Не отрекаются любя. Полное собрание стихотворений - Вероника Михайловна Тушнова
Что губы теплые твои
сейчас у сердца самого
и те слова – слова любви –
опять воскресли заново.
И пахнет вялая трава,
от инея хрустальная,
и, различимая едва,
звезда блестит печальная.
И лист слетает на пальто,
и фонари качаются…
Благодарю тебя за то,
что это не кончается.
«Я тебя вспоминаю солидной и важной…»
Я тебя вспоминаю солидной и важной,
с толстой мордочкой,
в капоре серого пуха…
Говорила ты басом, немного протяжно.
Отвечала, как правило, вежливо-сухо.
Дома ты становилась другою немножко
в полосатой своей бумазейной пижаме,
улыбалась, хихикала, мучила кошку,
приставала с вопросами разными к маме…
До чего я порой уставала, бывало,
от несчетных твоих «почему» и «откуда»,
говорила: – А ну, помолчи! –
и не знала,
что жалеть о твоем красноречии буду.
Верно, так уж устроено сердце людское.
Мне казалось, я очень нуждаюсь в покое,
а сейчас вот, когда это время далеко,
мне не горестно, нет,
но чуть-чуть одиноко.
Иногда мне хотелось бы теплого слова,
иногда мне бы маленькой ласки хотелось.
Но к родителям
юность особо сурова,
ей совсем не к лицу проявлять мягкотелость.
У нее есть на все
очень твердые взгляды,
есть на все «почему» и «откуда»
ответы.
Я такой же была…
Так, наверное, надо.
А потом… до чего кратковременно это!
Скоро жить начинаем мы как бы сначала;
понимаем, что сложно живется на свете,
что любимых любили мы плохо и мало
и что, в сущности, мы
те же самые дети.
Предстают по-другому все наши поступки.
Помню я,
по одной из московских улиц
мама, мама моя
в старой плюшевой шубке
одиноко шагает, слегка сутулясь.
Мне догнать бы ее, проводить до трамвая, –
до чего бы, я знаю, была она рада.
Ах, как часто теперь я о ней вспоминаю…
Юность вечно спешит.
Так, наверное, надо?!
Пришла ко мне девочка
Пришла ко мне девочка
с заплаканными глазами,
с надеждой коснулась моей руки:
– Ведь вы же когда-то любили
сами, –
вы даже писали об этом стихи…
Я не хочу так, я не согласна…
Скажите, разве она права?
Зачем она перед целым классом
вслух читала его слова?
Зачем так брезгливо поджала губы,
когда рвала листок пополам,
зачем говорила о нас так грубо,
что мне повторять неудобно вам.
Мы очень с ним дружим…
– Я это знаю.
– Он очень хороший!
– Я помню, да…
– Вы разве знакомы с ним?
– Да, была я
такой же девчонкой, как ты, тогда
он тоже писал мне записки…
– Значит,
вы мне поверите?
– Всей душой!
…И вот разговор откровенный начат
между маленькой женщиной
и большой.
Через час,
утешившись в детском
горе,
она ушла на каток… А я
разговор продолжаю, волнуюсь,
спорю,
тревожно на сердце у меня.
Если учительница вскрывает
чужие письма – прощенья нет!
Простите, я, кажется, подрываю
педагогический авторитет?
Простите, но все это –
дело поэта,
а я к тому же еще и мать…
Поэт Маяковский писал «Про это»
затем, что про это надо писать!
Мы учим детей от гриппа
спасаться,
улицы учим переходить,
так как же этого не касаться,
как будто легко научиться
любить.
(Казалось бы, это проще простого!)
Но я про любовь настоящую, ту,
когда самая жизнь
отдается без слова
за отчизну,
за женщину,
за мечту…
Чтобы люди
веку по росту были,
такими надо вырастить их,
чтобы с детства
все, что они любили,
любили бы
больше себя самих!
…
Пришла ко мне девочка
с заплаканными глазами,
вами обиженная до слез.
Почему вы в доверии ей отказали?
Потрудитесь ответить на этот
вопрос!
Ведь не просто
школьница перед доскою,
единица, из коих составлен класс, –
вам было доверено
сердце людское…
Теперь оно больше не верит в вас!
«За окошком падает снежок…»
За окошком падает снежок,
лиловеет улица во мгле…
Телефон, бесстрастный, как божок,
молча восседает на столе.
Снегопадом заштрихован сплошь,
отплывает город в темноту…
Что ж ты от стола не отойдешь,
часовым застыла на посту?
Загалдели галки вперебой,
засветились ранние огни…
Ты глядишь с отчаянной мольбой,
ты без слов взываешь:
«Зазвони!»
Ты девчонка.
Это не всерьез.
Я же знаю цену первых слез,
первых встреч и ссор,
и все равно
огорчаюсь и тревожусь я…
Разве не окончилась давно
юность неспокойная моя?
Значит, что же, я должна опять
ошибаться, волноваться, ждать?
Любишь ты,
скажу я не в укор,
многому идти наперекор.
Будешь жить непросто, нелегко,
слишком сходство наше велико.
И робка ты будешь, и горда,
и несправедлива иногда…
Ты девчонка…
Только все всерьез.
Каждый колос из зерна пророс.
Пусть волнений будет через край –
огорчайся, радуйся, борись,
лишь мечты большой не потеряй,
высотой ее
не поступись!
«Нет, нет, мне незачем бояться…»
Нет, нет, мне незачем бояться
осенней, стынущей воды…
А помнишь, мы пришли расстаться
на Патриаршие пруды?
Вода была, как небо, черной,
полночный сквер безлюден был,
кленовый лист
позолоченный,
слегка покачиваясь, плыл…
И отчего-то все молчало…
Какая тягостная тишь!
А сердце билось и стучало,
кричало:
– Что же ты молчишь?! –
Кричало
