Вячеслав Воробьев - ЛиПа

Если и в очередную тысячу лет

романтики,

напутствуемые поэтом Лучковским,

будут

то останавливать время стоп-краном,

то пускать его под откос,

чтобы оно невзначай не прокисло,

если совсем искривят пространство

с помощью лома,

кайла

и нескольких ёмких слов,

то наша планета будет занесена

в Красную книгу

Вселенной.

И когда какой-нибудь

археолог,

желая постичь

глубину и суть сего явления,

доберётся до нужного среза,

он найдёт на столе поэта

перфоратор,

лом

и кайло,

которые и не позволят считать

кабинет

абсолютно стерильной прослойкой.

Зарезали последнего барана —

Кого теперь в парламент выбирать?

(Владимир Львов. Бессонница)

Включаю телевизор я спросонок,

Он издаёт отчётливый щелчок,

А на экране жирный поросёнок

Мне обещает щедро пятачок

И продолжает врать, как сивый мерин,

То зубы он поскалит, то поржёт.

А мы ему все безотчётно верим.

Где ж он ещё такой найдёт народ?!

Его сменяет пёстрая корова

И, жвачку не закончивши жевать,

С экрана учит долго и сурово,

Как жить и за кого голосовать.

Ох, выборы! Как вспомню, так зверею

И, выругавшись тихо, не со зла,

Не верю я, товарищи, не верю,

Что в Думу вновь не выберем козла.

И плавным жестом кинуть на весы

рождённое к утру стихотворенье.

(Валерий Прохватилов. Полдневная пора)

Роман в стихах я завершил к утру...

Поэзия, застынь на этой дате!

Всем братьям по перу я нос утру,

когда сей том откроет мой читатель.

Легко текли рассветные часы,

и я, взяв в руки рукопись, волнуясь,

её с размаху кинул на весы...

Но чаши почему-то не качнулись.

Я лежу, наглотавшись озона,

К небу пятками, носом — в траву.

(Вячеслав Пушкин. Цветные сны)

Да, конечно, бывало и раньше.

Ведь не принято ж пить одному.

В выходные лежим, словно в трансе,

К небу пятками, носом в траву.

Горожанина тяжкая доля

На природу меня привела,

Но от трав полевого раздолья

Закружилась моя голова.

Я в межу повалился со стоном,

И окутал сознание мрак...

Как легко отравиться озоном,

Если раньше вдыхал аммиак.

Не увижу родимые дали,

Сиротою оставлю народ...

Но, надеюсь, цианистый калий

Горемычного к жизни вернёт!

«ЛЕЖИТ ИЛЬИЧ — РУКОЙ ПРИКРЫТА ГРУДЬ...» (Неумышленные автопародии)

Поэты русские, вам имя — легион.

Вы полтайги пустили на бумагу.

Слова проходят, как песок сквозь драгу,

пустой породой в миллионы тонн.

Влачит Сизиф по склону тяжкий груз.

Рокочут типографские машины.

Подножье поэтической вершины

освоил ваш Писательский союз.

В борьбе суровой с русским языком

победу вашу я считаю чистой.

Отныне бесполезны пародисты:

вы всех их заменили целиком.

Прими, читатель, этот скромный дар —

собранье, так сказать, автопародий.

Пусть эти строки оживут в народе,

что для поэта — высший гонорар.

Вячеслав Воробьёв

Есть такие на Руси

В два обхвата бабы...

Сколько пыла и огня,

Глянешь — любо-мило...

Эх, такая бы меня

Если б полюбила!

(Александр Авдонин. Над вечной рекой)

Осень. Тускнеет небес синева.

Бабушка носит в избушку дрова...

В комнате стены теплы и сухи.

То-то легко сочинять мне стихи.

Складывать-связывать в строки слова:

«Бабушка носит в избушку дрова».

(Сергей Агальцов. Утренний просёлок)

В последнее время

у меня часто чешутся лопатки.

Но куда лететь?

(Геннадий Алексеев. Обычный час)

Исполком квартиру дал поэту:

«неплохая в жизни полоса»!

В звуковом колодце туалета

раздавались чьи-то голоса.

«Что за чудо? Может, зов астральный?!»

Сразу же задумался поэт,

всей своей душой многострадальной

предвкушая будущий ответ.

(Николай Алешков. Орловское кольцо)

Я книгу жизни

До утра листал.

Звезда пока полночная сияла...

Я понимал тебя

Без лишних слов.

И слышал,

Кровь в твоих висках ходила.

Ты в забытьи

То источала зло,

То доброте, уставшая,

Учила.

(Евгении Антошкин. Возвращаются подснежники)

В раздевалке кепчонку — на гвоздик,

И бушлат — на железный гвоздок...

Ах, какой замечательный воздух

От брезентовых наших порток!

(Александр Балин. Железо моё золотое)

Давай смотреть с доски Почёта

До самой гробовой доски!

(Александр Балин. Железо моё золотое)

Обожаемый читатель,

полюби меня скорее

за стихи, ну, ты их знаешь,

я потом их напишу.

Сам себя читать не стану,

а пошлю куда подальше,

сам себя за этот подвиг

награжу я чем-нибудь.

А пока что напишу-ка

я о том, что, в самом деле,

может быть, вполне возможно,

что-нибудь и напишу.

(Вячеслав Баширов. Река)

С милой рай в шалаше?

Возможно,

Если милая — не жена.

(Анатолий Беляев. На стыке тревог)

Возможно,

И строки не напишу.

Коснуться

Вечной темы не посмею.

Но как зато

Я глубоко дышу.

И жить хочу,

А главное — умею.

(Василий Вернадский. Коснись травы)

Я создаю.

Мои дары потомкам

Определятся завтра.

Я — живу.

Земшар несу.

Земшар в моей котомке.

Меня потомки,

Слышу я, зовут.

(Василии Вернадский. Коснись травы)

Я предпочёл узреть мельком

У девушки, сидящей в сквере,

Полоску тела меж чулком

И юбкою, как свет под дверью.

(Евгений Блажеевский. Тетрадь)

В жизни сделал я вывод такой,

Что дурак только в сказках удачлив.

(Анатолий Богданович. Возвращение птиц)

Слово баба — не укор,

Баба — крепость, баба — сила,

Аппетитно с давних пор

Русь его произносила.

Слово баба из стихов

Удалил один редактор.

Баба — лучшее из слов,

Баба — это как реактор.

(Виктор Боков. Ельничек-березничек)

Бюст у капусты

В изумруде.

Люблю её

Тугие груди!

(Виктор Боков. Стёжки-дорожки)

Голова, ты нынче — дура,

Я не дам тебе за это

Ни Тибулла,

Ни Катулла...

Переваривай газету.

(Анатолий Брагин. Русская печь)

На ворохе пшеницы

Украинки сидят...

Но только полом слабым

Ты их не называй.

Тут есть такие бабы —

Хоть сваи забивай.

(Анатолий Брагин. Русская печь)

Москва начиналась с холма,

потом снизошла на болото.

(Лариса Васильева. Москворечье)

Гвоздь был прямой.

Прямой, как гвоздь.

(Сергей Викулов. Избранные произведения)

На мебель испилена роща,

В шкафу отражается тёща.

(Роберт Винонен. Вертикаль)

Душа беременна строкою,

Да разродиться духу нет.

(Виталий Волобуев. Песня жаворонка)

Хоть порою в сужденьях нелепен,

Мчу сквозь жизнь, закусив удила.

Я из глины богами не леплен —

Меня мамка на свет родила,

Оттого-то в грохочущем голосе

Прорывается бабья грусть.

(Александр Гаврилов. Звёздная борозда)

Голосили под гитару

Две Анюты и Иван.

Они пели «Тары-бары»,

«Фу-ты, ну-ты», «Та-ра-рам»...

Этой паре подпевали

Две Парахи и Илья,

Они пели «Трали-вали»,