Леопольдо Лугонес - Огненный дождь
Но блаженная в своем неведении Хулия не понимала ее речей. Она не столько внимала подруге, сколько со страхом прислушивалась к усиливающемуся вою урагана, вновь сотрясшему нисходящую на город ночь; отягченная скорбью, словно кипарис{128}, она стояла возле подернутого синевато-багровым отблеском оконного стекла, собираясь с духом. Спустя несколько минут она с детским любопытством спросила:
— А что он такого сказал тебе, Амалия, как он сказал, что любит тебя, чтобы пробудить в тебе такую любовь?
И та, что навек отвернулась от мира, с улыбкой бесцветной, как белесый полуденный свет, пожала плечами:
— Ты будешь разочарована. Ничего необычного или возвышенного он мне не говорил. А если я думала, что он действительно меня любит, так это потому, что он только и мог бормотать, как потерявший голову подросток: «Как я ее люблю!.. Амалия, любовь моя!»
В этот миг портьера заколебалась и вошел Дон Хуан.
Как всегда собранный и подтянутый, он, как ни в чем не бывало, прошел в комнату с уверенностью человека, никогда не ведавшего страха.
Издалека, с того края разверзшегося, как вечность и забвенье, грозового неба еще доносился тысячеголосый клокочущий рев урагана.
И усевшись, как тридцать лет назад, на диван, на который после него никто не садился, сказал Дон Хуан, и в голосе его сквозило обычное скорбное уныние:
— Так все и было на самом деле. Ты не ошиблась в моей любви, дорогая подруга. Много вздора обо мне понаписали, а разгадать сумели только в одной-единственной комедии — поэтому она до сих пор не издана, — в которой в мои уста вложены такие слова:
Я только влюбленныйЛюбви домогался.
Перевод Веры РезникИз сборника «Стихи родового гнезда»{129}
ПЕС
Нос у него приплюснут, в морщинах мудрых морда;с достоинством привычным, ему природой данным,он дружелюбно-сдержан, подобно ветеранам,и голову — воитель! — всегда он держит гордо.
Видна в его движеньях неспешных поступь лорда;прерывисто дыханье, но, в нетерпенье рьяном,вдруг разразится лаем с усердьем неустанным,затем внезапно смолкнет, не завершив аккорда.
Загадкой остается: кто и за что облаян?Хвостом бьет возбужденно, коль рядом с ним хозяин.Любой и звук, и запах им издавна изведан.
Шерсть у него лоснится — так хорошо быть чистым!Глаза огнем сверкают — коварно золотистым.Навек он человеку высокомерно предан.
Перевод Виктора Андреева КОРОЧЕ НЕКУДА{130}I Да будут воспеты мной муравей в суете неизменной своей, до работы всегда охочий, черный, как чернорабочий; он от напасти любой защищается кислотой.
II И цикада, которая даже в зной песни петь рада — в пыли золотистой, где разлита любовная нега кота.
III И пьяный от меда шмель, в бутоне любого мака отыщет он щель.
IV И паук — над роялем, умолкшим давно, кружевное без устали ткет полотно.
V И жук-скарабей, он катает свой шар — круглее, чем шар земной.
VI И оса, что, прервавши полет, сладкий сок из груши сосет.
VII И сверчок — простачок, он поет, заливается, его скрипки смычок не ломается.
VIII И мотылек, что цветочную почту разносит срочную.
IX И Купидон крылатый, любовной страстью объятый.
XИ муха: жужжит, кружитсяи наконец садитсяна нос педанта,который в твореньях моих не находит ни грана таланта.
XI И мальва{131} — волей богов она нам в утешенье дарована.
XIIИ чаровница-фиалка,поэта из человека ей сделать отнюдь не жалко.
XIII И головка ядреного чеснока, она учит, что жизнь — донельзя кратка.
XIV И узкий серп лунный, послушный капризам фортуны.
XV И солнечный луч — он погожим днем входит из сада в дом и на стене, без затей, рисует тени ветвей.
XVI И застенчивая девчушка, что считает: она — дурнушка.
XVII И попугай; болтовня его — это сюжет для плохого сонета.
XVIIIИ лужица, сотворенная на дороге копытом мула,в ней, сверкнув на мгновенье, звезда утонула.
XIX И костлявая кляча — с такой худобой, будь человеком, она была бы святой.
XX И собака, которая — всем нам урок — от хозяина стерпит любой пинок.
XXI И ягненок — как всякий с башкою бараньей, он покорно идет на закланье.
XXII И мышонок, что, черствую корку украв, мчится в норку стремглав.
XXIII И воробей — он зимою холодной, как Ласарильо{132}, голодный.
XXIVИ мальчуган, что понравиться девочкам хочети перед зеркалом рожицы корчит.
XXV И старый гринго{133} — он из артистов, доныне величествен и неистов.
XXVI И бездарный пиит — его стих убог, но судья ему только Бог.
XXVII И хлеба кусок, который я ем, хотя хлеб растить не умею совсем.
XXVIII И вина бокал — бодрость духа и мудрость я в нем отыскал.
XXIX И вода ключевая — она такого же цвета, что и серебряная монета.
XXX И соли крупица — она всегда и везде пригодится.
XXXI И творог на столе ранним утром, он сравним белизною лишь с перламутром.
XXXII И огонь в очаге вечерком — он приносит тепло и спокойствие в дом.
XXXIII И шавка, кудлатая, словно овца, она по собачьим меркам — старушка, дремлет все дни на ступенях крыльца, а кличка ее — Вертушка.
XXXIV И палка — она крепка в руках и жандарма, и батрака.
XXXV И лачуги — они и в горах, и в долинах, словно пастушки из песен старинных.
XXXVI И дьявол, который смог за спину солнце закинуть, как старый мешок.
XXXVII И заброшенный дом — приют в нем только кошки найдут.
XXXVIII И пустое гнездо: и ему отдам дань я — в нем забыты птичьи воспоминанья.
XXXIX И засохший листок — он настолько хорош, что красивее вряд ли что-либо найдешь.
XL И мгновение жизни земной, оно — подобие пятака у бедняка, и в копилку смерти упасть ему суждено.
XLI И тропинка над горной кручей; не кричи здесь на всякий случай.
XLII И древесная стружка — в ней рабочего дня терпкий запах и всполох веселый огня.
XLIII И рубашка, хранящая в нитях своих тепло прилежных портних.
XLIV И глина, в которой угадана форма кувшина.
XLV И кирпич саманный{134} — для крестьянина гость желанный.
XLVI И закат — он сверкает, в небесах рассыпая оперение попугая.
XLVII И павлин, что, хвост распустив, любовный заводит мотив. И роман, где хороший конец: героиня идет под венец.
XLVIIIИ родник, что под солнцем нещаднымнам напомнит о гроте прохладном.
XLIX И жаба, что, разевая рот, мошек ловит и жрет, — тем она и живет.
L И запах анисовых зерен, и сумрак, что ветру покорен.
LI И земля — я на ней был рожден, и хочу я быть в ней погребен.
Перевод Виктора АндрееваПримечания