Хаким Фирдоуси - Шах-наме
Вместе с тем Рустам в «Шах-наме» не безмолвный раб, а самостоятельная личность, наделенная огромным чувством собственного достоинства, сознающая свою силу и мощь, но тем не менее соблюдающая древние обычаи. Таким изображает его Фирдоуси в сцене, в которой шах Кей-Кавус осыпал его бранью и угрозами за опоздание на несколько дней, когда был вызван для похода против Сухраба. Сначала Кей-Кавус шлет богатырю письмо с просьбой, чуть ли не умоляет:
Пусть вечно бодрым разум твой пребудет!Пусть в мире все тебе на радость будет!
Ты с древних лет опорой нашей был,Ты — столп страны, источник вечных сил…
Пусть вечно над вселенною цветет,От миродержца твой идущий род!
И счастье шахское не потускнеет,Пока Рустам своим мечом владеет.
И вот Рустам прибывает во дворец вместе с посланным за ним витязем Гивом. Кей-Кавус приходит в ярость, и речи его звучат полным контрастом тому, что было сказано в письме:
Рассвирепел Кавус, насупил брови,Привстал, как лютый лев, что жаждет крови.
От ярости, казалось, был он пьян,В растерянность поверг он весь диван.
Вскричал: «Измена! Знаю я давно их!Схвати их, Тус! Веди, повесь обоих!»
Хотя Рустам и верный вассал и подданный, он не дозволяет никому оскорблять свою честь и достоинство, и вот как он отвечает вспыльчивому властелину:
Шагнул и шаху в ярости сказал:«Зря на меня ты гневом воспылал!
Безумен ты, твои поступки дики,Ты недостоин звания владыки!..
Когда меня избрать хотели шахомБогатыри, охваченные страхом,
Я даже не взглянул на шахский трон.Был мной обычай древний соблюден.
А ведь — когда бы взял венец и власть я,Ты б не имел величия и счастья».
Рустам покидает шаха, но вельможи и витязи посылают к нему мудрого Гударза, который уговаривает разгневанного богатыря простить шаха во имя спасения Ирана. Он возвращается, и вновь Кей-Кавус произносит совершенно иные, лицемерные слова:
Ему навстречу встал с престола шахИ молвил со слезами на глазах:
«Я нравом одарен непостоянным,—Прости! Так, видно, суждено Йезданом…
Ты нам, Рустам, один теперь защита,Опора наша, воин знаменитый!..
Мне в мире нужен только ты один,—Помощник, друг мой, мощный исполин!»
В этих сценах поэт утверждает абсолютное гражданское превосходство народного героя и любимца над шахом. Величие Рустама и ничтожество властелина со всей мощью своего таланта Фирдоуси изобразил и в конфликте его с Исфандиаром. Художественное разрешение и мотивировка конфликта в данном случае намного сложнее, поскольку Исфандиар выступает как положительный герой, которому симпатизирует сам автор. Исфандиар — фигура трагическая, раздираемая противоречивыми чувствами. Он — молодой и неуязвимый воин, несправедливо оклеветанный, но тем не менее вставший грудью на защиту отчизны, когда ей угрожают неприятели. Он совершает множество блестящих подвигов и сокрушает врагов родины.
С другой стороны, Исфандиар жаждет и шахского трона. И после завершения победоносного похода он требует от отца, шаха Гуштаспа, уступить ему обещанный трон. Однако Гуштасп ставит еще одно условие — привести в столицу Рустама, скованного по рукам и ногам. Гуштасп заведомо посылает сына на смерть, так как со слов мудрого Джамаспа ему известно, что Исфандиар погибнет только от руки Рустама. Исфандиар осознает всю несправедливость требования Гуштаспа, видит, что отец платит Рустаму черной неблагодарностью, чувствует, что идет на неправое дело, и тем не менее соглашается выполнить желание отца, так как страстно жаждет царской власти. В данном случае к Исфандиару с полным основанием можно отнести слова Гегеля, сказанные им об Ахиллесе как о характере, сотканном из противоречий.
Фирдоуси облагораживает образ Рустама, который готов подчиниться шахскому требованию и явиться с повинной в столицу, но категорически отказывается разрешить сковать себя по рукам и ногам, так как рыцарская честь не позволяет ему этого. И Рустам старается склонить Исфандиара к мирному исходу, умоляет решить спор полюбовно, но тот неумолим и надменен, так как он получит трон лишь при выполнении отцовского приказа.
В этой коллизии проявляется мастерство Фирдоуси в создании трагического конфликта, решение которого может быть найдено лишь в смерти Исфандиара.
Величие гения Фирдоуси сказалось и в оценке им народных антифеодальных движений. Как великий художник он стремился преодолеть историческую и классовую ограниченность своего мировоззрения и поднялся выше средневековых представлений о характере и сущности восстаний, направленных против сильных мира сего.
Авторы исторических хроник и придворные поэты стремились заклеймить и очернить восставших крестьян и их вождей. Для сравнения можно привести слова историка X века Саалиби: «Чернь и бедняки беспорядочными толпами стекались к Маздаку, они сильно полюбили его и поверили в его пророческую миссию. Он же беспрестанно говорил лживые слова». Другой историк, Табари, называет восставших «разбойниками, насильниками, прелюбодеями», а Маздака — корыстолюбцем и подстрекателем.
И совершенно иную, правда, в некотором отношении противоречивую характеристику Маздаку и повстанцам дает Фирдоуси:
Был некий муж по имени Маздак,Разумен, просвещен, исполнен благ.
Настойчивый, красноречивый, властный,Сей муж Кубада поучал всечасно.
«Разбойники» и «грабители» средневековых хроник для автора «Шах-наме» были голодными отчаявшимися людьми, вынужденными изъять хлеб из царских амбаров; Фирдоуси так описывает этот эпизод:
Сказал Маздак: «О царь, живи вовек!Допустим, что закован человек.
Без хлеба, в тяжких муках смерть он примет,А некто в это время хлеб отнимет.
Как наказать того, кто отнял хлеб,Кто не хотел, чтоб страждущий окреп»
А между тем, — ответь мне, царь верховный,—Умен, богобоязнен был виновный?»
Сказал владыка: «Пусть его казнят:Не убивал, но в смерти виноват».
Маздак, склонившись ниц, коснулся праха,Стремительно покинул шаханшаха.
Голодным людям отдал он приказ:«К амбарам отправляйтесь вы тотчас,
Да будет каждый наделен пшеницей,А спросят плату, — пусть воздаст сторицей».
Он людям и свое добро вручил,Чтоб каждый житель долю получил.
Голодные, и молодой и старый,Тут ринулись, разграбили амбары
Царя царей и городских господ:Ведь должен был насытиться народ!
Когда же, пишет Фирдоуси, шаху донеели об этом, он потребовал Маздака к ответу, и тот дал такое объяснение:
Лекарство для голодного — еда,А сытым неизвестна в ней нужда.
Поймет владыка, что к добру стремится:Без пользы в закромах лежит пшеница.
Повсюду голод, входит смерть в дома,Виной — нетронутые закрома.
В повествовании Фирдоуси проскальзывает какое-то легкое осуждение, когда он пишет «разграбили», или же в другом случае:
К Маздаку люди шли со всей державы,Покинув правый путь, избрав неправый.
Фирдоуси изображает вооруженные столкновения как величайшие бедствия для населения, страдавшего не только от вражеского нашествия, но и от воинов своей страны, которые обирали во время походов мирных жителей, вытаптывали их посевы. Поэт глубоко переживает участь тружеников, он скорбит об их доле, и его отношение к этому отразилось в «Шах-наме» в форме приказов, которые издают правители перед походами. Так, например, шах Кей-Хосров наставляет военачальника Туса:
Ты никого не обижай в пути,Законы царства должен ты блюсти.
Тех, кто не служит в войске, — земледельцев,Ремесленников мирных и умельцев,—
Да не коснется пагубная длань:Вступай ты только с воинами в брань.
Об этом же свидетельствует и другой пример: во время похода в Малую Азию шах Хосров Ануширван велел казнить воина, посмевшего отобрать у земледельца мешок соломы. И поэт-гуманист видит в подобном поступке правителя факт величайшей справедливости.
