Велимир Хлебников - Том 3. Поэмы 1905-1922
16-19 октября 1919. 1921.
«Полужелезная изба…»*
Полужелезная изба,Деревьев тонкая резьба.О, белый ветер умных почек!Он плещется в окно.И люди старше насЗдесь чтили память Гаршина.Ему, писателю, даноПопасть к тебе, безумью барщина!Душою по лавинамБезумных гор рассыпать крыльяИ гибнуть пленником насилья.Души приказ был половинам:Одной носиться по Балканам,Другой сразиться с черным великаном,Поймавшим аленький цветочек,И сквозь железный переплетСтремиться в лестницы пролет.Русалка черных пропастейТучу царапающего дома,С четою черных дыр, с охапкою костей,Кому ты не знакома?Похожий на зарю цветок,И он – мучения венок!Кругом безумного лицаОгонь страдания кольца.С тех пор ручная молния вонзилаВ покои свой прозрачный хлев,Прозрачный и высокий,Свершилась прадедов мечта:Судьба людская покорилаПороду новую скота.Хрипит русалкой голос дев,Пророка сердце – их потеха.Понять их сердце не успев,Они узор вражды доспеха.Опять! Опять! Все то же, то же:Род человеческий – прохожийВсе той же сумрачной долины,Где полог звезд надменно синий.Лишь туч суровая семьяБег неприютный осеняет,Шатром верховное тая,И ветер тени удлиняет.Все неуютно, все унылоИ все, что есть, то было, было!И к каждому виску народаПриставлено по дулу.И оба дали по посулу,Что переменится природаСтраны заката и восхода.
– Милостивый государь, позвольте закурить!Ключи! ключи стучат! Нужно отворить.– Давай, давай, будемте смолить.– Есть спички? Ни черта!– Милостивый государь, я пробыл в чреве у китаТри ночи и три дня,После французы, немцы и американцы спасли меняУ Южной Африки зимой.И Гинденбург – племянник мой!Дедушка-леший воду проноситСлавянским хитрым простецом.И думец-меньшевик неясно просит(Он бел и бледен, без кровинки):«Как брату! Дайте хлеб как брату…»– Можно войти? – рычит медвежий голос,–Я голоден!Славяне, скифы и германцыЖили селами…Я голоден…Уйдите, оборванцы!Ну, буду убирать светелку.–Безумный беглыми руками играет Ребикова «Елку».– Ну что же, новости какие?– Пал Харьков, скоро Киев.–Блестят имена Кесслера и Саблина.Старо-Московская ограблена.Богач летит, вскочив в коляску,И по пятам несется трудВ своей победе удалой.Но пленных не берут.Пять тысяч за перевязку,А после голову долой.В снегу на большакеЛежат борцы дровами, ненужными поленами,До потолка лежат убитые, как доски,В покоях прежнего училища.Где сумасшедший дом?В стенах или за стенами?
Москвы суровый клич:«За черным золотом на Дон!»– Ну что ж, Москву покажут на Дону!Прорубим на Кубань окно!– А мы махнем к МахноИ, притаившись по лесам,Подымем ближе к небесамСлуг белого цветка:Блеснут погоны золотые!Батьки Махно сыны лихиеКостры раскинут удалые,И мерным звуком винтарейРазят поклонников царей(Где раньше погибал «Спартак»),«Нет сдачи» – пулей рокоча.А после кровный уносил рысакНа Дон далекий богача.В объятьях пушечного шума,Где с мертвым бешенством у ртаНавеки лег на боковуюПослушник вековому вечуС суровой раною на лбу,–Ведут тяжелую пальбу.И вот удачу боевуюКоней доверив табуну,Промчалась алая КубаньВолной воинственной мазурки,Как мотыльки, трепещут бурки.Сабурка – мы? Иль вы з Сабурке?Ужели прав ваш сон кровавый,Где поколения пропали,Как вишни белые в цвету?И мы, безумные, припалиЛицом к темничному стеклу…– На Дон! На Дон!И дико захохочет он:«Железяку на пузяку! Стройся!»А надзиратель крикнет: «успокойся!»Быть посему и бить по всему!
Страна Олелька и Украйна!Где звезд небесных детвора!В полях головки белокурые,У сельской хаты те же белые цветы.Но бьются лени и труды.И носят храбрых кони куцые,И над могильницей БайдыСтоят сыны Конфуция.И сквозь курган к умершим некогда отцамДоносится: «Мир – хижинам, война – дворцам!»Плитой могильною СеркаСмотрел в окно холодный день.Шатром кониныГолодных псов сокрыла туша.Давно ли вишня, хмель и грушаБогинями весны цвели на Украине!Ночей заплаканные очиСтоят над Байдиной могилой,И кто-то скачет что есть мочиВ долину красного цветка.Земного шара РадаВитает над страной,Где дикий половчинГромил стрелою пахаряИ жалось к дереву овечье стадо.Как вопль смерти громок!Нагое тело без овчинЛежит – не надо знахаря.И так же лег его потомок.Пред смертью, что ему звучали:Опришков голоса с Карпат?Московский к бедноте набат?Теперь засни и стань цветами…
1919
«Какой остряк, какой повеса…»*
Какой остряк, какой повесаДал проигрыш закону веса?Как месяц обнаружил зоркий,Он древний туз покрыл семеркой!И ставку снял у игрока,И рок оставил в дураках,И горку алую червонцевСхватил голодною рукой,Где только солнца, солнца, солнцаКатились звонкою рекой…Лети в материк А,Письмо летерика!И в кольцах облачных тулупаСверли и пой, крыло шурупа,Судьбу и на небе ругаяСкучно, скупо и зло,Службой ежедневною орлов.
Летела Вила полунагая,Назол волос рукой откинувИ в небо взор могучий кинув,Два черных, буйных солнца в падших звездах – глаза ее,А стан – курильни сизый воздух и зарево.Одна в небесных плоскостях.Где солнце, ясное тепло?Кому себя вручить, одолжить?Кому девичью нежность выдам?Меня умчал железный выдум,Чугунной чарой птицы валаМне буря косы целовала.Отдавая дань почета,Я ночь, как птица, вековалаНа ветке дикого полетаИ грустно, грустно горевала.Плывет гроза – потопа знак.И вот лечу в воздушных оползнях,Чтобы в белых глины толщахЧервяком подземным ползать.И точить ходыСквозь орех высот,Через предел ночных скорлуп,И мой узок плотУносит облачный шурупНи туды, ни сюды…Ей богу, хуже стрекозы!Чисто кара, где же грех?На птице без перьев, без кожи, без мяс,А одни стучат лишь кости,Решиться на суровый постриг,К безумцу неба устремясь,Куда-то ласточкою мчась,Забыв про тех, кто целовалВот эти плечи, вот эти косы,И эти ноги, тайной босы,Обняв рукой железный вал,И мчаться, как на святки в гостиНеведомо к кому, нет, не пойму,И облаку кричать «пади!»С неясной силою в груди,Лететь над морем с полчищем стрекозИ в снежных цепях видеть козЗеленых глаз нездешний ситец,–В безумном страхе уноситесь!Сложили челюсти – ножи,В бореньи с бурями мужая,Чума густых колосьев ржи,Чума садов и урожая.Орлы из мух с крылами из слюды,Зеленой вестники беды.В набат кричат, веревкой дергая,Поля людей в степях за Волгою.Над пятнами таких пожарищСейчас лечу, стрекоз товарищ.От дерзких глаз паденьяЗакрыта плоскостямиВ построенной купальне,Чтоб труп не каялся в землеПеред священником высотЗа черный грех и за полетВ падения исповедальне,В разлуке длинной с теми,Кому нежна ведунья.Хотели этого века.Я ваше небо проточуСуровой долей червяка,Как будто бы гнилой осенний лист,Как мякоть яблока уж перезрелую.А может быть, стащу с небесных ветокОдно, другое солнышкоРукою дикою воровки,Парой хорошеньких ручонок.И светляка небесВоткну булавкойВ потоп моих волос,Еще стыдливый и неловкий,Для зависти девчонокПодсолнух золотой,Кудрявый полднями миров,Пчелой запутается в косах,В ней зажужжит цветок полей,Что много, много выше всяких тополей.Я расскажу вечерним славкам,Что мной морей похищен посох:Господства на море игрушка жезлаВ руках того, под кем земля исчезла.Второе море это небо –На небе берег к морю требуй!А если спросят, что я делаю,Скажу, что, верно, в возрасте долоевВсе ваше небо – яблоко гнилое,Пора прийти и червякам!И смерти лик знаком векам,И, верно, мне за солнца кражуСидеть в земном остроге место,А это уже гаже.О, подвиг огненный!Я мамонта невеста,Он мой мертвый бог ныне.Лесному лосю-сохачу,Как призрак, хохочу,Лесной русалкою сижуНа белой волне бивняИ вот невестою дрожуДля женихов косого ливня.Забыв лесных бродяг, повес,С ознобом вперемеж, вразвалку,Богиню корчить и русалку,И быть копьем для поединкаС суровым шишаком небес,В суровой воина руке.На помощь, милые слезинки,Бурливой плыть теперь реке.Водою горною, бывало,Спеша, как девичий рассказ,Коса неспешно подметалаВлюбленный мусор синих глаз(Глаза – амбары сказок).Здесь остановится, здесь поторопится,Жестокая застынет,Пока столб пыли минетИ пыл сердец к стыду не скопится.Тогда – за лень! И труд – долой!В него летит письмо метлой.Теперь сижу, сижу, дрожу,Какая мразь! какая жуть!И если б, тяжести крамольник,Упал на землю летерик,Какой великий треугольникОписан моим телом,Как учителей хрустящим меломУглем описан на доске.За партой туч увидел ученик,Звездой пылая вдалеке,Как муравейник – башни колокольни.Но можно ту столицу,–Крик радости довольной,–Зажечь военной чечевицей.Нет, злая мысль, мысль-злодейка.Но если солнышко – копейка,То где же рубль?Во мне? в тебе? в чужой судьбе?Где песен убыль?Где лодка людей кроткаИ где гребцом – чахотка.
Так Вила мирная журчала,С косой широкою мыслитель.Гроза далекая ворчала…На шкуре мамонта люблюВороньей стаи чет и нечет,Прообраз в завтра углублю,Пока мне старцы не перечат.Над мертвой мамонтовой шкуройВороны, разбудив снега полей, кружились.Пророка посохом шагаетТо, что позже сбудется,Им прошлое разбудится.Какая глубина – потонешь!«Орлы в Орле».«Крошу Шкуро».Серп ущербленный.И вдруг Воронеж,Где Буденный:Легли, разбиты, шкурой мамонта –Шкуро и Мамонтов.Умейте узнавать углы событийВ мгновенной пене слов:Это нож данВ сердце граждан.В глазу курганыНочных озер,В глазах цыганыЗажгли костер.
<1919–1920>, 1921
