Вячеслав Воробьев - ЛиПа

Однажды встретил хулигана,

не хлюпика, а — будь здоров!

Он был чуть ниже автокрана

и издавал протяжный рёв.

Я сделал шаг вперёд — и вижу:

он изменился, ну и ну!

Как будто стал немного ниже,

зато раздался в ширину.

Ну, думаю, не сесть бы в лужу...

Ударю! Пан или пропал!

И чувствую: смертельный ужас

все члены у него сковал.

А я напряг мускулатуру —

и врезал... Слышу звон стекла

и крики: «Это ж Парк культуры!

Чего вы бьёте зеркала?!»

Я давно не видал огня,

Так давно, обидно даже.

(с. 86)

Жду от вас ответа,

Жду пооткровеннее:

Для чего огонь вам

Если нет горения?!

(с. 105. Аркадий Рывлин. Вечерняя почта)

В русском сердце

Кровь далёких предков

Так же и бурлива, и свежа.

Я руками раздвигаю ветки

И лечу в объятья Иртыша.

(Валентин Смирнов. Неповторимость перемен)

...Не одну судьбу навек сгубила

Мощная сибирская река.

Знать, в придонных наслоеньях ила

Разделю я участь Ермака...

Вылетаю на поверхность пробкой:

Тянет вверх, а вовсе не ко дну.

Как и предки, я совсем не робкий.

Почему ж плыву и не тону?..

Чумазый трактор

За околицей

Чихнул,

Встревожив петухов.

И мы в ответ ему

В три голоса

Сказали разом:

«Будь здоров!»

(Владимир Сокол. Хлеб детства)

...Закашлял трактор

Оглушительно,

Солярка

С носа потекла.

Он дёрнул траком

Нерешительно,

Икнул

И замер средь села.

С мотора сняли кожух

Бережно

И монтировкой

Вскрыли грудь,

И покатили

Вдоль по бережку,

Чтоб перед смертью

Мог вздохнуть.

И где-то в половине

Пятого

Застыл он,

Больше не дрожа.

Тогда

Патологоанатома

Позвали мы

Из гаража.

Кабину тот обтёр

От ржавчины,

Извлёк мотор

На белый свет,

Сказав:

«Сбылось, что предназначено.

От старости лекарства

Нет!»..

Хоть он здоровья был

Железного,

Весёлый,

Ласковый такой.

Но среди лома

Бесполезного

Обрёл

Навеки упокой.

И памяти корни

Врастают мне в грудь...

Врастают корни дней

Безудержно в меня...

врастают сердца корни

в бессонницу твою...

в тебя произрастаю

до смертного конца...

(Владимир Цыбин. Земли моей призыв)

Судьба меня, скитальца,

качала — прямо страх.

Вдруг шевельнулись пальцы

в натруженных ногах

и вылезли наружу,

подошвы надорвав,

кривы и неуклюжи,

обыденность поправ.

Печально и покорно

покрылися корой

и, обратившись в корни,

исчезли под землёй.

Натура захотела,

а я не отказал.

Деревенеет тело.

Смола слепит глаза.

Соединясь с природой

в скрещении дорог,

стою — прямой и гордый

молоденький дубок.

Мне ль из памяти вырвать туманной,

Как я гибну, глотая слезу,

Бедной Лизой, Карениной Анной,

Катериной бросаюсь в грозу.

(Людмила Щипахина. Дыхание века)

О мужчины! — исчадье, проклятье!..

Сколько лиц подурнело от слёз!

Утопились и Лиза, и Катя,

Аня бросилась под паровоз.

Вы не верьте, не верьте мужчине:

Дело сделает — будет таков.

Он наденет любую личину,

Но под каждою — враль Хлестаков.

Ах, подружки, я тоже беспечна!

Ждёт губитель в назначенный час.

А обманет меня бессердечный —

Утоплю его в память о вас.

Какая ночь!

Какая темнота!

И фуга

Восемнадцатого века —

След от слезы,

Раскованная нега,

Дыхание её,

Её уста!

(Виталий Юшкин. После свиданья)

Я и не знал —

Какая темнота! —

Что Надсон,

Северянин

И Вертинский

Со мною обойдутся

Так по-свински,

Всё рассказав

Про негу

И уста!

ЛИПА 7

Мне снятся нерождённые стихи,

Они, как неродившиеся дети,

Они, как непрощённые грехи,

И я одна всю жизнь за них в ответе.

(Ирина Баринова. Тайна красоты)

А нам приснились, как на грех, стихи,

Что изданы, и если вы хотите —

Все ваши непрощённые грехи

Отпустим, только больше не пишите.

Я принял званье первого поэта,

Рождённого в российских небесах.

(Григорий Калюжный. Грозы)

Я щегольну то «штопором», то «бочкой»...

Здесь конкурентов встретить не боюсь.

Мне кажется отсюда чёрной точкой

Весь наш большой писательский Союз.

О, самая бескрайняя из вотчин!

Ты много грандиозней, чем Земля.

Пусть Хлебников придумал слово «лётчик»,

Но первый ас в стихах, конечно, — я!

Я сам себе читатель, критик, автор...

Безоблачен российский небосвод.

Вот разве кто-нибудь из космонавтов

Вдруг мимолётом лавры отберёт...

Как-то очень светло и знакомо

Со стены, что напротив окна,

Мне тайком улыбнулась Джоконда,

Посмотрев на меня с полотна.

(Вячеслав Качурин. Ощущение времени)

...С этих пор в галереях, в музеях —

А уж я повидал белый свет! —

Прямо в душу с портретов глазели

Дамы разных профессий и лет.

Их когда-то писали в экстазе

Ренуар, Модильяни, Гоген...

По лишь я появляюсь — и сразу

Устремляются взгляды со стен.

Радость их так понятна, близка мне!

Облик мой — словно солнце в окне...

Мне смеётся Алёнушка с камня,

Дарит девочка персики мне.

На пороге цветущего мая

По Москве прошагаю пешком —

Ввысь колхозница серп подымает

И спортсменка мне машет веслом.

Нет, не канут красавицы в Лету!

Как в лугах после ливня цветы,

Оживают девичьи портреты

От моей неземной красоты.

Но когда-нибудь, через тысячу лет,

археолог,

такой же дотошный, как мы,

доберётся до нашего среза...

Как ты думаешь, что он найдёт?..

Это мы искривляем пространство.

Мы меняем течение времени.

И никто нас не упрекнёт

в том, что мы совершаем это

перфоратором,

ломом,

кайлом.

(Евгений Лучковский. Птица памяти)

Если и в очередную тысячу лет