Дмитрий Мережковский - Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга первая
Георгий Голохвастов
«Спеши! Пусть ждут другие ягод…»
Спеши! Пусть ждут другие ягод, —Ты ж цвет цветов и счастья рви,Пей хмель вина и хмель любви,Полней живи день каждый за год.
И в гимнах радостям землиБез капищ, алтарей и пагодТворца и Господа хвали.
«Любовь и братство — бред людской…»
Любовь и братство — бред людской,Мираж несбыточный в пустыне:Борьба за жизнь мрачит понынеВозмездьем крови наш покой;И жаждать мира даже вправе льМы здесь, где братскою рукойНа утре дней зарезан Авель?
«От неги сна в зыбях лагуны…»
От неги сна в зыбях лагуны,От женских ласк на берегу,От вин в притонах я бегуВ пустыню моря: парус шхуныКренится, дик валов налет,И снасти, как тугие струны,Могучей песней ветер рвет.
«Стремлюсь, робея, в мир желанный…»
Стремлюсь, робея, в мир желанныйТвоей души, открытой мне,И труден в яркой новизнеМой путь загадочный и странный.
Так правоверный, трепеща,Чрез бездну в рай обетованныйИдет по лезвию меча.
Разрыв
Усилий тщетных проволочкойЛюбви изжитой я не спас:Ты отошла. И в поздний часВ письме последнем беглой строчкой
Я на смерть прошлое обрек…В золе камина красной точкойПогас дотлевший уголек.
«Мы глухи. Плоти ткань груба…»
Мы глухи. Плоти ткань груба —В нас прежних жизней струны немы.А сны — веков былых поэмы:В них веет древняя судьба,
Как аромат в заветных винах,Давно укрытых в погребаВ тяжелых каменных кувшинах.
Примиренье
Я от людей ушел к безлюдью[53]Цветущих радостью пустынь:Ширь необъятна, воздух синь,И я, вдыхая жадной грудьюПеснь в аромате пряных трав,Вручаю Божью правосудьюВсю горечь жизненных отрав.
Разлука
Путь опустел. Чернеют шпалыБесстрастной лестницей утрат…Прощай навек!.. В тоске закатСпешит гасить свои опалы;
В полях туман ползет к стогам,И мертвый лист свой краснопалыйРоняет клен к моим ногам.
Смерть
Рыданий песнь, кадил бряцанье,Нагар мигающей свечиИ в складках гробовой парчиЛучей печальное мерцанье —
Последний дар тоски мирской…А в мертвом лике — созерцаньеИ все постигнувший покой.
Искушенье
Душа, подобно легкой серне,Гонимой сворой лютых псов,Бежит от темных голосов,Зовущих вновь к пьянящей скверне,
К влекущим радостям низов…А ей, как тихий зов к вечерне,Иной, нездешний слышен зов.
«Пока, упорные Сизифы…»
Пока, упорные Сизифы,Здесь с камнем жизни бьемся мы,Там, на скрижалях синей тьмы,Горят светил иероглифы;
И мы, вникая в их слова,Читаем радостные мифыО высшей правде Божества.
«Я не комок бездушной глины…»
Я не комок бездушной глины, —Я сам ваятель: жизнь своюТворю я сам и создаюСебе то радость, то кручины
Своею собственной рукой —Хозяин полный и единыйМне Богом данной мастерской.
«Янтарно-желтая оса…»
Янтарно-желтая осаНад золотистой медуницейПоет задумчивой цевницей;И песню светлую роса,
Истаяв трепетным алмазом,С земли уносит в небесаО счастье радостным рассказом.
«Запад алеет сквозь рощу прозрачную…»
Запад алеет сквозь рощу прозрачную,И розовеют поля.Словно стыдливо готовит земляЮному маю постель новобрачную.Чую я светлого мая прилет:Чувства моложе, мечты дерзновеннее.Страстной истомы волненье весеннееСердце безумное пьет.
«В костре трещат сухие сучья…»
В костре трещат сухие сучья,Багровый свет дрожит во тьме,И ткется мысль, как ткань паучья:Виденья странные в уме,А в сердце странные созвучья.
Первобытность
Майский воздух так прозрачен,Вешний мир так юн и свеж,Точно не был встарь утраченРайских пажитей рубеж.
Как на утре первозданном,Краски в радужной игре;Весь в бреду благоуханномСад томится на заре.
И в лучах звезды восточной,Чуя жизненный рассвет,Веет страстью непорочнойЯблонь чистый первоцвет.
В общей радости безлюднойБезотчетно одинок,Я иду в тревоге чуднойНа алеющий восток.
В сердце зов тоски блаженной,Словно зреющую новьВ нем зажгла зарей нетленнойПервозданная любовь.
Снится мне сегодня странноВ одиночестве моемБлизость светлой и желанной,Ощутимой здесь во всем.
И с надеждой близкой встречиНа заре легко идти.Цветом яблони мне плечиОсыпают по пути.
Так под райские напевыПо ликующим садамШел в предчувствованьи ЕвыПервосозданный Адам.
Троицын день
Колоколов гудящий зовПлывет в ликующем прибое…Как это утро голубое,Твой взор глубок и бирюзов,
И ароматная березкаУ древних темных образов —Твоя задумчивая тезка.
«Свод листвы роскошней малахита…»
Свод листвы роскошней малахита,Ярче бронзы светится кора,А трава богаче перевита,Чем узор молельного ковра.
Это — храм. В его тиши охранной —Близ Творца творение и тварь:Каждый странник может невозбранноЗдесь воздвигнуть свой простой алтарь.
И, забыв, как праздную тревогу,Вечный спор о Ликах Божества,Своему Неведомому БогуПринести бесстрашные слова[54].
«Гамак в тени, а вкруг повсюду…»
Гамак в тени, а вкруг повсюдуИ свет и блеск и полдня хмель:Кружась, жужжит тяжелый шмель…И, усыпляющему гуду
Без дум внемля, дремлю слегка,Как дремлет, выйдя на запруду,В разливе леностном река.
Погибшая песня
Луны лукавые лучиВ душе по бархату печалиВсю ночь желанной ложью ткалиМечты в узор цветной парчи,
И сердце пело им ответом…Но песня канула в ночи,А ночь растаяла с рассветом.
«Твердя, что мы, прожив наш век…»
Твердя, что мы, прожив наш век,Уничтожаемся бесследно, —Ты, горделивый человек,Беднее гусеницы бедной.
Червяк пред смертью вьет коконКак ложе сна, и грезит жадно,Что, пресмыкающийся, онПроснется бабочкой нарядной.
В замке
Букеты роз цветут на пяльцах,А за окном гудит метель;И песнь прохожий менестрельПоет о рыцарях-скитальцах.
Все в замке спит… Трещит камин…Иголка медлит в тонких пальцах…А в сердце — странник-паладин.
«В угаре жизни год за годом…»
В угаре жизни год за годомЯ брал, бросал и вновь искал,И, осушая свой бокал,Пил горький опыт мимоходом.
Я — мудр, но ноша тяжела,И никну я, как лишним медомОтягощенная пчела.
«В ночи, прислушиваясь к звуку…»
