Перси Шелли - Возмущение Ислама

Песнь одиннадцатая

Над пропастью застывши, как виденье,Не слыша и не чувствуя меня,Без возгласа, без вздоха, без движеньяОна стояла в ярком свете дня,И что-то было у нее во взоре,То, что бывает только в тишине,Мысль глубины, бездонная, как море;Безгласно было Небо в вышине;В пещерах, там внизу, потоки пели;Сквозь сеть волос ее глаза блестели.

На западе, над скатом темных гор,Висела туча; перед ней седыеТуманы низливалися в просторОт севера, как волны снеговые;День умирал; вдруг яркий сноп лучей,Как золото на зыби Океана,Прорвался всей текучестью своейИ плыл на клочьях быстрого тумана;Как выброски морские на волнах,Они носились в красных Небесах.

То был поток живых лучей, и справа,И слева туча берегом была;В ее разрыв он лился величаво,Она в краях вдвойне была светла;Как бы веленьем безглагольной буриПрилив огня стремился прямо к ней;Ее блестящий образ на лазуриКак бы мелькал в текучести лучей;Свет побледнел, она затрепетала,Волна ее волос огнем блистала.

Она меня не видела, хоть яБыл рядом; взор ее глядел на море,На Небо; счастье, радость бытия,Блаженство быть в таком немом просторе —Соткали страсть, сильнее слез и слов,Сильнее всех обыденных движений;Та страсть ее сковала чарой снов,Нашедших много нежных отраженийВ ее глазах, все существо моеЗатмивших и являвших лишь ее.

В устах, я слышал, мерное волненьеДышало; в зыбкой бездне темных глаз,Круг в круге, глубже смерти, сновиденья,Весь блеск Небес горел, дрожал и гас;С волненьем сердца слился он безбрежным,Которое вошло в глубокий взорИ всю ее своим сияньем нежнымОкутало на этой грани гор,Дрожанием ее же атмосферы,Блестящей и пленительной сверх меры.

Она во мне могла бы Рай зажечь,Ко мне прильнуть горячими устами,Всем телом, этой негой груди, плеч,Но, унесен холодными ветрами,Не вспыхнул нежно-страстный поцелуй;Мог услыхать я этот звучный голос,Что был нежней весной поющих струй,И все, что у меня в душе боролось,Нашло бы в ней живой ответ тогда,Но миг, и мы расстались навсегда.

Мы встретились лишь раз еще, не боле.Мои шаги услышала она,И я с своей почти расстался волей,Услышав зов, и цепь уж созданаПочти была, и я лишился силы."Куда? Мне не догнать тебя! Куда?Слабею я! Вернись ко мне, мой милый!Вернись, вернись! Приди ко мне сюда!"Тот зов домчался в ветре, замолкая,Слабея и в конец изнемогая.

О, эта ночь без звезд и без луны!Чума и Голод страшны, но страшнее,Чем эти ужасающие сны,Страх Ада; о, как гидра, злость лелея,Все возрастал и жертвами владел,И каждый, этим страхом удушенный,Был в пламени, был меж горящих тел,Как скорпион, огнями окруженный;Но страх не мог одну надежду сжечь,Она была — на нити острый меч.

Не смерть — смерть больше не была покоем,Не жизнь — в ней дикий ужас! — и не сон:Он преисподней и свирепым роемБесов был всех обычных снов лишен;Кто бодрствовал, тот знал, что он пред бездной,Грядущее влекло в провал огней,И каждого вело рукой железной,Уторопляя шаг бичом из змей,И каждый час, с походкой равномерной.Грозил им адским ревом бездны серной.

Погаснув для всего, что на земле,Одно лелеял каждый упованье;Так на объятой пеною скалеМоряк, дрожа, глядит на возрастаньеКипучих волн; так в бурю на суднеСтоят матросы, сдерживая шепот;Дрожали все, чуть только в тишинеРаздастся, там далеко, конский топот,Или невнятный возглас, здесь и там,Возникнет и помчится по ветрам.

Зачем бледнеют лица от надежды?В них смерть, и здесь ничем нельзя помочь.Зачем не спят и не смыкают веждыТолпы людей уже вторую ночь?Нет жертв, — и час за часом, дети праха,Ложатся на тела еще тела,И в смертный час уста дрожат от страха,Плоть холодеет, что была тепла;Толпы молчат, как скошенные нивы;Вверху Арктур сияет молчаливый.

А! Слышишь? Смех, и вскрик, и топот ног?Восторг, что разразился полновластно?Идет, бежит стремительный поток.Они идут! Дорогу им! Напрасно.То лишь толпа безумных, бледный хор,От душного колодца мчится с криком:Земной, рожденный гнилью, метеор,Оттуда выйдя в блеске многоликом,В их спутанные волосы впился,Как синий дым, окутавший леса.

И многие, с сочувствием ужасным,В толпе пустились в этот странный пляс;Спокойствием сменялся безгласным,Последний отклик странных воплей гасИ отзвучал средь улиц отдаленных,Как сдавленный последний смертный стон. —Среди своих советников бессонныхТиран сидел и, опершись на трон,Ждал вести; вдруг пред ними Некто стройныйПредстал один, прекрасный и спокойный.

Ряды Бойцов надменных и ЖрецовНа пришлеца взглянули с изумленьем,В монашеский он был одет покров;Но овладел он тотчас их смущеньем,Едва заговорил: в его словахИ в самом тоне голоса дышалиУверенность, которой чужд был страх,И кротость; эти люди задрожалиОт чувства неизвестного, когдаЗаговорила с ними не вражда.

"Вы в ужасе, Властители Земные,Вы проклинали, — что ж, на звук тех словПроснувшись, встали силы роковые,И темный Страх явился к вам на зов.Я враг ваш, — вы хотите быть врагами;О, если б мог зажечь я светлый деньСвоим врагам, я тотчас был бы с вамиКак брат и друг! Но зло бросает тень,Которая не так проходит скоро,И Злоба — мать печали и позора.

Вы к Небесам взываете в беде.О, если б вы, в ком мудрость есть и страстность!Постигли, что возможно вам везде,Всегда являть живую полновластность,Лишь нужно не бояться ложных снов,Что ты и ты, вы создали, чтоб имиДержать в повиновении рабов;Задумайтесь над мыслями своими:Готовите вы жертву, и онаБесцельности, жестокости полна.

Вы счастия желаете — но счастьяНет в золоте, нет в славе, нет егоВ уродующих играх сладострастья;Обычай — ваш тиран, и для негоСвои сердца пустили вы в продажу.Хотите вы, чтоб в вашей смерти умЗабыл кошмары, снов тревожных пряжу;Но смертный в смерти холоден, без дум,И, если остается что, конечно,Любовь, — ее сиянье дышит вечно.

Зачем скорбеть о прошлом и дрожатьПред будущим! Когда я мог заставитьВас в вольном мире радостно дышать,И полному забвенью предоставитьЭмблемы ваших пыток — багрянец,И золото, и сталь! Когда б могли выВещать народам, из конца в конец,Что вы отныне люди все счастливы,Что лишь от рабства — Страх, Чума, Нужда,Что больше лжи не будет никогда!

"Раз так, отлично, если ж нет, скажу я,Ваш враг Лаон", но в тот же самый миг,Злорадную победу торжествуя.Внезапный страх и шум в дворце возник:Из молодых воителей иные,Как пчелы мед, впивали те слова,Они проникли в смыслы их живыеИ видели, что истина права;Вскочил невольно каждый юный с трона, —Их закололи вестники закона.

Со смехом в спину закололи их,И раб, что был близ Деспота за троном,Взял трупы, чтоб во мгле могил глухихКровавость тел под дерном скрыть зеленым;Один, смелей других, пронзить хотелБезвестного, но он сказал сурово:"Прочь от меня, ты, тело между тел!"И дерзкого сразило это слово,Он выронил кинжал и сел без силНа трон свой, — Юный вновь заговорил.

"О нет, вы недостойны сожаленья,Вы стары, измениться вам нельзя,И ваша участь — ваше же решенье;От книги вашей славы кровь, скользя,Струится наземь; в сказке, полной стона,Жизнь будет правду в лучший день читать.Теперь победа — вам. Я друг ЛаонаИ вам его теперь хочу предать,Раз вы мое несложное желаньеИсполните. Я все скажу. Вниманье!

Народ есть мощный в юности своей,В нем ценится Правдивость и Свобода;Страна за гранью Западных морей —Приют того великого народа;Ему напиток Мудрости был данТой гордою и мудрою страною,Что первою была меж прочих стран,Когда простилась Греция с весною;Теперь же просит помощи онаУ той страны, что ею рождена.

Тот край Орлу подобен, что в лазуриПитает взор свой утренним лучом,Бестрепетно плывя в теченье бури,Когда Земля еще сокрыта сном;Ты будешь новой жизнью над гробницейЕвропы умерщвленной, Юный Край,Твои деянья встанут вереницейПрекрасных дум; цвети, преуспевай;Твой рост — блеск дня, что ширится с рассветом.Ты на Земле сверкнешь роскошным цветом.

У Вольности в пустыне есть очаг.Под новым Небом возникают зданья,Эдем еще безвестных, новых благ;И те, которых бросили в скитаньяТираны, там находят свой приют.Хочу, чтоб Цитну в этот край свезли вы,Где люди песни Вольности поют,Где все, что здесь бездомны, там счастливы,В Америку, от вас навеки прочь, —Лаона я предам вам в ту же ночь.

Со мною поступите как хотите.Я враг ваш!" Вдруг во взорах ста людейСверкнули как бы искристые нити,Как изумруд в глазах голодных змей."Где, где Лаон? Зачем не за порогом,Не здесь? Скорей! Исполним просьбу мы!"— "Клянитесь мне ужасным вашим Богом!"— "Клянемся им и бешенством Чумы!"На них взглянувши ясными глазами,Плащ сбросив, Юный молвил: "Он — пред вами!"

Песнь двенадцатая