по лесам, по степям — огневая игра.
Насладись, ощутив, как сверкают зарницы в рассудке,Захмелевшая кровь провещает свой сказ наизусть,И вздохни близ купав, и довей тишину к незабудке,И с кукушкой расслышь, как в блаженство вливается грусть.
Досказалась весна. Распалилась иная истома.Огнердеющий мак. Тайновеющий лес в забытьи.Полноцветное празднество молнии, таинство грома,Вся Россия — в раскатах телеги пророка Ильи.
Вся небесная высь — в полосе огневеющей гривы,В перебросе копыт, в перескоке и ржаньи коня.И серебряный дождь напоил золотистые нивы,В каждой травке — припев: «И меня, напои и меня!»
Что красивее колоса ржи в полноте многозерни?Что желанней душе, чем тяжелая важность снопа?Что прекрасней, чем труд? Или песня — его достоверней?Лишь работой, припавши к земле, наша мысль не слепа.
И опять оттолкнись от тебя обласкавшего праха,Посмотри, как простор углубился вблизи и вдали,Закурчавился ветер, летит, налетает с размаха,Улетают — с душой — далеко — за моря — журавли.
Разбросалась брусника. Развесились гроздья рябины.Многозаревный вечер последнее пламя дожег.Столько звезд в высоте, что, наверно, там в небе — смотрины.Новый выглянул серп. Завтра — первый перистый снежок.
Осень 1925 ВандеяРусский язык
Язык, великолепный наш язык.Речное и степное в нем раздолье,В нем клекоты орла и волчий рык,Напев и звон и ладан богомолья.
В нем воркованье голубя весной,Взлет жаворонка к солнцу — выше, выше.Березовая роща. Свет сквозной.Небесный дождь, просыпанный по крыше.
Журчание подземного ключа.Весенний луч, играющий по дверце.В нем Та, что приняла не взмах меча,А семь мечей — в провидящее сердце.
И снова ровный гул широких вод.Кукушка. У колодца молодицы.Зеленый луг. Веселый хоровод.Канун на небе. В черном — бег зарницы.
Костер бродяг за лесом, на горе,Про Соловья-разбойника былины.«Ау!» в лесу. Светляк в ночной поре.В саду осеннем красный грозд рябины.
Соха и серп с звенящею косой.Сто зим в зиме. Проворные салазки.Бежит савраска смирною рысцой.Летит рысак конем крылатой сказки.
Пастуший рог. Жалейка до зари.Родимый дом. Тоска острее стали.Здесь хорошо. А там — смотри, смотри.Бежим. Летим. Уйдем. Туда. За дали.
Чу, рог другой. В нем бешеный разгул.Ярит борзых и гончих доезжачий.Баю-баю. Мой милый! Ты уснул?Молюсь. Молись. Не вечно неудачи.
Я снаряжу тебя в далекий путь.Из тесноты идут вразброд дороги.Как хорошо в чужих краях вздохнутьО нем — там, в синем — о родном пороге.
Подснежник наш всегда прорвет свой снег,В размах грозы сцепляются зарницы.К Царьграду не ходил ли наш Олег?Не звал ли в полночь нас полет Жар-птицы?
И ты пойдешь дорогой Ермака,Пред недругом вскричишь: «Теснее, други!»Тебя потопит льдяная река,Но ты в века в ней выплывешь в кольчуге.
Поняв, что речь речного серебраНе удержать в окованном вертепе,Пойдешь ты в путь дорогою Петра,Чтоб брызг морских добросить в лес и в степи.
Гремучим сновиденьем наявуТы мысль и мощь сольешь в едином хоре,Венчая полноводную НевуС Янтарным морем в вечном договоре.
Ты клад найдешь, которого искал,Зальешь и запоешь умы и страны.Не твой ли он, колдующий Байкал,Где в озере под дном не спят вулканы?
Добросил ты свой гулкий табор-стан,Свой говор златозвонкий, среброкрылый —До той черты, где Тихий океанЗаворожил подсолнечные силы.
Ты вскликнул: «Пушкин!» Вот он, светлый бог,Как радуга над нашим водоемом.Ты в черный час вместишься в малый вздох.Но Завтра — встанет! С молнией и громом!
3 июля 1924 ШатэлейонДюнные сосны
Взвихрены ветром горбатые дюны,Бор взгромоздился на выступ откосный.Ветер качает зеленые струны,Ветки поющие, терпкие сосны.
Голос безгласия, Север на Юге,Ветру покорствуя, редко немые,Те — перекручены в дикие дуги,Те — как у нас, безупречно-прямые.
В этих лесах не курчавится щебетНаших веселых играющих пташек.В зарослях ветер лишь вереск теребит,Нет здесь — знакомых нам с детства — ромашек.
Не закачается дружная стаяСолнышек желтых и луночек белых,Пахнут лишь капли смолы, нарастая,Ладан цветет в ветрохвойных пределах.
Ландыш не глянет. Кукушка не стонетВ час, как везде — хороводами вёсны.Ветер песчинки мятелями гонит,Медью трезвонит сквозь дюнные сосны.
Если б — «Ау!» — перекликнуться с лешим,С теми тенями, что век с нами юны…Грустные странники, чем себя тешим?Гусли нам — сосны, и ветки их — струны.
Вся моя радость — к обветренным склонамГорько прильнуть, вспоминая и чая.Если б проснуться в лесу мне зеленом,Там, где кукует кукушка родная!
6 сентября 1926Колодец