Живу. Зову. Помню - Виталий Васильевич Бушуев
светлом деле.
Мы евразийские просторы
не прятали по личным норам,
не веря черту и попам
и степи ставя на-попа,
мечтали в Космо-дух попасть
или на поле брани пасть.
Неважно,
росы иль славяне,
варяги, половцы иль тюрки,
мы – по натуре – россияне,
а по призванью – демиурги.
Человек – как витязь на распутье
Человек -
как витязь на распутье:
вспять не повернуть -
дороги нет;
впереди -
крестов церковных прутья
сплошь изрешетили белый свет;
слева -
как бетонные курганы -
атомных могильников гряда;
справа – все в названьях иностранных
и в чужой рекламе города.
Так куда же Витязю податься,
чтоб остаться на родной земле -
надо,
очень надо попытаться
кое-что переменить в Кремле.
Я вырос
Я вырос
в те – иные времена,
когда звучало «мы» весомей «я»,
когда была великая страна -
одна неразделимая семья.
Я вырос,
но, увы, не сохранил
союз серпа и молота.
Теперь
орел державный голову склонил
пред теми, кто распахивает дверь.
Душно
Жизнь -
такая шалая – шальная,
верховодит в ней нагая наглость.
Притаилась истина больная,
некому поставить ей диагноз -
то ль гипертрофирована частным:
собственностью, мненьем, отношеньем
и пренебрежением к несчастным,
чей удел – всегда быть в роли тени;
то ли надорвалась от натуги -
загрести все непомерным разом,
променяла на рубли и штуки
и Соборность русскую и Разум.
Душно в меркантильном мире – душно,
хочется на вольные просторы,
где из общей миски ели дружно
на привале, подымаясь в горы.
Там, забыв про личные невзгоды,
радовались общим мы успехам -
это были золотые годы
трудного пути к желанным вехам.
Неупокой на нашем водоеме
Неупокой на нашем водоеме,
как будто он – на всех семи ветрах.
Надуты паруса, забыв о дреме, -
на яхтах, а зимой – на буерах.
Казалось бы,
настроя руль по курсу,
до цели ты в два счета доплывешь,
но…
разночинцы взбунтовали бурсу,
и хаосом стал Бог и Царь и Вождь.
Перемешались ветры и теченья,
схлестнулись алый с белым паруса,
затягивая нас в круговерченье,
затягивая туже пояса.
Мы мечемся на острие циклона:
то ль ввысь взлетим,
то ль камнем канем вглубь.
Кто выплывет, тому звезда – корона,
кто нет, сам виноват, -
был, значит, глуп.
Но есть и в глупости великое знаменье
оставив этот мир, войти в другой,
где ты -
начало у-миротворенья,
где многократнейший
не-у-покой.
Над Крылатскими холмами
Над Крылатскими холмами – синева,
над Москвой-рекой – высотные дома,
и нахохлилась антенна как сова
в ожиданьи событийного дерьма.
От нездравия – душою я обмяк,
молча зрю на тротуары с этажа,
где троллейбус как закормленный хомяк
торопящимся народом пережат.
Все спешат,
стараясь время перегнать,
забывая, что оно -
у всех свое,
что оно как тень нас тянет вспять,
в омут жизни, замутненный бесовьем.
Подними ж глаза
от долу – к небесам,
скинь скорей с себя лохмотья суеты,
ведь Земля -
не мастерская нам,
а храм,
где по-детски нужно верить чудесам,
чтобы стало должным:
исцелися – сам,
дабы – грешный -
стал святее бога ты.
На яру
Сосны словно казацкие пики,
на яр взгромоздясь,
берега охраняют
от ползущих по склонам туманов
Край мой дикий,
с тобою крепка моя связь -
здесь деревья и люди не знают
ни подкупов
и ни обманов.
Утро
Морозы, прогнозы и слезы
смываются в давние сны.
Пора.
Набухают березы
живительным соком весны.
Я пью эти вешние росы
воды молодящей взамен,
мне тесно в объятиях прозы -
хочу и могу перемен.
К нам утро приходит с востока
сквозь всю россиянскую ширь,
и радует сердце и око
страна моей жизни -
Сибирь.
Сибирь
Велика Сибирь.
Куда глаз ни кинь,
беспредельна – ширь
и бездонна – синь.
И плывут над ней
облака-года.
На закате дней
я вернусь сюда.
Лягу ли на дно
иль скачусь в отвал,
ведаю одно -
что не предавал
ни родимый край,
ни мечту свою.
Голос мой, взыграй -
я Сибирь пою.
Кудлатая Россия
У неба – розовые крылья
и голубиная спина,
под ним – в вертепе
камарилья
сумела землю испинать.
О ты, кудлатая Россия,
страна доверчивых берез,
пошто, отдавшись, не спросила,
кто Он.
Потом заголосила.
Был твой насильник – не тверез.
И лежа под бездонным небом,
ты плачешь горькими слезьми,
когда осталась аж без хлеба -
на – мою порцию -
возьми.
Я об одном тебя прошу лишь -
не торопись в ночной канкан,
где сутенер и страстный жулик
захлопнут за тобой капкан.
Стряхни с себя всех паразитов,
живи, моляся и трудясь,
испей из солнечного сита -
и пусть к тебе
не липнет грязь.
Можно ли…
Можно выкачать нефть из пробуренных скважин
и кедрач извести на дрова,
а затем загулять в заграничном вояже
и здоровье – не надорвать.
Можно – землю пахать
и за кульманом – верить,
как в металле проект оживет.
Можно жить воровством и разбоем
как звери,
чтоб набить и мошну и живот.
Можно – всех костерить,
дерьмократов и «наших»,
вспоминать благодатный застой
и вокзальный сортир,
что до-нельзя загажен,
и прилавок до блеска пустой.
Можно злиться на то,
что дала перестройка
лишь один кровоточащий пшик,
и помчалась ухабисто русская тройка
на чужбину в безвестный тупик.
Можно ждать,
что же дальше случится на свете,
обращаясь в мольбе к небесам.
Можно…
Нужно ли…
Каждый пусть честно ответит
на извечный вопрос
себе сам.
Сегодня
Плаксивый дождь тревожит тишину,
и капли слез смывают с листьев бремя
А я все время чувствую вину
за то, что допустил такое Время.
Уносит ветер отголоски дня,
и в сумерках скукожилось Сегодня,
а Завтра – отнято…
не только у меня.
Страна – одна большая преисподня.
Нас не спасет простое Ремесло,
тупик – влачиться по заклятью круга.
Где каждый – сам,
там прорастает зло,
пока плечом не подопрем друг друга.
Вопрос ребром
Вопрос
