Живу. Зову. Помню - Виталий Васильевич Бушуев
как быть?
Не прост ответ.
Рублем нельзя купить
того, что нет.
А нет былой страны
и прежних грез.
И мысли, что стройны,
теперь – вразнос.
Перед грозой
Загорелись у радуги крылья
и дрожит в напряженьи дуга.
Грозовою насыщена пылью,
атмосфера до боли туга.
Без пророчеств и Ванды и Глобы
ясно: вскорости лопнет струна,
вздрогнет мир.
Но хочу, чтоб без злобы
и без крови омылась страна.
Гроза
На голубом небесном поле
навстреч друг другу как враги,
сорвавшись с черного приколья,
метнулись молний остроги.
И все, ярясь, заголосило
и заметалось взад-вперед.
Какая бешеная сила –
и так бездарно душу рвет.
Воронье не поделило падаль
Воронье не поделило падаль,
раскричалось как базарный грай.
но пришел с совковою лопатой
дворник…
и убрал вонючий рай.
Малиновое солнце
Малиновое солнце
ласкает горизонт,
и утренние тучи
в его объятьях тают,
а я беру с собой в дорогу зонт -
с погодой нашей всякое бывает.
То – тишь да гладь,
а то – гудят ветра,
жара
сменяется вдруг снегом небывалым
О, переменчивость -
извечная черта
российской жизни,
и в большом
и в малом.
Взметнулись в небо
Взметнулись в небо
стрелы колоннад
над
хладом
застарелых площадей.
Мы – разминулись:
непо-
гребенный на Пискаревском
Ленинград
и Петербург
как петролатум наших дней.
На солдатском кладбище
На могилах оседает снег,
оголяя мраморные доски -
силится усопший человек
дотянуться до колен березки;
и она пытается помочь,
ветки как ручонки простирая -
ждет отца с войны родная дочь…
… Но молчит в ответ земля сырая.
Ты казенной истине внемли:
все мы будем памятью и тенью,
чтоб в утробе матери – земли
быть готовым к новому рожденью.
23.02.98.
Проснись, Русь
Даже в самые вялые годы
ты всегда неутешной была,
восполняя нехватку свободы
ощущеньем мечты и тепла.
Пусть ошиблись твои демиурги,
подведя тебя к красной стене,
ты-
себя не теряла,
и в жмурки
не играла меж чуждых теней.
Ты, горюя,
себя уважала,
у тебя было что-то свое,
а сегодня от сытого жала
потеряла себя самое.
Ты пошла по рукам -
недотрога,
звездный свет над тобою погас,
и ухабистой русской дорогой
биты вдребезги
«Вольво» и «Газ».
Русь, проснись,
оглядись хорошенько,
сбрось ты с плеч паутину словес,
тяжело,
но взойди по ступенькам
к изначальному лику небес.
7.11.94 г.
Так на Руси заведено
Так на Руси заведено:
коль повод есть -
не медли сборы,
пусть по губам течет вино,
а на закуску – разговоры.
Так размягчается душа,
ей хочется вокруг излиться.
И этой аурой дыша
перестаешь стенать и злиться;
и ощущая живость лиц,
стряхнувших дел оцепененье,
заботы оседают ниц
и возвышаются творенья.
И начинаешь понимать,
обняв соседку иль соседа:
не зря рожает в муках мать,
даруя жизнь как чудо света.
Рождественская ночь
Рождественская ночь -
начало всех начал,
по крайней мере, нового завета.
Мороз обмяк,
и лишь маразм крепчал,
и не несет надежды луч рассвета.
О, сколько фарисейства нынче в нас:
одной рукою молим покаянье,
другою – в тот же день и тот же час
несем мы людям смертные страданья;
чем меньше тех – неверных на земле,
тем более Христа-младенца славим.
Когда же окопавшихся в Кремле
в далекое небытие мы сплавим?
Не надо мне гнусавеньких молитв,
сопровождаемых снарядным свистом.
Чтоб не было на свете больше битв,
останусь-ка я лучше атеистом.
7.01.95 г.
При закладке храма Христа-Спасителя
во время Чеченской войны
Извините
То же имя у реки,
те же камни пьедестала,
но худою память стала -
извините, старики.
23-е февраля -
день советского солдата -
отмечала вся Земля.
А сегодня – что за дата?
День защитника. А кто ж
засадил нам в душу нож?
От кого ж нам защищаться и кого нам защищать?
Старики идут прощаться – но не надо нас прощать
Мы – широкая душа, и в Отечестве своем
что не продали -
пропьем,
чтобы дрыхнуть, чуть дыша,
в норы схоронив мешки.
Извините, мужики…
23.02.95
В. Листьеву
Факт убийства.
Изливаюсь желчью
на судьбу, на киллеров, на власть
и пытаюсь покаянной речью
в рай помочь Душе его попасть.
Но в раю Она – не приживется
с теми, кто давно обрел покой,
потому к глазам потухшим жмется,
силясь в них вдохнуть
порыв благой.
Не надо пламенных речей
Не надо пламенных речей,
не надо плачущих свечей -
он нем и глух – уже ничей,
принадлежа всецело богу.
А нам осталось только боль,
сопровождающая роль,
и в подсознании – изволь
торить извечную дорогу
по каменистой целине,
где каждый шаг тяжел вдвойне,
поскольку общий груз – на мне.
А воздух – завистью отравлен.
Не защитят торосы дел,
но ты иди – покуда цел,
хотя оптический прицел
и на тебя уже направлен.
01.03.95 г.
Колокола
Колокола
звонят российской ширью,
разносит ветер звоны их окрест,
они плывут над Волгой и Сибирью,
услышит их и Магадан и Брест.
Над всей страной,
и нынешней и прежней,
разносится грядущий благовест,
и осеняет лоб в надежде
грешный,
целуя свой подзаржавевший крест.
Вещают звоны,
что придет мессия,
возглавит наш всеобщий крестный ход,
Ему
доверит души весь народ,
и оживет недужная Россия.
Тротуары устали от мата
Тротуары устали от мата,
от окурков, плевков и дерьма,
от преступного автомата,
по которому плачет тюрьма.
Им бы ливнем обильным омыться
и зеленой травой прорасти,
чтоб злосчастная наша столица
облегченно вздохнула:
прости.
Вспрянь
Стынет от стона стена,
страстно струится струна -
стыдно так стадно стенать,
сонно-срамная страна.
Смяла себя ты сама,
за спину вскинув суму.
Снегом заносит зима
санные слезы – следы.
Вспрянуть сумеешь ли ты,
славной и сильною став,
снова себя осознав
сродницей своеуму.
Прости
Я не верю
ни в Христа, ни в
