Иван Елагин - Собрание Сочинений в двух томах. Том Первый. Стихотворения

КОСОЙ ПОЛЁТ

Шли зданья, раскинувНа сотни кварталовОгни магазинов,Сиянье вокзалов.

Навстречу мне билиСлепящие светыОт ангельских крылийЛетящей газеты.

Там тень, что смятенной,Неслышной махинойЛетает по стенам,Как нож гильотинный.

Там лампочки, виннымПодобны бокалам,Со светом карминным,Оранжевым, алым.

Я тенью по стенамЧуть видно намечен.Я красным рентгеномПод сердце просвечен.

То прячусь в сторонкеПод стать невидимке,То где-то на пленкеЯ вспыхнул на снимке.

Казалось, что магнийБлистательно вспыхнул,Казалось, я ахнулИ сразу же стихнул.

И сразу потухнул,И как-то опально,Отверженно рухнулВ какую-то спальню,

Я в простыни канул,Я канул в матрацы,Мне снятся мельканья,Мне здания снятся.

По шумным проспектам,По улочкам жалкимТам катится нектоВ ночном катафалке.

Мой день бездыханныйТам катится шариком ртутнымПо кафелю ванной,В которой я выбрился утром.

Там день мой хоронятСо всем его шумом и вздоромВ том самом вагоне,В котором я ехал в контору.

Почивший, безгласный,Он виден мне сверху отсюда, —Мой день, что погаснулЗа темным холмом ундервуда.

Мой день, по которомОтходные шепчут молитвыЕго коридоры,Его кабинеты и лифты,

Его неудачи,Его треволненья и страхи.Мой день, что потраченНа всякие охи и ахи,

Который был отдан,Который вручен без остаткаУглам, переходам,Туннелям, мостам, пересадкам,

И всем телефонам,И пошлости всех разговоров,И нежно-зелёнымИ красным огням светофоров, —

Он жил суетливо,И как-то погиб несуразно,В каких-то архивах,В каких-то бумагах увязнув,

Сидит секретаршаЕще и поныне в приемной,Где в траурном маршеКолышется гроб его темный.

Мой вечер короткийРасхищен, растаскан, развеян.И только ошмёткиБлестят еще в окнах кофеен.

Он двинулся в вечностьСо всем своим скарбом.Мой день скоротечныйУшел к динозаврам.

Я вижу в пространствеВселенной туманнойБлистанье фаянсаИ кафеля ванной.

Лицо мое брея,В сиянии пены,Я пробую, время,Ломать твои стены.

И хрупко и ломкоСтеклянное завтра.Я прямо к потомкуВеду динозавра,

И с ним его дебри,Его океаны,И месяц, серебрян,Свисает с лианы.

Шумят эвкалипты.Летят метеоры.Я двигаюсь к лифту.Спешу из конторы.

Уже над миром ночьИграет в белый мяч.Скитайся, одиночь,По улицам маячь.

Помедли где-нибудьУ пристани речной,Где блещет Млечный путьИ небоскреб ночной.

Бумажную трухуНесет по мостовым.И спутники вверхуЛетают по кривым.

А человек внизу,А человек на дне,И жмется на весуНад ним стена — к стене

И у бетонных плитСтоит он одинок,И звездами облитОн с головы до ног.

Вот так и я стоюПод звездами одинВ моем глухом краюЗаборов и рябин.

Как город мой хорош!В нем улеглась метель.А где-то ты живёшьЗа тридевять земель.

И между нами тишь,И между нами гладь,И если ты кричишь,То мне не услыхать.

Ты от меня далёк,Ты в городе своём,И между нами лёгМогучий водоём.

Кораллы там цветут,Там плавают киты.Когда я крикну тут,То не услышишь ты.

В снегу тут ель и вяз,Тут снег на сотни вёрст.Мой дом в снегу увяз,Мой дом в сугробы вмёрз.

А там, где ты живёшь, —Тень пальмовых ветвей,И звезд иной чертёжНад головой твоей.

К лотку я подошёл,Газету я беру,Хоть знаю хорошо,Что это не к добру.

Пускай я наугадГазету разверну,Я знаю — там трубятПро новую войну.

Я на любой волнеВключаю аппарат,Но знаю — о войнеТам тоже говорят.

Принадлежит статьяНе моему ль перу,И разве же не яПо радио ору,

Выкрикиваю ложь,Несу галиматью,Что ты меня убьёшь,Что я тебя убью.

Как бы двойное дноУстроено внутри,Подумаешь одно —Другое говори.

Как бы двойное дно,Как будто две души,Подумаешь одно —Но о другом пиши.

И ты проходишь тамПод звездами одинВ своем краю реклам,В своем краю витрин.

И ты берешь с лоткаГазетный динамит,Где с каждого листкаПоджогами дымит.

Газетчик за пятакТебе всучает бредС угрозами атак,Со схемами ракет.

И ты, читая ложь,Несешь галиматью,Что ты меня убьёшь,Что я тебя убью.

Пусть спутник надо мнойВсё выше, всё сложней,Но спутник мой земнойНебесного важней,

И знаю я однуИз всех земных забот:Кто не убьёт войну,Того война убьёт.

Кто там над Тихим и АтлантическимВ небе снарядом свистит баллистическим?

Лучше давайте запустим шутихиНад Атлантическим или над Тихим.

Или к созвездьям качели подвесим,Чтобы визжа пролетать поднебесьем,

Иль над заливом Беринговым льдистымГулким мостом прозвеним, как монистом.

А у Камчаток и у АлясокВыстроим базы детских колясок.

И откровенно заявим мы парням,Тем, что взрывают за кругом полярным, —

Все ваши бомбы сложите огулом,Все ваши бомбы швырните акулам!

Мой сопланетник! давно уж пора намНебо вечернее сделать экраном,

Чтобы показывать миру оттудаФильмы Парижа, Москвы, Голливуда.

Мы стадион с колоссальной трибунойСоорудим на поверхности лунной

И кораблей межпланетных армадуВышлем на лунную олимпиаду.

Только все эти мечтания всуе,Стих мой, кому я тебя адресую?

Стих мой, куда тебя волны угналиВ легкой бутылке, в стеклянном пенале?

Стих мой, плывешь при попутных ли ветрах?Кто тебя выловит — друг или недруг?

Я забросил бутылку в воду,А в бутылке — письмо антиподу,

Иль себе самому письмоЯ послал от себя самого.

И бутылка — кусок стекла –Закачалась и поплыла.

Хватит слоняться праздно по безднам.Надо заняться чем-то полезным.

Скажем, печати купить и начатьСтавить на каждом закате печать.

Чтобы закат у дороги шоссейнойКак экспонат изучался музейный,

Чтобы из мира он выбыл со штемпелем,Зарегистрирован розово-пепельным,

Чтобы отметил спектральный анализ,Как эти краски хрустально менялись.

Может быть, дети в столетье тридцатомСложат по этим соцветьям закаты,

Сверят по рубрикам, сложат по кубикам,Смажут по небу карминовым тюбиком,

И над каким-нибудь городом хмурымНебо зажгут золотым абажуром, —

Это стихи мои вспыхнут, как хворост,Это закат мой зажжется ещё раз.

Я умиленно составлю каталогДынно-лимонно-оранжево-алых,

Медных закатов,Дымных закатов,

Летних закатов,Зимних закатов,

Тощих и розовыхВ рощах березовых,

РаспространённыхВ тихих затонах,

Свет расплескавшихВ лиственных чащах,

В бешеной яростиБрошенных в заросли,

Где-то на пастбищахМедленно гаснущих,

ЗолототканыхНа океанах.

— А закат все ниже стекалИ наполнял сияниямиВечернего неба стакан,Поставленный между зданиями.

Он жил лохматым зачумленным филином,Ходил в каком-то диком колпакеИ гнал стихи по мозговым извилинам,Как гонят самогон в змеевике.

Он весь был в небо обращен, как Пулково,И звезды, ослепительно-легки,С ночного неба просветленно-гулкого,Когда писал он, падали в стихи.

Врывался ветер громкий и нахрапистый,И облако над крышами неслось,А он бежал, бубня свои анапесты,Совсем как дождь, проскакивая вкось,

И в приступе ночного одичанияОн добывать со дна сознанья могСтихи такого звездного качания,Что, ослепляя, сваливали с ног.

Но у стихов совсем другие скорости,Чем у обиды или у беды,И у него с его судьбой напористойШли долгие большие нелады.

И вот, когда отчаяние вызрелоИ дальше жить уже не стало сил, —Он глянул в небо и единым выстрелом,Все звезды во вселенной погасил.

Неслышно входит городское летоВ отмеренное для деревьев гетто,

Где пробегает по дорожке пёсИ где деревьев несколько вразброс,

Тревожно размещая светотени,Стоят, как декорации на сцене.

А чуть поодаль — каменный потоп:Плывет за небоскребом небоскреб,

И снова небоскреб за небоскрёбомВздымается гигантом темнолобым.

А я стою под ветром и листвой,Я от листвы и ветра сам не свой,

И этот сад почти как остров странен,Мне кажется, что я — островитянин,

И что когда-то, может быть, в раю,Я видел эту бедную скамью,

И эту невысокую ограду,Я помню пса, бегущего по саду,

И предо мной встает со дна морейСад затонувшей юности моей.

Что с деревом делать осенним,С оранжевым сотрясеньем,Плеском и колыханьем,С блеском его чингисханьим,С этим живым монистом,С деревом тысячелистым?

С деревом тысячелистым,Резким, броским и тряским,Истым импрессионистомПо хлестким мазкам и краскам!С деревом, что смеётся,С деревом-знаменосцем!

Глянь на его богатства, —Некому с ним тягаться!Осень в него вложилаЗолотоносные жилы,Солнца вкатила столько,Что светится, как настойка!

С неба закаты взятыИ влиты в него закаты,Гнется под ветром крупным,Бьется цыганским бубном, —Не дерево, а кутила,Осень озолотила!

Что с деревом делать осенним,С круженьем его, с крушеньем,С его золотой падучей?Листья сгребаем в кучиИ меж домов громоздкихСжигаем на перекрёстках.

Алебастром сверкает гостиница,А вокруг нее пальмы павлинятся

И, качаясь по ветру размашисто,Синевою небесною мажутся,

И дрожит над своими пожиткамиМоре, шитое белыми нитками.

А над морем, над пляжем, над пальмамиХодит солнце — охотник за скальпами,

Озирается, по небу ходючи,И ножи его блещут охотничьи…

И лежу я под пальмами этими,Говорю я с тысячелетьями,

С ветром, солнцем, и морем, и сушею,И что мне говорят они — слушаю.

Читаю Боккаччо,Чуточку морщусь;Поезд, покачивая,Мчит через рощу.

Окнами глупымиПульман закупорен,Солнце за купамиКатится кубарем,

Солнце ныряет,В листве догорая…Мы, дорогая,У самого рая.

А рай первозданный,Могучий, дремотный,С пещерой стекляннойВ гостинице модной…

Там выкрики чаек,И море, и скалы,И пальма качаетСвои опахала,

И так мы похожиНа Еву с Адамом,Ты — с сумкой дорожной,А я — с чемоданом.

По нашим небыстрымТоржественным жестамПоймут: мы — туристы,В раю мы проездом.

Как с трамплина влетают в бассейн,Так и я моей тяжестью всей

Рассекаю до самого днаСтекловидную светопись дня.

Словно тело в стекло вплетено,Словно тело в стекле ледяном,

И вослед сквознякам световымЯ теку по каким-то кривым,

Словно я в полусмерть занесён,В полусвет, в полумрак, в полусон;

Обнадежь меня, время, скажи,Что я вставлен в твои витражи:

Когда стекла твои зацветут,Ты поставишь меня на свету,

На юру, на восход, на закат,В листопад, в снегопад, в звездопад.

Встал у платформы дымный и шипящийВечерний поезд, выходец из чащи.Но стоит только пристальней вглядеться,Поймешь, что поезд — выходец из детства.И может быть, ты обнаружишь сходствоС тем мальчиком, который там смеётся.

А поезд снова просекой еловойПогнался за луной большеголовой,Где по бокам большие тени лесаТолкаются и под колеса лезут.А мальчик за ночным локомотивомТак и остался лунным негативом.

Остался за стеклянным расстояньем,За временем, за звуком, за сияньем,Куда уже не добежать по шпалам.За временем, за выщербленно-впалымПересеченным временем, за темиДеревьями, уплывшими за темень.

Я решаю вопрос большой —Что мне делать с моей душой?

Вот стою я под фонарём,Говорю ей — вдвоём умрём,

Только жизнь со мной промытарь —И потухнешь ты, как фонарь.

А выходит, что всё враньё,Что обманываю её,

Что дела её нехороши,Что бессмертье есть у души!

И хотя она здесь со мной,Для неё я — двор проходной,

Сквозь который душа пройдётОт одних до других ворот.

Мне-то что, я пойду на снос,Вот с душою как быть — вопрос.

Как помочь разорвать ей кругЭтих вечных блаженств и мук.

Что же будет с моей душой?Вечность — срок чересчур большой!

На Севере и на Юге,На Западе и Востоке,Волны сгибая в дуги,Плещут моря — широки.

Суши клочок сиротскийВсем нам отмерен скупо.Словно живём на клёцкеГде-то в тарелке супа.

Вот занесёт волною,Так, как заносит снегом,И никакому НоюНе уцелеть с ковчегом.

Только звезда над зыбкимНеугомонным лоном,Да проплывают рыбкиПо храмам и стадионам.

Лакированным отрядомМчат они по автострадам.

Пролетают, как в угаре,К Ниагаре, к Ниагаре!

Бравый парень за рулёмВосседает королём.

Он король-молодожён,Он, как пушка, заряжён!

И сидит у парня справаРасфуфыренная пава.

Ниагара, Ниагара,Над речным резервуаром,

Упираясь в берега,Блещет вольтова дуга!

Ослепительно, бурливоСо скалистого обрыва,

Точно с ткацкого станка,Льются белые шелка.

Ниагара, грохот твойУ меня над головой,

Надо мной твой звездный ливеньНеизбывен, непрерывен.

Над веками, над людьмиТы шумела и шуми,

Ниагара, так и стойПодвенечною фатой!

Пусть шипит твоя волна,Добела расщеплена.

Ниагара, Ниагара,Обдаешь ты белым паром,

Ты вздымаешь горы брызг,Над тобою чаек визг,

И малютка-пароходикПод стеной твоей проходит,

Под летящею стеной,Леденящей, навесной.

Ниагара, Ниагара,Никому ты не налгала,

Твой пленительный обвалГрохотать не уставал.

Отчего ж такая кара,Ниагара, Ниагара?

Над тобою непрестанноВырастают рестораны,

Твой могучий водоёмОтдан хищникам внаём,

И пристал, как банный лист,Облепил тебя турист,

Он толпится у перил,Он очки в тебя вперил,

Он садится в вертолёт,Сверху он в тебя плюёт,

Там, где воды мчатся вскачь —Сколько выстроено дач!

Там, где вечность шумно льёт, –Он свои коктейли пьёт,

И жену, как тесто, месит,Проводя медовый месяц,

Дышит пьяным перегаромНиагара, Ниагара!

Помнишь ты, как ирокезПо твоим порогам лез?

Сжаты водами в тиски,Мчались в бочках смельчаки,

В твой поток кидаясь ярый,Ниагара, Ниагара!

Пред толпою хорохорясь,Над тобой канатоходец

Балансировал с шестомИ чернел вверху крестом.

А совсем внизу у спада,Где вода толпиться рада,

Где река буграми взрытаМежду выступов гранита,

Прямо в каменные щелиГидростанции засели.

Рев бушующих турбинСлился с грохотом глубин.

Ниагара, сотрясайГидростанций корпуса!

Ниагара, оправдайВсе на свете провода!

Чтобы славу разносилаО тебе электросила,

Что ты трудишься на благо,Что у нас ты работяга,

Что ты мощь земного шара,Ниагара, Ниагара!

Бог восхитился шаром,Взялся за шар он с жаром.

Создал миров миллиарды,Каждый, как шар бильярдный,

И стало привычным бытомШарам кружить по орбитам.

А я себе во вселеннойДом выстроил четырехстенный,

Ребристый, угластый, колкий,С крышею треуголкой.

А я под небом голубенькимСижу и играю в кубики.

Бог выгнет коленцем деревоИ краской зеленой мажет, —Стоит оно так растерянно,Стоит и листами машет.

А я себе для порядкуСколачиваю оградку,Я прибиваю доски,А доски остры и плоски.

Бог прикоснется к облаку,Только погладит по боку —И облако золотится,Свисает с облака птица.

А в небе моем, как вены,Проволоки и антенны.

Бог ходит по меридианам,Все Богу кажется странным.

А я по дорогам шоссейным,Скучным, прямолинейным.

А для моей душиНужны купола-кругляши.

Овальности и покатостиДля радости и для святости.

Земля моя, колобок,Куда тебя катит Бог?

Стопудовые и древниеКамни высятся в лесу,И деревья за деревьямиДержат ветки на весу.

И не знаешь — то ли озероТам блестит наискосок,То ли вечность заморозилаНеба синего кусок.

И деревья, в выси аховойРазметавшие верхи,С каждой ветки солнце стряхиваютНа каменья и на мхи.

Я хотел бы жить тут лодырем,Ни о чем не думать впредь,И во все глаза до одуриС удивлением смотреть.

Странно и нежданноСтал я богачом:Я набил карманыСолнечным лучом.

Я теперь богат,Мне теперь почёт.Я кладу закатНа текущий счёт.

А как дуб листвойНадо мною тряс,Он мне отдал свойЗолотой запас.

Крепче всех валют,Звонче всех монетТе лучи, что льютПредвечерний свет.

Больше всех богатствТот закат в огне,Что сейчас погасУ меня в окне.

С веком рассорясь,Жил стихотворец.

Он напевал —А его наповал.

Он теперь, как прочие,Ждет, занявши очередь:

Из могилы выроют,Реабилитируют.

Я не знаю, где бы выпроситьКраску, чтобы ветер выкрасить.

Прекратить нелепость дикую,Что он ходит невидимкою.

Я люблю определённости,Красности или зелёности,

Фиолетовости, синести,А вот ветра мне не вынести,

Потому что ветер — фикция,Хоть и есть у ветра дикция.

Вот и мыслью ошарашен я,Чтобы ветер дул раскрашенно,

Дул павлинисто, фазанисто,Дул гогенисто, сезанисто,

Чтоб по всей его волнистостиШли сиреневые мглистости,

Чтоб скользили по наклонностиГолубые просветлённости,

Чтоб он гнал в рывках неистовыхЦветовую бурю выставок,

Пусть по ветру фордыбачатсяВсе абстрактные чудачества,

Многоцветные, несметные,Несусветно-беспредметные,

Пусть в его порывах множатсяСумасшедшие художества,

Пусть разгуливает клоуномИдиотски размалёванным,

Пусть размахивает красками,Как платками самаркандскими.

Весь вмещенный в очертания,В свето-цветосочетания,

Пусть проходит ветер красочный,Кочевой, блестящий, сказочный.

Пора уже облекатьВ слова документ прощальный.Пожалуйста, адвокат,Составьте мне завещанье.

Вы знаете, я богат.Всё у меня в избытке.Я золотой закатПереплавляю в слитки.

Хрусталь, аметист, опал,Брильянтовые булавкиЯ у дождя покупалВ его ювелирной лавке.

Храню я кусок волны —Пена на ней из платиныИ нежно закругленыВыпуклости и вмятины.

Лежат в моих кладовыхНесчитанные богатства —Сотни дорог кривых,Чтобы по ним таскаться.

Накиданы облакаВповал с другими вещами.Пожалуйста, адвокат,Составьте мне завещанье.

Там вещи такие редкие,Которым нету цены.Есть тень у меня от ветки,Я снял ее со стены, —

В сажень величиноюПродолговатая тень.Еще есть окно ночноеВ темень, в теплынь, в сирень…

Есть средь моих палатПалата звездных качаний,Пожалуйста, адвокат,Составьте мне завещанье,

Пожалуйста, адвокат,Составьте мне завещанье —Пора уже отвыкатьОт жизни с ее звучаньем.

Все звезды от первой и до последней,Все огни, что ночами светятся, —Тебе завещаю я, мой наследник,Тебе завещаю, моя наследница.

Чем одаряют и одарялиКонсерватории всех веков,Все прогремевшие бури роялей,Все косые дожди смычков,

Всё, что в скитаниях тысячелетнихЛюдям пригрезилось и пригрезится, —Тебе завещаю я, мой наследник,Тебе завещаю, моя наследница.

Все фантазии, все капризы,Все иллюзии, все мечты,Театров светающие кулисы,Музеев диковинные холсты,

Всех живописцев цветные бредни,Всё, что блистательной кистью метится, —Тебе завещаю я, мой наследник,Тебе завещаю, моя наследница.

Эту грешную, эту старенькую,Суматошную землю мою,Утопающую в кустарникеВ парке каменную скамью,

Всю прохладу сумерек летних,Когда легко разойтись и встретиться, –Тебе завещаю я, мой наследник,Тебе завещаю, моя наследница.

Этот снег, только что выпавший,И развеселого босяка —Вот он, нескладный, немного выпивший,Идет, покачиваясь слегка, —

Февральской ночи шумящий ледник,Все фонари, что звенят в гололедицу, —Тебе завещаю я, мой наследник,Тебе завещаю, моя наследница.

Был я поэт, бедняк,Бился, язык высуня,Ценнее ценных бумагБумага была исписанная.

Не затевал я дел,Не заправлял финансами,А все-таки я владелВот этой луной фаянсовой.

И, без копейки сиживая,Я не терял мужества:В небе мое недвижимоеИ движимое имущество.

Знал я, зубами клацая,Знал я, ремень прикручивая,Что у меня акцииСамые наилучшие.

Что я, по воле дивногоСлучая и неслучая, —Акционер правдивогоВеликого и могучего.

Отстаньте с книжкой чековой,Когда я с книжкой Чехова!

Зачем мне ваш текущий счёт?Мой счет неиссякаемый!Ко мне не золото течёт,А Пастернак с Цветаевой.

Пускай сегодня я не в счёт,Но завтра может статься,Что и Россия зачерпнётОт моего богатства.

Пойдут стихи мои, звеня,По Невскому и Сретенке.Вы повстречаете меня,Читатели — наследники.

Нет, завещанье еще не полное.Нет, завещанье еще не конченное:Я завещаю вам гром и молнию,Я завещаю вам море всклокоченное.

Еще завещание не заверено,Еще не все поставлены подписи —Я завещаю вам тучу и дерево,Я завещаю вам выси и пропасти.

Еще не всё до конца оговорено,И не оттиснуты все печати:Я завещаю вам ветку и ворона,Рощу осеннюю на закате,

Желтые листья, летящие накривь,И облаков величавые сдвиги,И на прощанье — последний параграф –Я завещаю вам солнце и книги.

Я просыпаюсьИ рассыпаюсь.

Но не на части, не на куски —От меня откалываются двойники.

ОтделяютсяИ удаляются.

Один из них ставит чай на плитуИ молоко наливает коту.

Еще сонный, еще ночнойРазговаривает с женой.

А щеки бреет который —Зацапан уже конторой.

В учреждении ономОн лает по телефонам.

И скоро его нутроБудет трястись в метро.

А третий — поэт, лунатик —Сшибет его ветра натиск!

А доведется околоКакой-нибудь юбке вертеться –Она у него, как колокол,Раскачивается в сердце.

Он удивлен. И слышно,Как дышит четверостишно.

Нас всех рисовал художник,Художник из тех, дотошных.

Все вышли, как на портрете —Первый, второй и третий.

Я выгляжу, как начальник:Не голова, а чайник.

А вместо руки обрубокИз телефонных трубок.

Кот о пиджак мой трётся,И у меня с ним сходство.

А у плиты женаПылает, подожжена.

И на жену из блюдцаМолочные струйки льются.

И всем нам наперерез:МЕНЕ-ТАКЕЛ-ФАРЕС

С соответственным переводомНЕ ОПОЗДАЙ НА РАБОТУ.

Выдала кисть кубиста,Что такое убийство.

Вышел и вижу: четыре угла.На каждом огромный дом.Ввысь уходят квадраты стекла,Блистая лиловым льдом.

Еще далеко до первых Звёзд.На небе красный дымок.На каждом углу сколочен помост.С помоста кричит демагог.

Четыре угла, четыре толпы,Четыре истошных вопля.И я к перекрестку с другими доплыл,Как в сеть заплывает вобла.

Приплыл на северный угол.Вижу — орет один.Глаза у него — как угольИз-под золы седин.

Разглагольствует хорошо!Особенно слово «честь»Произносит с самой большойБуквы что ни на есть!

— Я — говорит — патриотРыцарского закала,Я говорю — вперед,Под знаменем генерала!

Тут выходил генералИ радостно козырял!

На генерале мундир,Генерал распевает арииО том, что каждому сырОн выпишет из Швейцарии!

И сразу — неукротим —Рев над столицей мира:— Все как один хотимВкусить швейцарского сыра!

Но те — говорит он — гадины,У кого иностранное отчество,

И мне их на перекладинеОчень повесить хочется!

Смерть — говорит — пронырам!Они между мной и сыром!

И вопль летит к поднебесьям:Приказывай — всех повесим!

Пробился на угол южный,А там вопит золотушный,Тщедушный и некрасивый —Нос обвисает сливой.

Я — говорит — за равенство,Я — говорит — за братство.

Хочу — говорит — нравиться,Хочу — говорит — лобызаться!

Как только низыДорвутся до власти —Поделим носыНа равные части!

Наш лозунг всечеловеческий:Каждому — нос греческий!

Закончил носатый визгомИ трясанув кулаком:— А с сыром милитаристскимНе суйтесь! Ваш сыр с душком!

Тут встает кривоногаяИ обещает многое!

Справедливость сулит рабочим,А несправедливость — прочим!

В мире не место нечисти,Надо с земли стеретьЕсли не полчеловечества,То непременно треть!

Мы учиним разнос!Мы уберем с дорогиТех, у которых носПрямой и прямые ноги!

Сбрасывай под откосЭксплуататоров класс,Чтобы прямой носСтал достояньем масс!

Вышел на угол западный,Лозунгами заляпанный.

А там либеральный чижикВычитывает из книжек.

Во всем — говорит — сперваЧеловеческие права.

Вот господин генералНеоднократно и четкоПеред толпой заявлял,Что мне перережет глотку, —

А я говорю — браво!Это его право!

И мой носатый собрат,Сжимающий кулаки,Был бы ужасно радВыпустить мне кишки —

А я говорю — браво!Это его право!

Ни под каким видомНе долженОграничиваться индивидуум!

А если страсть индивидуумаСтрелять либералов упрямо,То это его, видимо,Политическая программа,

А существо программНельзя менять ни на грамм!

Тут пошел он дичь нестиО свободе личности!

Я сбежал, испуган,На восточный угол.

А там аскет долговязыйНечто вещает важное,И на стене монашеской рясойТень мелькает шестиэтажная.

— Наш Бог — Бог!А их Бог — плох!

Говорю вам, с догматом сверясь,Всё остальное — ересь!

С нами псалмы поющийУзрит райские кущи!

А тот, кто поет на другой распев, –Того постигнет Господень гнев!

Никто не спасется бегством,Согласно священным текстам.

Слушай и выбирай,Что тебе говорят:С нами пойдешь в рай,С ними пойдешь в ад!

Да управляет миромГенерал, осененный сыром!

А тот, кто мечтой унёссяЗа прямотою носа,

Тот подвержен разнымДьявольским соблазнам

И сгинет в геенне огненной,Нами из мира прогнанный!

Говорю вам, с догматом сверясь, —Все остальное — ересь!

Над морем голов, над морем головКрики летят с четырех углов,

И ужас сердце мое холодит,Что кто-то из них победит.

Вихлясты, расхлябаны,Клокасты, нечёсаны,С такими же бабамиПростоволосыми,Нахохленные, как сычи,Шляются бородачи.

Видно, такая мода,Видно, такой фасон,Что мордой он — Квазимодо,А волосней — Самсон!

Вот он, мой современник,Глубокомыслен, как веник.

Он и его БеатричеПоклялись друг другу не стричься!

В этом и шик модерный,Чтоб выглядеть попещерней!

Звонче, гитара, тренькай —Станем на четвереньки!

А какие-то профессораКвохчут, вздором научным потчуя:«Время кризисов» et cetera,«Социальный протест» и прочее,

И выходит, что волосатостьЧуть ли не философский статус.

До коленных суставов вытянись,Подбородочная растительность!

Объявляю — я тоже битникИз самых из первобытных:

Я ратую горячоЗа шкуры через плечо,

За набедренные повязкиОслепительнейшей раскраски,

За дубины и за костры,За каменные топоры.

Объявляю, что я поборникЗапрещения всех уборных —

Социальный во мне протестПротив отхожих мест!

Я к природе, к земле влекусь,И меня вдохновляет куст!

Взъерошенные, как птахи,На скамьях сидят неряхи.

Но все ж восседают парами,Целуются все ж по-старому,

Смеются, друг дружке нравясь,Трещат — разорви их атом, —И во мне накипает завистьЛысого к волосатым.

Ночка новогодняяВ звезды разодета,Никуда не годнаяКатится планета.

Что ты кружишь попусту,Что ты мчишься в темень,Наклонив над пропастьюИ Москву, и Бремен,

И Париж, и Токио,И Милан, и Сочи,И летят высокиеЛедяные ночи.

И в Чехословакии,В Англии, в КитаеСлышно — звезды звякают,Отблески кидая.

Где-то кружат спутники,И луна могучеВ рыцарском нагрудникеПрошибает тучи.

И жестикулируяШумно и вульгарно,Снег полемизируетСо столбом фонарным.

И опять, с опаскоюВ будущее глядя,Пьем с тобой шампанскоеВ полночь в снегопаде.

Пьем вино мы колкое,Чокаясь, мы вспомним —С Новым Годом! (Сколько их!)С Новым счастьем! (Что в нем!)

О хрусталь, красавица,Хрусталем ударим!Дай нам Бог управитьсяИ со счастьем старым.

В музее современного искусстваЯ сразу в вестибюле, сгоряча,Со скрежетом, со щелканьем и хрустомОткручиваю руку от плеча.

Я находиться здесь хочу по праву,От атомного века не отстав,Я спешно разбираю по суставамМой остеологический состав.

Развинчиваю колено,Выламываю ключицу.Субъект здоровенныйПо лестнице мчится.

На нем всё глажено,И галстук — спектр.Он — взбудораженный,И он — директор!

Вздохнув утробно,Он мне сказал:— Вы допотопны,Как динозавр!

Всё это грубоИ неприлично.Всё это кубо-Футуристично.

Вы — деревенщина,Вы так бестактны:У вас всё — вещное,А мы абстрактны.

Несите прочь свое добро,Свое бедро, свое ребро —Старо, старо!

Собираю кости понемножку.Говорю, сконфузившись заметно:— Обещаю — разобьюсь в лепешку,Стану совершенно беспредметным!

Но, выпучив глаза,Он заявляет: — Нет,В лепешку нельзя,Лепешка — предмет!

Но я продолжаю с чувством,До слез директора трогая:— Я так разобьюсь, клянусь вам,Что останется место мокрое!

Он отвечает басом:— Вот так бы и давно!Разбейтесь, а мы раскрасим,Человек — это пятно!

Спрашивал ответаУ лингвистов,Как перевестиС языка ветраНа язык листьев?

Ветер только-толькоПо веткамПроскакивает.А листья тонко-тонкоОт ветраПозвякивают.

Верзила-ветер,Поди спроси его,О чем он по-петербургски грассировал,А листьям казалось,Что ветер с ними вальсировал.

Как перевестиС языка звезды расплесканнойНа язык воды распластанной?

Смотрит звезда в водоём,Влюбленные бродят вдвоём.Каждый говорит о своём.Каждый говорит о своём.

Как перевести,Что мне говорят сады —На язык моей ночной беды?

Как перевести, мой друг,На язык вот этих строкВеток стук,Листьев говорок?

Что там — смех?