Борис Пастернак - Свеча горела (сборник)

Смерть сапера

Мы время по часам заметилиИ кверху поползли по склону.Вот и обрыв. Мы без свидетелейУ края вражьей обороны.

Вот там она, и там, и тут она –Везде, везде, до самой кручи.Как паутиною опутанаВся проволокою колючей.

Он наших мыслей не подслушивалИ не заглядывал нам в душу.Он из конюшни вниз обрушивалСвой бешеный огонь по Зуше.

Прожекторы, как ножки циркуля,Лучом вонзались в коновязи.Прямые попаданья фыркалиФонтанами земли и грязи.

Но чем обстрел дымил багровее,Тем равнодушнее к осколкам,В спокойствии и хладнокровииРаботали мы тихомолком.

Со мною были люди смелые.Я знал, что в проволочной чащеПроходы нужные проделаюДля битвы, завтра предстоящей.

Вдруг одного сапера ранило.Он отползал от вражьих линий,Привстал, и дух от боли заняло,И он упал в густой полыни.

Он приходил в себя урывками,Осматривался на пригоркеИ щупал место под нашивкамиНа почерневшей гимнастерке.

И думал: глупость, оцарапали,И он отвалит от Казани,К жене и детям вверх к Сарапулю, –И вновь и вновь терял сознанье.

Всё в жизни может быть издержано,Изведаны все положенья, –Следы любви самоотверженнойНе подлежат уничтоженью.

Хоть землю грыз от боли раненый,Но стонами не выдал братьев,Врожденной стойкости крестьянинаИ в обмороке не утратив.

Его живым успели вынести.Час продышал он через силу.Хотя за речкой почва глинистей,Там вырыли ему могилу.

Когда, убитые потерею,К нему сошлись мы на прощанье,Заговорила артиллерияВ две тысячи своих гортаней.

В часах задвигались колесики.Проснулись рычаги и шкивы.К проделанной покойным просекеШагнула армия прорыва.

Сраженье хлынуло в пробоинуИ выкатилось на равнину,Как входит море в край застроенный,С разбега проломив плотину.

Пехота шла вперед маршрутами,Как их располагал умерший.Поздней немногими минутамиПротивник дрогнул у Завершья.

Он оставлял снарядов штабели,Котлы дымящегося супа,Всё, что обозные награбили,Палатки, ящики и трупы.

Потом дорогою завещаннойПрошло с победами всё войско.Края расширившейся трещиныУ Криворожья и Пропойска.

Мы оттого теперь у Гомеля,Что на поляне в полнолуньеСвоей души не экономилиВ пластунском деле накануне.

Жить и сгорать у всех в обычае,Но жизнь тогда лишь обессмертишь,Когда ей к свету и величиюСвоею жертвой путь прочертишь.

Преследование

Мы настигали неприятеля.Он отходил. И в те же числа,Что мы бегущих колошматили,Шли ливни и земля раскисла.

Когда нежданно в конопляникеПоказывались мы ватагой,Их танки скатывались в паникеНа дно размокшего оврага.

Везде встречали нас известия,Как, все растаптывая в мире,Командовали эти бестии,Насилуя и дебоширя.

От боли каждый, как ужаленный,За ними устремлялся в гневеЧерез горящие развалиныИ падающие деревья.

Деревья падали, и в хворостеЛесное пламя бесновалось.От этой сумасшедшей скоростиВсе в памяти перемешалось.

Своих грехов им прятать не во что.И мы всегда припоминалиПодобранную в поле девочку,Которой тешились канальи.

За след руки на мертвом личикеС кольцом на пальце безымянномДолжны нам заплатить обидчикиСторицею и чистоганом.

В неистовстве как бы молитвенномОт трупа бедного ребенкаЛетели мы по рвам и рытвинамЗа душегубами вдогонку.

Тянулись тучи с промежутками,И сами, грозные, как туча,Мы с чертовней и прибауткамиДавили гнезда их гадючьи.

Разведчики

Синело небо. Было тихо.Трещали на лугу кузнечики.Нагнувшись, низкою гречихойК деревне двигались разведчики.

Их было трое, откровенноОтчаянных до молодечества,Избавленных от пуль и пленаМолитвами в глуби отечества.

Деревня вражеским вертепомЦарила надо всей равниною.Луга желтели курослепом,Ромашками и пастью львиною.

Вдали был сад, деревьев купы,Толпились немцы белобрысые,И под окном стояли группойВкруг стойки с канцелярской крысою.

Всмотрясь и головы попрятав,Разведчики, недолго думая,Пошли садить из автоматов,Уверенные и угрюмые.

Деревню пересуматошитьТрудов не стоило особенных.Взвилась подстреленная лошадь,Мелькнули мертвые в колдобинах.

И как взлетают арсеналыПо мановенью рук подрывника,Огню разведки отвечалаВся огневая мощь противника.

Огонь дал пищу для засечекНа наших пунктах за равниною.За этой пищею разведчикИ полз сюда, в гнездо осиное.

Давно шел бой. Он был так долог,Что пропадало чувство времени.Разрывы мин из шестистволокЗабрасывали небо теменью.

Наверно, вечер. Скоро ужин.В окопах дома щи с бараниной.А их короткий век отслужен:Они контужены и ранены.

Валили наземь басурманеЗеленоглазые и карие.Поволокли, как на аркане,За палисадник в канцелярию.

Фуражки, морды, папиросыИ роем мухи, как к покойнику.Вдруг первый вызванный к допросуШагнул к ближайшему разбойнику.

Он дал ногой в подвздошье воруИ, выхвативши автомат его,Очистил залпами конторуОт этого жулья проклятого.

Как вдруг его сразила пуля.Их снова окружили кучею.Два остальных рукой махнули.Теперь им гибель неминучая.

Вверху задвигались стропила,Как бы в ответ их маловерию,Над домом крышу расщепилоСнарядом нашей артиллерии.

Дом загорелся. В суматохеМетнулись к выходу два пленника,И вот они в чертополохеБегут задами по гуменнику.

По ним стреляют из-за клети.Момент – и не было товарища.И в поле выбегает третийИ трет глаза рукою шарящей.

Все день еще, и даль объятаПожаром солнца сумасшедшего.Но он дивится не закату,Закату удивляться нечего.

Садится солнце в курослепе,И вот что, вот что не безделица:В деревню входят наши цепи,И пыль от перебежек стелется.

Без памяти, забыв раненья,Руками на бегу работая,Бежит он на соединеньеС победоносною пехотою.

Неоглядность

Непобедимым многолетье,Прославившимся исполать!Раздолье жить на белом свете,И без конца морская гладь.

И русская судьба безбрежней,Чем может грезиться во сне,И вечно остается прежнейПри небывалой новизне.

И на одноименной граниЕе поэтов похвала,Историков ее преданьяИ армии ее дела.

И блеск ее морского флота,И русских сказок закрома,И гении ее полета,И небо, и она сама.

И вот на эту ширь раздольяГлядят из глубины вековНахимов в звездном ореолеИ в медальоне – Ушаков.

Вся жизнь их – подвиг неустанный.Они, не пожалев сердец,Сверкают темой для романаИ дали чести образец.

Их жизнь не промелькнула мимо,Не затерялась вдалеке.Их след лежит неизгладимоНа времени и моряке.

Они живут свежо и пылко,Распорядительны без слов,И чувствуют родную жилкуВ горячке гордых парусов.

На боевой морской аренеОни из дымовых завесСтрелой бросаются в сраженьеПротивнику наперерез.

Бегут в расстройстве стаи турок.За ночью следует рассвет.На рейде тлеет, как окурок,Турецкий тонущий корвет.

И, все препятствия осилив,Ширяет флагманский фрегат,Размахом вытянутых крыльевУже не ведая преград.

В низовьях

Илистых плавней желтый янтарь,Блеск чернозема.Жители чинят снасть, инвентарь,Лодки, паромы.

В этих низовьях ночи – восторг,Светлые зори.Пеной по отмели шорх-шорхЧерное море.

Птица в болотах, по рекам – налим,Уймища раков.В том направлении берегом – Крым,В этом – Очаков.

За Николаевом книзу – лиман.Вдоль поднебесьяСтепью на запад – зыбь и туман.Это к Одессе.

Было ли это? Какой это стиль?Где эти годы?Можно ль вернуть эту жизнь, эту быль,Эту свободу?

Ах, как скучает по пахоте плуг,Пашня – по плугу,Море – по Бугу, по северу – юг,Все – друг по другу!

Миг долгожданный уже на виду,За поворотом.Дали предчувствуют. В этом году –Слово за флотом.

Ожившая фреска