Полное собрание стихотворений и поэм. Том III - Эдуард Вениаминович Лимонов

ещё жив?Чур, чур, меня! как царь Борис я стражду,Как Пётр, я знаю всю мою судьбу…Я утолю моей России жаждуИ буду хохотать в моём гробу…

«Бока шершавые планет…»

Бока шершавые планет:металлы, кварцы и гранитыИстёрты, грубы и избитыКак движетесь вы в толще лет!У вас такой аллюр и бег,Что стал, дрожит, не шелохнётсяБелёсый жидкий человекВенцом творенья он зовётся…Да, мне милее в толще летБока шершавые планет…Железо грубое и камни,Куда уже теперь пора мне?

«Для кого-то это – последний день…»

Для кого-то это – последний день,Над ними в горах – огонь…Кому-то встать и умыться лень,А я как весёлый коньМеж чресел твоих вбиваю ялдуВ две тыщи шестом году.Нежна как княжна твоя дыра,Что впору кричать «ура!»А те, кто в горах, дыша как волы,Глядят со своей скалы, –Видят как встал их последний день…А с вертолётов стреляют в теньКаждого жаркого боевикаИз АКМ и АКа.Надо вокруг себя презиратьПотных солдат чужеземную ратьДостойно сжавши гранаты шарКрикнуть «Аллах Акбар!»

««Ребёнок купается в кислой среде…»

«Ребёнок купается в кислой среде,Как дельфины в морской воде…Ребёнок, завёрнутый в матку лежит,Как культя́, завернул её в бинт инвалид…Или как жемчуг дремлет ребёнокВ устрице розовой, в море солёном…»Я эти строки в ту ночь повторял,Когда рядом с беременной Катей лежал.Я думал о том, что в беременной дамеРебёнок лежит, как зерно в тёплой яме…Я мыслил Вселенную, зёрна планетОплодотворённые может быть мною?О, я не знаю! Быть может и нет,Но мне-то Вселенная маткой простоюВ ту ночь представлялась. Пульсировал светТёмных, больших и набухших планет…– Что у тебя, объясни, с животом?Кто там лежит? Тот кто будет потом?

Генка

Я помню Генку в «Лангустин»,Уже наверное больного.Не на бульваре Капуцин,На Монтпарнасе в пол-восьмого.(Идя пешком от «Клозери»Вы «Лангустин» легко найдёте…)То, что мне Генка говорил,Всё пустяки в конечном счёте.А главным был тогда Paris,Шумел он липами и модой…«Ну говори мне, говори,Что Бродский?», но с такой погодой,Ни Джозеф Бродский, ни инойСоперник мой литературныйНе мог нам аппетит бравурныйИспортить. Возгласом «Смотри!»Меня вдруг Генка прерывает,И взор восторженный бросает…Увы на юношу, повеса!А юноша, как фея лесаПроходит сукой за стеклом…Поскольку я не «гей», не «гом»,То я бы был увидеть радСкорее юных дев отряд,Идущих лёгкою стопой…А Генка стонет «Боже мой!Лимонов видел это чудо!?»и рукава макает в блюдо…«Скандал!» Смеётся. Генка милый!Уже давно ты взят могилой,И подвигов моих не зришь…Еврей и гей ты обожал Париж,Но жил в Нью-Йорке, в городе Содом.Теперь ты спишь последним сном,Как сноп был свален ВИЧ-инфекцией,И не смущаешь дам эрекцией…

1977

Виски пью я, виски пью я…У окна страдает Джули.Ни цветка, ни поцелуя,В те июни и июли,Ей совсем не доставалось.Мне не нравилась подруга.Подло мне тогда мечталось:«Отдохну, и в земли юга!И прощай, прости подруга!»Виски пил я, виски пил я,Притворялся что я янки,Шляпу крупную носил я(Но тогда родились панки!Появились на Ист-СайдеНижнем. Бедные и злые.Не означенные в «гайде»стали мне они родные…)Виски пил я, виски пил я…Между тем менялись годы,И в Париж вдруг укатил яУлетая, угодил я,В Paris в поисках свободы…

«Какое облако в окне…»

Какое облако в окне!Большое, белое, кудряво…Мечтал я в детстве – будет слава,Она пришла давно ко мне,Гляжу на облако в окне,А голубое небо – справа.Я разглядел ещё тогда,Ещё сидел на троне Сталин…Вперёд грядущие годаНу как бы и Москвы – Саха́лин…Я разглядел у славы перья,Прошёл я все земные дверья…Меня склоняет гнусный враг,Как будто я урод зловонный,А я поэт, дурак бездонный…Философ странный как овраг,Что полон воров и бродяг…

Колониальный сон

От грустной мрачности судьбыСпасут кофейные бобы.Кофейные бобы простые,Поджаренные, золотые,Креолов нам напоминающие,И лакированно-сияющие.С поджаренностью половинокНам возникает ряд картинок…Когда мы кофе в рот вливаем, –Как по плантации гуляем…Одевши шлем, сжимаем кнут!Туземцы кофе нам несут,Собравши в короба и юбки,А мы целуем девок в губки.Ведь мы пропащи, мы плантатор, –Садист, пропойца, эксплуататор…Вот он под сеткой комаринойЛежит с девицею невинной,Она и он без панталон, –Таков колониальный сонИ Африка вокруг родная,Как боб кофейный золотая!

Фотография (Я и Настя)

Вышел из тюрьмы. Сидит на табурете.Сзади девочка стоит.Люди! Посмотрите на два тела эти…Скоро их судьба и разлучит.Механизмы драмы. Повороты БогомТо ли чёток, то ли бусин в кулаке,Смотрит строго, слишком строгоДевочка. Рука на мужике…

Землетрясение и затмение

Я был в Душанбе. Вниз упали картины…Поблекнул от ужаса старый карась.(Он плавал доселе в бассейне средь тины,Дородный и жирный, с подругой резвясь…)Мы вышли из люков. Мы бросили танки,Пока за толчком продолжался толчок.Прекрасны таджички (они ведь иранки!)На яркие брови лёг чёрный платок.Сидят близ арыков и ждут. И молчок…Где медные горы вздымаются круто,Где старится быстро земная валюта,Где стройной стоит и прекрасной мечеть,Я буду сидеть и на солнце смотретьИ будет мне видимо солнце на треть…Затмение ибо. Пугается рыба.И млекопитающий фыркает зверь,И трепет в норе и в берлоге теперь…А вы испугаться трясенья могли бы,Когда, изгибаясь, ломается дверь?..

Спасибо, сербский капитан!

Хоть я на фронте пил вино,Сражался лихо всё равно.Ах, фронт!В прицел дождливый горизонт!Я вижу ухо и погон…А дальше – листьев тёмный фон…Вот он, – храбрейший из когорт!Прощай капрал, война не спорт!Я, ясно пули не видал,Но то что в лоб ему попалЯ понял, злой…А капитан, как мой отец,Смеялся, молвил, молодец!Теперь ты свой…Мой капитан меня учил:«Чтоб ты бы “пи́сец”, долго жилЗапомни мудрости войны:Не больше выстрелов чем триС одной позиции, смотри!Стрелять нельзя, Вы не должны!..»Спасибо, сербский капитан!С тех пор на войнах многих странЯ помнил твой завет…И лишь поэтому живой,Обзавелся большой семьёйИ пью вино чуть свет!..………………

«Насекомых в этом году немного…»

Насекомых в этом году немного,Не успевают плодиться гады,Одряхлела и заросла как Аппиева дорогаТропинка от изгороди до балюстрады…Я словно живу в историческом доме,Хотя обитаю в простой промзоне…Причины перечисленного холодов кроме,Ещё в чувстве растерянности, и в фоне…

Четвёртое сословие

Наёмные рабочие, –Четвёртое сословие!Кто скрыт за термин «прочие»,Те, чьё многоголовие,Пугало, вспомним, массово,Хосе Ортегу Гассета,И вдохновляло Ленина.Наёмные рабочие до белого каления,до чёрного мучения…Встают, бедняги, с заревом,И наполняют варевом,Тяжелой человечиныПодземные уключины.Метро все изувечены,Толпой обузкоплечены,Одеждой обесцвечены,И жизнию научены…В заводы, злые фабрикиОни бредут как карлики.Под Вагнера как арии,Под Маркса – пролетарии…Под тонны потогонные…Безумны как влюблённые,В тяжёлую материю…Нет, чтобы хлопнуть дверию!Презревши все условия,Четвёртое сословие!

«Будущее прекрасно…»

Будущее прекрасно,Радостное предстоит.Вырастит ноги страстноЭтот без ног инвалид.Рыбы засорят реку,Выроет нору крот,К праздному человекуЖирный придёт доход.

«О, волосатые мужчины…»

О, волосатые мужчины,Из девятнадцатого века!Их бакенбарды как гардины,Скрывают щеки человека.О, Франц-Иосиф безобразный!Вильгельм Прусский со звездой!О, Карл Маркс лёвообразный,Бакунин – человек лесной!Дики их бороды и баки,Усы их пышны иль остры,Век девятнадцатый во фракеЗавоеваний и муштры!Век канонерок и колоний,Нет жизнерадостнее века!Век оперетты и симфоний,Там Ницше пел сверхчеловека!Но анархисты и монархи,Философы и короли,Все волосы носили жарки…Кто как хотел, и как могли.

«Где Сена долларом стремится…»

Где Сена долларом стремится,Где дождь пузыристо идёт,В еврейском гетто как волчицаНаташа с Эдвардом живёт…Там утром тлеет синагоги,Окошка синий огонёк,Там магазинчики убоги,Там счастья был дыряв платок…Селёдку там несут в газете,Там в бочках мокнут огурцы,Там лучше всех на этом светеВ Париж приехали юнцы…«Ле монд» с «Либерасьён» мешаяЯ помню ты читаешь вслух,А я сижу, ногой болтая…О, это был наш рай для двух!В еврейском гетто по субботамЕвреям пейсы шевелил,Вдруг ветер с Сены, а работам,Им Бог предаться запретил…

Русский пейзаж

Девочка, глупая как цыплёнок,с мальчиком глупым, как воробей,Идут по полям, едва освещённым,Под летней луною, меж тополей…А впереди у них пруд зеркальный,Сонная лодка, и два весла.Мальчик – ручной, а девочка, бальной,Мелкой походкою к пруду шла.Долго они по пруду скользили,Долго молчали, рука в воде.Век был другой. Девятнадцатый, илиДо революции, в общем, где,Были помещики, были крестьяне,Были перчатки до локтя аж…Глеб прикасался к юной Татьяне…И наблюдал их русский пейзаж…

«Лепёшка-шан, лепёшка-шан…»

Лепёшка-шан, лепёшка-шан,Лепёшка древняя армян,Лепёшка пресная в горах,Поджаренная на камнях…Вот Рерихи вам, НиколаиПересекают Гималаи.В платках и в бриджах, и худы,Передвигаясь вдоль воды…Лепёшка-шан, лепёшка-шань…Их караван бредёт в Тянь-Шань.Английских ружей на привалеВы блеск стволов распознавали?А вот раскрыт у них Коран…Лепёшка-шан, лепёшка-шан…Коран, красивый письменами…Верблюды, двигая горбами,Идут спокойны, как буддисты.Мы все в душе имперьялисты,Колонизаторы – злодеи,Из Византии – Федосеи…Лепёшку-шан когда разламываю,То вместе с Рерихом прихрамываю…Лепёшка-шан, лепёшка-шань,Вот – Гималаи, вот – Тянь-ШаньИ да поможет нам Аллах!У нас винчестеры в чехлах…

«Мы все в гробу своём свинцовом…»

Мы все в гробу своём свинцовомПытаемся его открыть…Кто действует горячим словом,Кто с пулемётом может быть.А кто на гребне перевала,Стоял с отрядом в сто стволов,Тому чего недоставалоДо ранга страшного богов?Так вот, в гробу своём свинцовом,Спит горожанин, словно джинн…А Ленин был такой один,Брат младший брата рокового.Людей Великих редок строй.Вот гроб тебе. Его открой!И выйди, сделать всё что сможешь!Не то себя ты уничтожишь…Не спи, презренный гражданин!Вначале было нет, не слово,Но действие! Вставай, иди!Осколки быта на груди,Пусть Балаково, БирюлёвоПылают грозно позади…

Клуб

Где дух таинственной сигарыГде про́литый смердит коньякМы офицеры, любим барыМы джентльмены, нам никак,Нельзя без клуба. Он – костяк.Собравшись в клубе вступим в сговор,А дальше – план, а дальше – труп…(Тут из двери выходит повар,Несёт, злодей, японский суп.В том супе плещутся креветки,Морские мокнут гребешки…)Есть среди нас и те, кто метки,Лихие вольные стрелки,Есть умники, со злым разрезом,Спокойных, выстраданных губ,И ухари, что не гнушась обрезомВдруг выскочат, бабах, и труп.Таков, друзья, наш милый клуб…Гляди, уже добрался повар!Принёс, злодей, японский суп…Не принимаем в клуб ни сoward,Ни тот, кто жаден, либо скуп.Здесь женщины forbidden круп…

Дом

Кричит младенец, снег идёт,Пирог в печи растёт.Повидлом пахнет и мукой,Здесь дом заведомо не мой,Но я в нём