Том 4. Поэмы, сказки - Александр Сергеевич Пушкин

 Над хладным телом я остался,

Три ночи с ним не расставался,

Всё ждал, очнется ли мертвец?

И горько плакал. Наконец

Взял заступ; грешную молитву

Над братней ямой совершил

И тело в землю схоронил…

Потом на прежнюю ловитву

Пошел один… Но прежних лет

Уж не дождусь: их нет как нет!

Пиры, веселые ночлеги

И наши буйные набеги –

Могила брата всё взяла.

Влачусь угрюмый, одинокий,

Окаменел мой дух жестокий,

И в сердце жалость умерла.

Но иногда щажу морщины:

Мне страшно резать старика;

На беззащитные седины

Не подымается рука.

Я помню, как в тюрьме жестокой

Больной, в цепях, лишенный сил,

Без памяти, в тоске глубокой

За старца брат меня молил».

Бахчисарайский фонтан*

Многие, так же как и я, посещали сей фонтан; но иных уже нет, другие странствуют далече.

Сади

1821–1823

 Гирей сидел, потупя взор;

Янтарь в устах его дымился;

Безмолвно раболепный двор

Вкруг хана грозного теснился.

Всё было тихо во дворце;

Благоговея, все читали

Приметы гнева и печали

На сумрачном его лице.

Но повелитель горделивый

Махнул рукой нетерпеливой:

И все, склонившись, идут вон.

 Один в своих чертогах он;

Свободней грудь его вздыхает,

Живее строгое чело

Волненье сердца выражает.

Так бурны тучи отражает

Залива зыбкое стекло.

 Что движет гордою душою?

Какою мыслью занят он?

На Русь ли вновь идет войною,

Несет ли Польше свой закон1,

Горит ли местию кровавой,

Открыл ли в войске заговор2,

Страшится ли народов гор3,

Иль козней Генуи лукавой?4

 Нет, он скучает бранной славой,

Устала грозная рука;

Война от мыслей далека.

 Ужель в его гарем измена

Стезей преступною вошла,

И дочь неволи, нег и плена

Гяуру сердце отдала?

 Нет, жены робкие Гирея,

Ни думать, ни желать не смея,

Цветут в унылой тишине;

Под стражей бдительной и хладной

На лоне скуки безотрадной

Измен не ведают оне.

В тени хранительной темницы

Утаены их красоты:

Так аравийские цветы

Живут за стеклами теплицы.

Для них унылой чередой

Дни, месяцы, лета проходят

И неприметно за собой

И младость, и любовь уводят.

Однообразен каждый день,

И медленно часов теченье.

В гареме жизнью правит лень:

Мелькает редко наслажденье.

Младые жены, как-нибудь

Желая сердце обмануть,

Меняют пышные уборы,

Заводят игры, разговоры

Или при шуме вод живых,

Над их прозрачными струями,

В прохладе яворов густых

Гуляют легкими роями.

Меж ними ходит злой эвнух,

И убегать его напрасно:

Его ревнивый взор и слух

За всеми следует всечасно.

Его стараньем заведен

Порядок вечный. Воля хана

Ему единственный закон;

Святую заповедь Корана

Не строже наблюдает он.

Его душа любви не просит;

Как истукан, он переносит

Насмешки, ненависть, укор,

Обиды шалости нескромной,

Презренье, просьбы, робкий взор,

И тихий вздох, и ропот томный.

Ему известен женский нрав;

Он испытал, сколь он лукав

И на свободе, и в неволе:

Взор нежный, слез упрек немой

Не властны над его душой;

Он им уже не верит боле.

 Раскинув легкие власы,

Как идут пленницы младые

Купаться в жаркие часы,

И льются волны ключевые

На их волшебные красы,

Забав их сторож неотлучный,

Он тут; он видит, равнодушный,

Прелестниц обнаженный рой;

Он по гарему в тьме ночной

Неслышными шагами бродит:

Ступая тихо по коврам,

К послушным крадется дверям,

От ложа к ложу переходит;

В заботе вечной, ханских жен

Роскошный наблюдает сон,

Ночной подслушивает лепет;

Дыханье, вздох, малейший трепет, –

Всё жадно примечает он:

И горе той, чей шепот сонный

Чужое имя призывал

Или подруге благосклонной

Порочны мысли доверял!

 Что ж полон грусти ум Гирея?

Чубук в руках его потух;

Недвижим и дохнуть не смея,

У двери знака ждет эвнух.

Встает задумчивый властитель;

Пред ним дверь настежь. Молча, он

Идет в заветную обитель

Еще недавно милых жен.

 Беспечно ожидая хана,

Вокруг игривого фонтана

На шелковых коврах оне

Толпою резвою сидели

И с детской радостью глядели,

Как рыба в ясной глубине

На мраморном ходила дне.

Нарочно к ней на дно иные

Роняли серьги золотые.

Кругом невольницы меж тем

Шербет носили ароматный

И песнью звонкой и приятной

Вдруг огласили весь гарем:

Татарская песня

1

«Дарует небо человеку

Замену слез и частых бед:

Блажен факир, узревший Мекку

На старости печальных лет.

2

Блажен, кто славный брег Дуная

Своею смертью освятит:

К нему навстречу дева рая

С улыбкой страстной полетит.

3

 Но тот блаженней, о Зарема,

Кто, мир и негу возлюбя,

Как розу, в тишине гарема

Лелеет, милая, тебя».

Они поют. Но где Зарема,

Звезда любви, краса гарема? –

Увы, печальна и бледна,

Похвал не слушает она;

Как пальма, смятая грозою,

Поникла юной головою;

Ничто, ничто не мило ей:

Зарему разлюбил Гирей.

 Он изменил!.. Но кто с тобою,

Грузинка, равен красотою?

Вокруг лилейного чела

Ты косу дважды обвила;

Твои пленительные очи

Яснее дня, чернее ночи.

Чей голос выразит