Сборник - Бородинское поле. 1812 год в русской поэзии (сборник)

Лишь звезды блеснут в небесах,

Корабль одинокий несется,

Несется на всех парусах.

Не гнутся высокие мачты,

На них флюгера не шумят,

И молча в открытые люки

Чугунные пушки глядят.

Не слышно на нем капитана,

Не видно матросов на нем;

Но скалы, и тайные мели,

И бури ему нипочем.

Есть остров на том океане —

Пустынный и мрачный гранит;

На острове том есть могила,

А в ней император зарыт.

Зарыт он без почестей бранных

Врагами в сыпучий песок,

Лежит на нем камень тяжелый,

Чтоб встать он из гроба не мог.

И в час его грустной кончины,

В полночь, как свершается год,

К высокому берегу тихо

Воздушный корабль пристает.

Из гроба тогда император,

Очнувшись, является вдруг;

На нем треугольная шляпа

И серый походный сюртук.

Скрестивши могучие руки,

Главу опустивши на грудь,

Идет и к рулю он садится

И быстро пускается в путь.

Несется он к Франции милой,

Где славу оставил и трон,

Оставил наследника-сына

И Старую гвардию он.

И только что землю родную

Завидит во мраке ночном,

Опять его сердце трепещет

И очи пылают огнем.

На берег большими шагами

Он смело и прямо идет,

Соратников громко он кличет

И маршалов грозно зовет.

Но спят усачи гренадеры —

В равнине, где Эльба шумит,

Под снегом холодной России,

Под знойным песком пирамид.

И маршалы зова не слышат:

Иные погибли в бою,

Другие ему изменили

И продали шпагу свою.

И, топнув о землю ногою,

Сердито он взад и вперед

По тихому берегу ходит,

И снова он громко зовет:

Зовет он любезного сына,

Опору в превратной судьбе;

Ему обещает полмира,

А Францию только себе.

Но в цвете надежды и силы

Угас его царственный сын,

И долго, его поджидая,

Стоит император один —

Стоит он и тяжко вздыхает,

Пока озарится восток,

И капают горькие слезы

Из глаз на холодный песок,

Потом на корабль свой волшебный,

Главу опустивши на грудь,

Идет и, махнувши рукою,

В обратный пускается путь.

15 марта 1840 г.

Последнее новоселье

Меж тем как Франция, среди рукоплесканий

И кликов радостных, встречает хладный прах

Погибшего давно среди немых страданий

В изгнанье мрачном и цепях;

Меж тем как мир услужливой хвалою

Венчает позднего раскаянья порыв

И вздорная толпа, довольная собою,

Гордится, прошлое забыв, —

Негодованию и чувству дав свободу,

Поняв тщеславие сих праздничных забот,

Мне хочется сказать великому народу:

Ты жалкий и пустой народ!

Ты жалок потому, что вера, слава, гений,

Все, все великое, священное земли,

С насмешкой глупою ребяческих сомнений

Тобой растоптано в пыли.

Из славы сделал ты игрушку лицемерья,

Из вольности – орудье палача,

И все заветные отцовские поверья

Ты им рубил, рубил сплеча, —

Ты погибал… И он явился, с строгим взором,

Отмеченный Божественным перстом,

И признан за вождя всеобщим приговором,

И ваша жизнь слилася в нем, —

И вы окрепли вновь в тени его державы,

И мир трепещущий в безмолвии взирал

На ризу чудную могущества и славы,

Которой вас он одевал.

Один, – он был везде, холодный, неизменный,

Отец седых дружин, любимый сын молвы,

В степях египетских, у стен покорной Вены,

В снегах пылающей Москвы!

А вы что делали, скажите, в это время,

Когда в полях чужих он гордо погибал?

Вы потрясали власть избранную, как бремя,

Точили в темноте кинжал!

Среди последних битв, отчаянных усилий,

В испуге не поняв позора своего,

Как женщина, ему вы изменили

И, как рабы, вы предали его!

Лишенный прав и места гражданина,

Разбитый свой венец он снял и бросил сам,

И вам оставил он в залог родного сына —

Вы сына выдали врагам!

Тогда, отяготив позорными цепями,

Героя увезли от плачущих дружин,

И на чужой скале, за синими морями,

Забытый, он угас один —

Один, – замучен мщением бесплодным,

Безмолвною и гордою тоской —

И, как простой солдат в плаще своем походном,

Зарыт наемною рукой.

Но годы протекли, и ветреное племя

Кричит: «Подайте нам священный этот прах!

Он наш; его теперь, великой жатвы семя,

Зароем мы в спасенных им стенах!»

И возвратился он на родину; безумно,

Как прежде, вкруг него теснятся и бегут

И в пышный гроб, среди столицы шумной,

Останки тленные кладут.

Желанье позднее увенчано успехом!

И краткий свой восторг сменив уже другим,

Гуляя, топчет их с самодовольным смехом

Толпа, дрожавшая пред ним.

И грустно мне, когда подумаю, что ныне

Нарушена святая тишина

Вокруг того, кто ждал в своей пустыне

Так жадно, столько лет – спокойствия и сна!

И если дух вождя примчится на свиданье

С гробницей новою, где прах его лежит,

Какое в нем негодованье

При этом виде закипит!

Как будет он жалеть, печалию томимый,

О знойном острове, под небом дальних стран,

Где сторожил его, как он непобедимый,

Как он великий, океан!

1841

Яков Петрович Полонский

1819–1898

Переход через Неман

Вот Руси границы, вот Неман. Французы

Наводят понтоны; работа кипит…

И с грохотом катятся медныя пушки,

И стонет земля от копыт.

Чу! бьют в барабаны… Склоняют знамена;

Как гром далеко раздается: «Vivat!»

За кем на конях короли-адъютанты

В парадных мундирах летят?

Надвинув свою треугольную шляпу,

Все в том же походном своем сюртуке,

На белом коне проскакал император —

С подзорной трубою в руке.

Чело его ясно, движенья спокойны,

В лице не видать сокровенных забот.

Коня на скаку осадил он и видит —

За Неманом туча встает…

И думает он: «Эта темная туча

Моей светозарной звезды не затмит!»

И мнится ему в то же время, – сверкая,

Из тучи перст Божий грозит…

И, душу волнуя, предчувствие шепчет:

«Сомнет знамена́ твои русский народ!»

«Вперед!» – говорят ему слава и гений. —

Вперед, император! Вперед!»

И лик его бледен, движенья тревожны,

И шагом он едет, и молча глядит,

Как к Неману катятся медныя пушки

И стонут мосты от копыт.

1845(?)

Николай Федорович Щербина

1821–1869

Великая панихида

Нe от ливня, не от града,

И залиты, и побиты,

Полегли хлеба на поле:

То под матушкой-Москвою,

По долам и по равнинам,

Много храбрых ратей русских

И французских полчищ много

Ко сырой земле приникло,

Переколотых, побитых

Палашами и штыками,

И дождем и пуль, и ядер…

Дети матери великой,

Милой Родины защита,

Доброму царю радельцы!

За любовь, за жертвы ваши,

Что вы душу положили

За народ свой и за землю,

В память вечную вам, братья,

Мы отпели панихиду,

И такую панихиду,

Что не видано на свете

И не слыхано доныне!..

Но за всех вас, славно павших,

Свеч у нас недоставало,

Воску вдоволь не хватало:

И под небом, храмом Божьим,

Мы зажгли от всей России

Лишь одну свечу большую —

Матушку-Москву родную,

Чтобы та свеча горела

Вам за упокой душевный,

А врагам на посрамленье!..

Аполлон Николаевич Майков

1821–1897

Сказание о 1812 годе

Ветер гонит от востока

С воем снежные метели…

Дикой песнью злая вьюга

Заливается в пустыне…

По безлюдному простору,

Без ночлега, без привала,

Точно сонм теней, проходят

Славной армии остатки,

Егеря и гренадеры.

Кто окутан дамской шалью,

Кто церковною завесой, —

То в сугробах снежных вязнут,

То скользят, вразброд взбираясь

На подъем оледенелый…

Где пройдут – по всей дороге

Пушки брошены, лафеты;

Снег заносит трупы коней,

И людей, и колымаги,

Нагружённые добычей

Из святых московских храмов…

Посреди разбитой рати

Едет вождь ее, привыкший

К торжествам лишь да победам…

В по́шевнях на жалких клячах,

Едет той же он дорогой,

Где прошел еще недавно

Полный гордости и славы,

К той загадочной столице

С золотыми куполами,

Где, казалось, совершится

В полном блеске чудный жребий

Повелителя вселенной,

Сокрушителя империй…

Где ж вы, пышные мечтанья!

Гордый замысел!.. Надежды

И глубокие расчеты

Прахом стали, и упорно