Велимир Хлебников - Том 3. Поэмы 1905-1922

1919. (1915–1918)

Каменная баба*

Старик с извилистою палкойИ очарованная тишь.И, где хохочущей русалкойНад мертвым мамонтом сидишь,Шумит кора старинной ивы,Лепечет сказки по-людски,А девы каменные нивы –Как сказки каменной досюг.Вас древняя воздвигла треба.Вы тянетесь от неба и до неба.Они суровы и жестоки,Их бусы – грубая резьба.И сказок камня о ВостокеНе понимают ястреба.Стоит с улыбкою недвижной,Забытая неведомым отцом,И на груди ее булыжнойБлестит роса серебряным сосцом.Здесь девы скок темноволосойОрла ночного разбудил,Ее развеянные косы,Его молчание удил!И снежной вязью вьются горы,Столетних звуков твердые извивы.И разговору вод заборыУтесов, сверху падших в нивы.Вон дерево кому-то молитсяНа сумрачной поляне.И плачется, и волитсяСловами без названий.О тополь нежный, тополь черный,Любимец свежих вечеров!И этот трепет разговорныйЕго качаемых листовСюда идет: пиши-пиши,Златоволосый и немой.Что надо отроку в тишиНад серебристою молвой?Рыдать, что этот Млечный Путь не мой?«Как много стонет мертвых тысячПод покрывалом свежим праха!И я последний живописецЗемли неслыханного страха.Я каждый день жду выстрела в себя.За что? За что? Ведь всех любя,Я раньше жил, до этих дней,В степи ковыльной, меж камней».Пр ишел и сел. Рукой задвинулЛица пылающую книгу.И месяц плачущему сынуДает вечерних звезд ковригу.«Мне много ль надо? Коврига хлебаИ капля молока,Да это небо,Да эти облака!»Люблю и млечных жен, и этих,Что не торопятся цвести.И это я забился в сетяхНа сетке Млечного Пути.Когда краснела кровью ВислаИ покраснел от крови Тисс,Тогда рыдающие числаНад бедным миром пронеслись.И синели крылья бабочки,Точно двух кумирных баб очки.Серо-белая, онаЗдесь стоять осужденаКак пристанище козявок,Без гребня и без булавок,Рукой грубой указавЛюбви каменный устав.

Глаза – серые доски –Грубы и плоски.И на них мотылекКрылами прилег.Огромный мотылек крылами закрылИ синее небо мелькающих крыл,Кружевом точек берёгВишневой чертой огонек.И каменной бабе огня многоточиеДавало и разум и очи ей.Синели очи и вырос разумВоздушным бродяги указом.Вспыхнула темною ночью солома?Камень кумирный, вставай и играйИгор игрою и грома.Раньше слепец, сторож овец,Смело смотри большим мотыльком,Видящий Млечным Путем.Ведь пели пули в глыб лоб, без злобы, чтобыСбросил оковы гроб мотыльковый, падал в гробы гроб.Гоп! Гоп! в небо прыгай, гроб!Камень, шагай, звезды кружи гопаком.В небо смотри мотыльком.Помни, покаЭти веселые звезды, пламя блистающих звезд –На голубом сапоге гопакаШляпкою блещущий гвоздь.Более радуг в цвета!Бурного лёта лета!Дева степей уж не та!

20 марта 1919

Поэт*

Как осень изменяет сад,Дает багрец, цвет синей меди,И самоцветный водопадСнегов предшествует победе,И жаром самой яркой грезыСтволы украшены березы,И с летней зеленью проститьсяЛетит зимы глашатай – птица,Где тонкой шалью золотойОдет откос холмов крутой,И только призрачны и нагиРавнины белые овраги,Да голубая тишинаПросила слова вещуна, –Так праздник масляницы вечныйДуши отрадою беспечнойХоронит день недолговечный,Хоронит солнца низкий путь,Зимы бросает наземь тканиИ, чтобы время обмануть,Бежит туда быстрее лани.Когда над самой головойВосходит призрак золотойИ в полдень тень лежит у ног,Как очарованный зверок,Тогда людские рощи босыТкут пляски сердцем умиленных,И лица лип сплетают косыЛистов зеленых.Род человечества, игрою легкою дурачась, ты,В себе самом меняя виды,Зимы холодной смоешь начистоПустые краски и обиды.Иди, весна! Зима, долой!Греми весеннее трубой!И человек, иной чем прежде,В своей изменчивой одежде,Одетый облаком и наг,Цветами отмечая шаг,Летишь в заоблачную тишьС весною быстрою сам-друг,Прославив солнца летний круг.Широким неводом цветовВесна рыбачкою одета,И этот холод современныйЕе серебряных растений,И этот ветер вдохновенныйИз полуслов и полупения,И узел ткани у колен,Где кольца чистых сновидений.Вспорхни, сосед, и будь готовНести за ней охапки светаИ цепи дыма и цветов.И своего я потоки,Моря свежего взволнованней,Ты размечешь на востокеИ посмотришь очарованней.Сини воздуха затеи.Сны кружились точно змеи.Озаренная цветами,Вдохновенная устами,Так весна встает от сна.Все, кто предан был наживе,Счету дней, торговле отданных,Счету денег и труда, –Все сошлись в одном порывеЛюбви к Деве верноподданных,Веры в праздник навсегда.Крик шута и вопли жен,Погремушек бой и звон,Мешки белые паяца,Умных толп священный гнев,Восклицали: «Дева Цаца!»Восклицали нараспев,В бурных песнях опьянев.Двумя занятая лавка,Темный тополь у скамейки.Шалуний смех, нечаянная давка,Проказой пролитая лейка.В наряде праздничном цыган,Едва рукой касаясь струн,Ведет веселых босоножек.Шалун,Черноволосый, черномазый мальчуганБьет тыквою пустой прохожих.Глаза и рот ей сделал ножик.Она стучит, она трещит,Она копье и ловкий щит.Потоком пляски пробежалиВ прозрачных одеяньях жены.«Подруги, верно ли? едва ли,Что рядом пойман леший сонный?Подруги, как мог он в веселия часЗаснуть, от сестер отлучась?Прости, дружок, ну, добрый путь,Какой кисляй, какая жуть!»И вот, наказанный щипками,Бежит неловкими прыжкамиИ скрыться от сестер стремится,Медведь, и вдруг, свободнее чем птица,Долой от злых шалуний мчится.Волшебно-праздничною рожей,Губами красными сверкнув,Толпу пугает чернокожий,Копье рогожей обернув.За ним с обманчивой свободойРука воздушных продавщиц,Темнея солнечной погодой,Корзину держит овощей.Повсюду праздничные лицаИ песни смуглых скрипачей.Среди недолгой тишиныИгра цветами белены.Подведены, набелены,Скакали дети небылицы,Плясали черти очарованно,Как призрак призраком прикованный,Как будто кто-то ими грезит,Как будто видит их во сне,Как будто гость замирный лезетВ окно красавице весне.Слава смеху! Смерть заботе!Из знамен и из полотен,Что качались впереди,Смех, красиво беззаботен,С осьминогом на грудиВыбегает смел и рьян,Жрец проделок и буян.Пасть кита несут, как двериОтворив уста широко,Два отшельника-пророка,В глуби спрятаны как звери,Спорят об умершей вере.Снег за снегом,Все летит к вере в прелести и негам.Вопит задумчиво волынка,Кричит старик «кукареку»,И за снежинкою снежинкаСухого снега разноцветногоСадилась вьюга на толпу.Среди веселья беззаветного,Одетый бурной шкурой волка,Проходит воин; медь и щит.Жаровней-шляпой богомолкаСтарушка набожных смешит.Какие синие глаза!Сошли ли наземь образа?Дыханьем вечности волнуя,Идут сквозь праздник поцелуя!Священной живописью храма,Чтобы закрыл глаза безбожник,Иль дева нежная ислама,Чтоб в руки кисти взял художник?«Скажи, соседка, – мой Создатель!Кто та живая Богоматерь?» –«Ее очами теневымиБыл покорен страстей язык,Ее шептать святое имяРод человеческий привык».Бела, белее изваяния,Струя молитвенный покой,Она, божественной рукой,Идет, приемля подаяние.И что ж! и что ж! Какой злодейЕй дал вожатого шута!Она стыдится глаз людей,Ее занятье – нищета!Но нищенки нездешний лик,Как небо синее, велик.Казалось, из белого камня изваянПоток ее белого платья,О нищенка дальних окраин,Забывшая храм Богоматерь!Испуг. Молчат…И белым светом залитаПеред видением толпа детей, толпа дивчат.Но вот веселье окрепло.Ветер стона, хохот пепла,С диким ревом краснокожиеПробежали без оглядки,За личинами прохожиеСкачут в пляске и присядке.И за ней толпа кривлякС писком плача, гик шутов,Вой кошачий, бой котов,Пролетевшие по улице,Хохот ведьмы и скотов,Человек-верблюд сутулится,Говор рыбы, очи сов,Сажа плачущих усов,На телеге красный рак,С расписными волосами,В харе святочной дуракБьет жестянкою в бочонок,Тащит за руку девчонок.Мокрой сажи непогода,Смоляных пламен костры,Близорукие очки текут копотью по лицам,По кудрявых влас столицам.И в ночной огнистой чаре,В общей тяге к небылицамДико блещущие хари,Лица цвета кумачаОтразились, как свечаСреди тысячи зеркал,Где огонь, как смерть, плескал.Смеху время! Звездам час!Восклицали, ветром мчась.И копья упорных снежинок,Упавших на пол мостовой.Скамья. Голо выбритый инокВдвоем с черноокой женой.Как голубого богомольцы,Качались длинных кудрей кольца,И полночь красным углем жегВ ее прическе лепесток.И что ж! Глаза упорно-синиеГорели радостью унынияИ, томной роскоши полны,Ведут в загадочные сны.Но, полна мятели, свободы от тела,Как очи другого, не этого лика,Толпа бесновалась, куда-то летела,То бела, как призрак, то смугла и дика.И около мертвых богов,Чьи умерли рано пророки,Где запады, с ними востоки,Сплетался усталый ветер шагов,Забывший дневные уроки.И их ожерельем задумчиво мучаяСвой давно уж измученный ум,Стоял у стены вечный узник созвучия,В раздоре с весельем и жертвенник дум.Смотрите, какою горой темноты,Холмами, рекою, речным водопадомПлащ, на землю складками падая,Затмил голубые цветы,В петлицу продетые Ладою.И бровь его, на сон похожая,На дикой ласточки полет,И будто судорогой безбожияЕго закутан гордый рот.С высокого темени волосы падалиОленей сбесившимся стадом,Что, в небе завидев врага,Сбегает, закинув рога,Волнуясь, беснуясь морскими волнами,Рогами друг друга тесня,Как каменной липой на темени,И черной доверчивой мордой.Все дрожат, дорожа и пылинкою времени,Бросают сердца вожакуИ грудой бегут к леднику.И волосы бросились вниз по плечамОленей сбесившимся стадомПо пропастям и водопадам,Ночным табуном сумасшедших оленей,С веселием страха, быстрее чем птаха!Таким он стоял, сумасшедший и гордыйПевец (голубой темноты строгий кут,Морского волною обвил его шею измятый лоскут).И только алмаз Кизил-ЭЗажег красноватой водыЗвездой очарованной, к булавке прикованной,Плаща голубые труды,Девичьей душой застрахованной.О девушка, рада ли,Что волосы падалиРекой сумасшедших оленей,Толпою в крутую и снежную пропасть,Где белый белел воротничок?В час великий, в час вечернийТы, забыв обет дочерний,Причесала эти волосы,Крылья дикого орлана,Наклонясь, как жемчуг колоса,С голубой душою панна.И как ветер делит волны,Свежей бури песнью полный,Первой чайки криком пьяный,Так скользил конец гребенкиНа других миров ребенке,Чьи усы темнеют нивойПашни умной и ленивой.И теперь он не спал, не грезил и не жил,Но, багровым лучом озаренный,Узор стен из камней голубыхЧерными кудрями нежил.Он руки на груди сложил,Прижатый к груде камней призрак,Из жизни он бежал, каким-то светом привлеченный,Какой-то грезой удивленный,И тело ждало у стеныЕго души шагов с вершин,Его обещанного спуска,Как глина, полная воды,Но без цветов пустой кувшин,Без запаха и чувства.У ног его рыдала русалка. Она,Неясным желаньем полна,Оставила шум колесаИ пришла к нему, слыхала чьиПесни вечера не раз.Души нежные русалочьиПокорял вечерний час.И забыв про ночные леса,И мельника с чортом божбу,И мельника небу присягу,Глухую его ворожбу,И игор подводных отвагу,Когда рассказом звездным вышитПруда ночного черный шелк,И кто-то тайну мира слышит,Из мира слов на небо вышед,С ночного неба землю видитИ ждет к себе, что кто-то выйдет,Что нежный умер и умолк,Когда на камнях волос чешетРусалочий прозрачный полИ прячется в деревьях липы,Конь всадника вечернего опешит,И только гулкий голос выпиМычит на мельнице, как вол,Утехой тайной сердце тешитУсталой мельницы глагол,И всё порука от порока,Лишь в омуте блеснет морока,И сновидением обманаИз волн речных выходит панна.И горделива и простаОткроет дивные уста,Поет про очи синие, исполненные прелести,Что за паутиною лучей,И про обманчивый ручей,Сокрыт в неясном шелесте.Тогда хотели звезды жгучиеСоединить в одно созвучиеИ смуглую веру воды,Веселые брызги русалок,И мельницы ветхой труды,И дерево, полное галок,И девы ночные виды.И вот, одинока, горда,Отправилась ты в города.При месяце беломСинеющим теломПугает людей. Стучится в воротаИ входит к нему.В душе у девы что-тоНеясное уму.Но сердце вещее не трогалиНочные барышни и щеголи,Всегда их улицы полныИ густо ходят табуны.Русалка, месяца лучами –Невеста в день венца,Молчанья полными глазами,Краснея, смотрит на певца.Глаза ночей. Они зовут и улетаютТуда, в отчизну лебедей,И одуванчиком сияютВ кругах измученных бровей,И нежно, нежно умоляют.«Как часто мой красивый разум,На мельницу седую приходя,Ты истязал своим рассказомО празднике научного огня.Ведь месяцы сошли с небес,Запутав очи в черный лес,И, обученные людскому бегу,Там водят молнии телегуИ толпами возят людейНа смену покорных коней.На белую мукуРазмолот старый мирРаботаю рассудка,И старый мир – он умер на скаку!И над покойником синеет незабудка,Реки чистоглазая дочь.Над древним миром уже ночь!Ты истязал меня рассказом,Что с ним и я, русалка, умерла,И не река девичьим глазомУвидит времени орла.Отец искусного мученья,Ты был жесток в ночной тиши.Несу венок твоему пенью,В толпу поклонниц запиши!»Молчит, руками обнимая,Хватает угол у плащаИ, отшатнувшись и немая,Вдруг смотрит молча, трепеща.«Отец убийц! отец убийц – палач жестокий,А я, по-твоему, – в гробу?И раки кушают меня, клешнею черной обнимая?Зачем чертой ночной мороки,Порывы первые ломая,Ты написал мою судьбу?Как хочешь назови меня:Собранием лучей,Что катятся в окно,Ручей-печаль, чей бег небесен,Иль „нет“ из „да“ в долине песен,Иль разум вод сквозь разум чисел,Где синий реет коромысел.Из небытия людей в волнеТы вынул ум, а не возвысилЗа смертью дремлющее „но“.Иль игрой ночных очей,На лоне ночи светозарных,И омутом, где всадник пьет,Иль месяца лучом, что вырвался из скважин,Иль мне быть сказкой суждено,Но пощади меня! Отважен,Переверни концом копье!»Тогда рукою вдохновеннойНа Богоматерь указал:«Вы сестры. В этом нет сомнений.Идите вместе, – он сказал.–Обеим вам на нашем светеСреди людей не знаю места(Невеста вод и звезд невеста).Но, взявшись за руки, идитеРечной волной бежать сквозь сетиИли нести созвездий нитиВ глубинах темного собораШирокой росписью стены,Или жилицами волныСкитаться вы обречены,Быть божествами наявуИ в белом храме и в хлеву,Жить нищими в тени забора,Быть в рубище чужом и грязном,Волною плыть к земным соблазнамИ быть столицей насекомых,Блестя в божественные очи,Спать на земле и на соломах,Когда рука блистает ночи.В саду берез, в долине вздоховИль в хате слез и странных охов,Поймите, вы везде изгнанницы,Вам участь горькая останетсяВезде слыхать «позвольте кланяться».По белокаменным ступенямОн в сад сошел и встал под Водолеем.«Клянемся, клятве не изменим,–Сказал он, руку подымая,Сорвал цветок и дал обеим.–Сколько тесных дней в году,Стольких воль повторным словомЯ изгнанниц поведуПо путям судьбы суровым».И призраком ночной семьиЗастыли трое у скамьи.

16-19 октября 1919. 1921.