Владимир Высоцкий - Собрание сочинений в четырех томах. Том 2. Песни.1971–1980

Аркадию Вайнеру

Ах, черная икорочкаДа едкая махорочка!..А помнишь – кепка, челочкаДа кабаки до трех?…А черенькая НорочкаС подъезда пять – айсорочка?Глядишь – всего пятерочка,А вдоль и поперек…

А вся братва одесская…Два тридцать – время детское.Куда, ребята, деться, а?К цыганам в «поплавок»!Пойдемте с нами, Верочка!..Цыганская венгерочка!Пригладь виски, Валерочка,Да чуть примни сапог!..

А помнишь – вечериночкиУ Солиной Мариночки,Две бывших балериночкиВ гостях у пацанов?…Сплошная безотцовщина:Война, да и ежовщина, —А значит – поножовщина,И годы – до обнов…

На всех клифты казенные —И флотские, и зонные, —И братья заблатненныеИмеются у всех.Потом отцы появятся,Да очень не понравятся, —Кой с кем, конечно, справятся,И то – от сих до сех…

Дворы полны – ну надо же! —Тангó хватает за души, —Хоть этому, да рады же,Да вот еще – нагул.С Малюшенки – богатые,Там – шпанцири «подснятые»,Там и червонцы мятые,Там Клещ меня пырнул…

А у Толяна РваногоБратан пришел с «Желанного» —И жить задумал наново,А был хитер и смел, —Да хоть и в этом возрасте.А были позанозистей, —Помыкался он в гордости —И снова загремел…

А всё же брали «соточку»И бацали чечеточку, —А ночью взял обмоточку —И чтой-то завернул…У матери бессонница, —Все сутки книзу клонится.Спи! Вдруг чего обломится, —Небось – не в Барнаул…

Подшит крахмальный подворотничокИ наглухо застегнут китель серый —И вот легли на спусковой крючокБескровные фаланги офицера.

Пора! Кто знает время сей поры?Но вот она воистину близка:О, как недолог жест от кобурыДо выбритого начисто виска!

Движение закончилось, и сдулоС назначенной мишени волосок —С улыбкой Смерть уставилась из дулаНа аккуратно выбритый висок.

Виднелась сбоку поднятая бровь,А рядом что-то билось и дрожало —В виске еще не пущенная кровьПульсировала, то есть возражала.

И перед тем как ринуться посметьОт уха в мозг, наискосок к затылку, —Вдруг загляделась пристальная СмертьНа жалкую взбесившуюся жилку…

Промедлила она – и прогадала:Теперь обратно в кобуру ложись!Так Смерть впервые близко увидалаС рожденья ненавидимую Жизнь.

Другу моему Михаилу Шемякину

Открытые двериБольниц, жандармерий —Предельно натянута нить, —Французские бесы —Большие балбесы,Но тоже умеют кружить.

Я где-то точно – наследил, —Последствия предвижу:Меня сегодня бес водилПо городу Парижу,Канючил: «Выпей-ка бокал!Послушай-ка гитары!» —Таскал по русским кабакам,Где – венгры да болгары.Я рвался на природу, в лес,Хотел в траву и в воду, —

Но это был – французский бес:Он не любил природу.Мы – как сбежали из тюрьмы, —Веди куда угодно, —Пьянели и трезвели мыВсегда поочередно.И бес водил, и пели мы,И плакали свободно.

А друг мой – гений всех времен,Безумец и повеса, —Когда бывал в сознанье он —Седлал хромого беса.Трезвея, он вставал под душ,Изничтожая вялость, —И бесу наших русских душСгубить не удавалось.А то, что друг мой сотворил, —От бога, не от беса, —Он крупного помола был,Крутого был замеса.Его снутри не провернешьНи острым, ни тяжелым,Хотя он огорожен сплошьВраждебным частоколом.

Пить – наши пьяные умыСчитали делом кровным, —Чего наговорили мыИ правым и виновным!Нить порвалась – и понеслась —Спасайте наши шкуры!Больницы плакали по нас,А также префектуры.Мы лезли к бесу в кабалу,С гранатами – под танки, —Блестели слезы на полу,А в них тускнели франки.Цыгане пели нам про шальИ скрипками качали —Вливали в нас тоску-печаль, —По горло в нас печали.

Уж влага из ушей лилась —Все чушь, глупее чуши, —Но скрипки снова эту мразьЗаталкивали в души.Армян в браслетах и серьгахИкрой кормили где-то,А друг мой в черных сапогах —Стрелял из пистолета.Набрякли жилы, и в кровиОбразовались сгустки, —И бес, сидевший визави,Хихикал по-французски.Всё в этой жизни – суета, —Плевать на префектуры!Мой друг подписывал счетаИ раздавал купюры.Распахнуты двериБольниц, жандармерий —Предельно натянута нить, —Французские бесы —Такие балбесы! —Но тоже умеют кружить.

Ах, милый Ваня! Я гуляю по Парижу —И то, что слышу, и то, что вижу, —Пишу в блокнотик, впечатлениям вдогонку:Когда состарюсь – издам книжонку

Про то, что, Ваня, мы с тобой в ПарижеНужны – как в бане пассатижи.

Все эмигранты тут второго поколенья —От них сплошные недоразуменья:Они всё путают – и имя, и названья, —И ты бы, Ваня, у них был – «Ванья».

А в общем, Ваня, мы с тобой в ПарижеНужны – как в русской бане лыжи!

Я сам завел с француженкою шашни.Мои друзья теперь – и Пьер, и Жан.Уже плевал я с Эйфелевой башниНа головы беспечных парижан!

Проникновенье наше по планетеОсобенно заметно вдалеке:В общественном парижском туалетеЕсть надписи на русском языке!

Михаилу Шемякину

Словно бритва рассвет полоснул по глазам,Отворились курки, как волшебный сезам,Появились стрелки, на помине легки, —И взлетели стрекозы с протухшей реки,И потеха пошла – в две руки, в две руки!

Вы легли на живот и убрали клыки.Даже тот, даже тот, кто нырял под флажки,Чуял волчие ямы подушками лап;Тот, кого даже пуля догнать не могла б, —Тоже в страхе взопрел и прилег – и ослаб.

Чтобы жизнь улыбалась волкам – не слыхал, —Зря мы любим ее, однолюбы.Вот у смерти – красивый широкий оскалИ здоровые, крепкие зубы.

Улыбнемся же волчьей ухмылкой врагу —Псам еще не намылены холки!Но – на татуированном кровью снегуНаша роспись: мы больше не волки!

Мы ползли, по-собачьи хвосты подобрав,К небесам удивленные морды задрав:Либо с неба возмездье на нас пролилось,Либо света конец – и в мозгах перекос, —Только били нас в рост из железных стрекоз.

Кровью вымокли мы под свинцовым дождем —И смирились, решив: все равно не уйдем!Животами горячими плавили снег.Эту бойню затеял не Бог – человек:Улетающим – влет, убегающим – в бег…

Свора псов, ты со стаей моей не вяжись,В равной сваре – за нами удача.Волки мы – хороша наша волчая жизнь,Вы собаки – и смерть вам собачья!

Улыбнемся же волчьей ухмылкой врагу —Чтобы в корне пресечь кривотолки!Но – на татуированном кровью снегуНаша роспись: мы больше не волки!

К лесу – там хоть немногих из вас сберегу!К лесу, волки, – труднее убить на бегу!Уносите же ноги, спасайте щенков!Я мечусь на глазах полупьяных стрелковИ скликаю заблудшие души волков.

Те, кто жив, затаились на том берегу.Что могу я один? Ничего не могу!Отказали глаза, притупилось чутье…Где вы, волки, былое лесное зверье,Где же ты, желтоглазое племя мое?!

…Я живу, но теперь окружают меняЗвери, волчьих не знавшие кличей, —Это псы, отдаленная наша родня,Мы их раньше считали добычей.

Улыбаюсь я волчьей ухмылкой врагу —Обнажаю гнилые осколки.Но – на татуированном кровью снегуТает роспись: мы больше не волки!

Пожары над страной все выше, жарче, веселей,Их отблески плясали в два притопа три прихлопа, —Но вот Судьба и Время пересели на коней,А там – в галоп, под пули в лоб, —И мир ударило в ознобОт этого галопа.

Шальные пули злы, слепы и бестолковы,А мы летели вскачь – они за нами влет, —Расковывались кони – и горячие подковыЛетели в пыль – на счастье тем, кто их потом найдет.

Увертливы поводья, словно угри,И спутаны и волосы, и мысли на бегу, —А ветер дул – и расплетал нам кудриИ распрямлял извилины в мозгу.

Ни бегство от огня, ни страх погони – ни при чем,А Время подскакало, и Фортуна улыбалась, —И сабли седоков скрестились с солнечным лучом, —Седок – поэт, а конь – пегас.Пожар померк, потом погас, —А скачка разгоралась.

Еще не видел свет подобного аллюра —Копыта били дробь, трезвонила капель.Помешанная на крови слепая пуля-дураПрозрела, поумнела вдруг – и чаще била в цель.

И кто кого – азартней перепляса,И кто скорее – в этой скачке опоздавших нет, —А ветер дул, с костей сдувая мясоИ радуя прохладою скелет.

Удача впереди и исцеление больным, —Впервые скачет Время напрямую – не по кругу,Обещанное завтра будет горьким и хмельным…Легко скакать, врага видать,И друга тоже – благодать!Судьба летит по лугу!

Доверчивую Смерть вкруг пальца обернули —Замешкалась она, забыв махнуть косой, —Уже не догоняли нас и отставали пули…Удастся ли умыться нам не кровью, а росой?!

Пел ветер все печальнее и глуше,Навылет Время ранено, досталось и Судьбе.Ветра и кони – и тела, и душиУбитых – выносили на себе.

Я сам с Ростова, я вообще подкидыш —Я мог бы быть с каких угодно мест, —И если ты, мой Бог, меня не выдашь,Тогда моя Свинья меня не съест.

Живу – везде, сейчас, к примеру, – в Туле.Живу – и не считаю ни потерь, ни барышей.Из детства помню детский дом в аулеВ республике чечено-ингушей.

Они нам детских душ не загубили,Делили с нами пищу и судьбу.Летела жизнь в плохом автомобилеИ вылетала с выхлопом в трубу.

Я сам не знал, в кого я воспитаюсь,Любил друзей, гостей и анашу.Теперь чуть что-чего – за нож хватаюсь, —Которого, по счастью, не ношу.

Как сбитый куст я по ветру волокся,Питался при дороге, помня зло, но и добро.Я хорошо усвоил чувство локтя, —Который мне совали под ребро.

Бывал я там, где и другие были, —Все те, с кем резал пополам судьбу.Летела жизнь в плохом автомобилеИ вылетала с выхлопом в трубу.

Нас закаляли в климате морозном,Нет никому ни в чем отказа там.Так что чечены, жившие при Грозном,Намылились с Кавказа в Казахстан.

А там – Сибирь – лафа для брадобреев:Скопление народов и нестриженых бичей, —Где место есть для зэков, для евреевИ недоистребленных басмачей.

В Анадыре что надо мы намыли,Нам там ломы ломали на горбу.Летела жизнь в плохом автомобилеИ вылетала с выхлопом в трубу.

Мы пили всё, включая политуру, —И лак, и клей, стараясь не взболтнуть.Мы спиртом обманули пулю-дуру —Так, что ли, умных нам не обмануть?!

Пью водку под орехи для потехи,Коньяк под плов с узбеками, по-ихнему – пилав, —В Норильске, например, в горячем цехеМы пробовали пить стальной расплав.

Мы дыры в деснах золотом забили,Состарюсь – выну – денег наскребу.Летела жизнь в плохом автомобилеИ вылетала с выхлопом в трубу.

Какие песни пели мы в ауле!Как прыгали по скалам нагишом!Пока меня с пути не завернули,Писался я чечено-ингушом.

Одним досталась рана ножевая,Другим – дела другие, ну а третьим – третья треть…Сибирь, Сибирь – держава бичевая, —Где есть где жить и есть где помереть.

Я был кудряв, но кудри истребили —Семь пядей из-за лысины во лбу.Летела жизнь в плохом автомобилеИ вылетала с выхлопом в трубу.

Воспоминанья только потревожь я —Всегда одно: «На помощь! Караул!..»Вот бьют чеченов немцы из Поволжья,А место битвы – город Барнаул.

Когда дошло почти до самосуда,Я встал горой за горцев, чье-то горло теребя, —Те и другие были не отсюда,Но воевали – словно за себя.

А те, кто нас на подвиги подбили,Давно лежат и корчатся в гробу, —Их всех свезли туда в автомобиле,А самый главный – вылетел в трубу.

Сбивают из досок столы во дворе, —Пока не накрыли – стучат в домино…Дни в мае длиннее ночей в декабре,И тянется время – но все решено!

Уже довоенные лампы горят вполнакала,Из окон на пленных глазела Москва свысока, —А где-то солдатиков в сердце осколком толкало,А где-то разведчикам надо добыть «языка».

Вот уже обновляют знамена и строят в колонны,И булыжник на площади чист, как паркет на полу, —А все же на запад идут, и идут, и идут батальоны,И над похоронкой заходятся бабы в тылу.

Не выпито всласть родниковой воды,Не куплено впрок обручальных колец —Всё смыло потоком великой беды,Которой приходит конец наконец!

Со стекол содрали кресты из полосок бумаги,И шторы долой – затемненье уже ни к чему, —А где-нибудь – спирт раздают перед боем из фляги:Он все выгоняет – и холод, и страх, и чуму.

Вот уже очищают от копоти свечек иконы,А душа и уста – и молитвы творят, и стихи, —Но с красным крестом все идут и идут, и идут эшелоны,А вроде по сводкам – потери не так велики.

Уже зацветают повсюду сады,И землю прогрело, и воду во рвах, —И скоро награда за ратны труды —Подушка из свежей травы в головах!

Уже не маячат над городом аэростаты,Замолкли сирены, готовясь победу трубить, —Но ротные все-таки выйти успеют в комбаты —Которого всё еще запросто могут убить.

Вот уже зазвучали трофейные аккордеоны,Вот и клятвы слышны – жить в согласье, любви,без долгов, —И все же на запад идут, и идут, и идут эшелоны,А нам показалось – почти не осталось врагов!..

Какой был бал! Накал движенья, звука, нервов!Сердца стучали на три счета вместо двух.К тому же дамы приглашали кавалеровНа белый вальс традиционный – и захватывало дух.

Ты сам, хотя танцуешь с горем пополам,Давно решился пригласить ее одну, —Но вечно надо отлучаться по делам —Спешить на помощь, собираться на войну.

И вот, все ближе, все реальней становясь,Она, к которой подойти намеревался,Идет сама, чтоб пригласить тебя на вальс, —И кровь в виски твои стучится в ритме вальса.

Ты внешне спокоен средь шумного бала,Но тень за тобою тебя выдавала —Металась, ломалась, дрожала онав зыбком свете свечей.И бережно держа, и бешено кружа,Ты мог бы провести ее по лезвию ножа, —Не стой же ты руки сложа,сам не свой и – ничей!

Если петь без души —вылетает из уст белый звук.Если строки ритмичны без рифмы,тогда говорят: белый стих.Если все цвета радуги снова сложить —будет свет, белый свет.Если все в мире вальсы сольются в один —будет вальс, белый вальс.

Был белый вальс – конец сомненья маловеровИ завершенье юных снов, забав, утех, —Сегодня дамы приглашали кавалеров —Не потому, не потому, что мало храбрости у тех.

Возведены на время бала в званье дам,И кружит головы нам вальс, как в старину.Партнерам скоро отлучаться по делам —Спешить на помощь, собираться на войну.

Белее снега, белый вальс, кружись, кружись,Чтоб снегопад подольше не прервался!Она пришла, чтоб пригласить тебя на жизнь, —И ты был бел – бледнее стен, белее вальса.

Ты внешне спокоен средь шумного бала,Но тень за тобою тебя выдавала —Металась, ломалась, дрожала онав зыбком свете свечей.И бережно держа, и бешено кружа,Ты мог бы провести ее по лезвию ножа, —Не стой же ты руки сложа,сам не свой и – ничей!

Если петь без души —вылетает из уст белый звук.Если строки ритмичны, без рифмы,тогда говорят: белый стих.Если все цвета радуги снова сложить —будет свет, белый свет.Если все в мире вальсы сольются в один —будет вальс, белый вальс!

Где б ни был бал – в лицее, в Доме офицеров,В дворцовой зале, в школе – как тебе везло, —В России дамы приглашали кавалеровВо все века на белый вальс, и было все белым-бело.

Потупя взоры, не смотря по сторонам,Через отчаянье, молчанье, тишинуСпешили женщины прийти на помощь к нам, —Их бальный зал – величиной во всю страну.

Куда б ни бросило тебя, где б ни исчез, —Припомни этот белый зал – и улыбнешься.Век будут ждать тебя – и с моря, и с небес —И пригласят на белый вальс, когда вернешься.

Ты внешне спокоен средь шумного бала,Но тень за тобою тебя выдавала —Металась, ломалась, дрожала онав зыбком свете свечей.И бережно держа, и бешено кружа,Ты мог бы провести ее по лезвию ножа, —Не стой же ты руки сложа,сам не свой и – ничей!

Если петь без души —вылетает из уст белый звук.Если строки ритмичны без рифмы,тогда говорят: белый стих.Если все цвета радуги снова сложить —будет свет, белый свет.Если все в мире вальсы сольются в один —будет вальс, белый вальс!

Я когда-то умру – мы когда-то всегда умираем, —Как бы так угадать, чтоб не сам – чтобы в спину ножом:Убиенных щадят, отпевают и балуют раем, —Не скажу про живых, а покойников мы бережем.

В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок —И ударит душа на ворованных клячах в галоп,В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок…Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.

Прискакали – гляжу – пред очами не райское что-то:Неродящий пустырь и сплошное ничто – беспредел.И среди ничего возвышались литые ворота,И огромный этап – тысяч пять – на коленях сидел.

Как ржанет коренной! Я смирил его ласковым словомДа репьи из мочал еле выдрал и гриву заплел.Седовласый старик слишком долго возился с засовом —И кряхтел, и ворчал, и не смог отворить – и ушел.

И измученный люд не издал ни единого стона,Лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел.Здесь малина, братва, – нас встречают малиновым звоном!Все вернулось на круг, и распятый над кругом висел.

Всем нам блага подай, да и много ли требовал я благ?!Мне – чтоб были друзья, да жена – чтобы пала на гроб, —Ну а я уж для них наберу бледно-розовых яблок…Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.

Я узнал старика по слезам на щеках его дряблых:Это Петр Святой – он апостол, а я – остолоп.Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженых яблок…Но сады сторожат – и убит я без промаха в лоб.

И погнал я коней прочь от мест этих гиблых и зяблых, —Кони просят овсу, но и я закусил удила.Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблокДля тебя я везу: ты меня и из рая ждала!

Я вам, ребяты, на мозги не капаю,Но вот он, перегиб и парадокс:Ковой-то выбирают римским папою —Ковой-то запирают в тесный бокс.

Там все места – блатные расхватали иПришипились, надеясь на авось, —Тем временем во всей честной ИталииНа папу кандидата не нашлось.

Жаль, на меня не вовремя накинули аркан, —Я б засосал стакан – и в Ватикан!

Церковники хлебальники разинули,Замешкался маленько Ватикан, —Мы тут им папу римского подкинули —Из наших, из поляков, из славян.

Сижу на нарах я, в Наро-Фоминске я.Когда б ты знала, жизнь мою губя,Что я бы мог бы выйти в папы римские, —А в мамы взять – естественно, тебя!

Жаль, на меня не вовремя накинули аркан, —Я б засосал стакан – и в Ватикан!

При власти, при деньгах ли, при короне ли —Судьба людей швыряет как котят.Но как мы место шаха проворонили?!Нам этого потомки не простят!

Шах расписался в полном неумении —Вот тут его возьми и замени!Где взять? У нас любой второй в Туркмении —Аятолла и даже Хомейни.

Всю жизнь мою в ворота бью рогами, как баран, —А мне бы взять Коран – и в Тегеран!

В Америке ли, в Азии, в Европе ли —Тот нездоров, а этот вдруг умрет…Вот место Голды Меир мы прохлопали, —А там – на четверть бывший наш народ.

Плывут у нас по Волге ли, по Каме лиТаланты – все при шпаге, при плаще, —Руслан Халилов, мой сосед по камере, —Там Мао делать нечего вообще!

Еще бы – не бояться мне полетов,Когда начальник мой, Е. Б. Изотов,Жалея вроде, колет как игла:«Эх, – говорит, – бедняга!У них и то в ЧикагоТри дня назад авария была!..»

Хотя бы сплюнул: всё же люди – братья,И мы вдвоем и не под кумачом, —Но знает, черт, и так для предприятьяЯ – хоть куда, хоть как и хоть на чем!

Мне не страшно: я навеселе, —Чтоб по трапу пройти не моргнув,Тренируюсь, уже на землеТуго-натуго пояс стянув.

Но, слава богу, я не вылетаю —В аэропорте время коротаю,Еще с одним таким же – побратим, —Мы пьем седьмую за деньЗа то, что все мы сядем,И может быть – туда, куда летим.

Пусть в ресторане не дают навынос,Там радио молчит – там благодать, —Вбежит швейцар и рявкнет: «Кто на Вильнюс!..Спокойно продолжайте выпивать!»

Мне летать – острый нож и петля:Ни поесть, ни распить, ни курнуть,И еще – безопасности для —Должен я сам себя пристегнуть!

У автомата – в нем ума палата —Стою я, улыбаюсь глуповато:Такое мне ответил автомат!..Невероятно, – в Ейске —Почти по-европейски:Свобода слова, – если это мат.

Мой умный друг к полудню стал ломаться —Уже наряд милиции зовут:Он гнул винты у «ИЛа-18»И требовал немедля парашют.

Я приятеля стал вразумлять:«Паша, Пашенька, Паша, Пашут!Если нам по чуть-чуть добавлять,Так на кой тебе шут парашют!..»

Он пояснил – такие врать не станут:Летел он раз, ремнями не затянут,Вдруг – взрыв! Но он был к этому готов:И тут нашел лазейку —Расправил телогрейкуИ приземлился в клумбу от цветов…

Мы от его рассказа обалдели!А здесь всё переносят – и не зря —Все рейсы за последние неделиНа завтра – тридцать третье декабря.

Я напрасно верчусь на пупе,Я напрасно волнуюсь вообще:Если в воздухе будет ЧП —Приземлюсь на китайском плаще!

Но, смутно беспокойство ощущая,Припоминаю: вышел без плаща я, —Ну что ж ты натворила, Кать, а Кать!Вот только две соседки —С едой всучили сетки,А сетки воздух будут пропускать…

Мой вылет объявили, что ли? Я быНе встал – теперь меня не подымай!Я слышу: «Пассажиры на ноябрь!Ваш вылет переносится на май!»

Зря я дергаюсь: Ейск не Бейрут, —Пассажиры спокойней ягнят,Террористов на рейс не берут,Неполадки к весне устранят.

Считайте меня полным идиотом,Но я б и там летал Аэрофлотом:У них – гуд бай – и в небо, хошь не хошь.А здесь – сиди и грейся:Всегда задержка рейса, —Хоть день, а все же лишний проживешь!

Мы взяли пунш и кожу индюка – бр-р!Снуем теперь до ветру в темноту:Удобства – во дворе, хотя – декабрь,И Новый год – летит себе на «ТУ».

Друг мой честью клянется спьяна,Что он всех, если надо, сместит.«Как же так, – говорит, – вся странаНикогда никуда не летит!..»

…А в это время гдей-то в Красноярске,На кафеле рассевшись по-татарски,О промедленье вовсе не скорбя,Проводит сутки третьиС шампанским в туалетеСам Новый год – и пьет сам за себя!

Помешивая воблою в бокале,Чтоб вышел газ – от газа он блюет, —Сидит себе на аэровокзалеИ ждет, когда наступит новый год.

Но в Хабаровске рейс отменен —Там надежно засел самолет, —Потому-то и новых временВ нашем городе не настает!

Вариации на цыганские темы