Пьер де Ронсар - О вечном. Избранная лирика
КРИСТОФЛЮ ДЕ ШУАЗЕЛЮ, МОЕМУ СТАРИННОМУ ДРУГУ
Не жаль мне, Шуазель, что пишущая братьяУ нас кишмя кишит, но жаль, что без понятьяБумаги и чернил изводят люди тьму,Их в жертву принося тщеславью своему.Толкает перья пыл у алчущих успеха,Но кто не просвещен — воюет без доспеха.При Генрихе Втором поэта два иль триБывали на виду, и, что ни говори,Отчетливо звучал в ту пору голос тихийИзбранника богов средь показной шумихи.То лютня слышалась, то лиры гордый звон.Торжественная медь им задавала тон.Они брались играть и на трубе Палланта, —Так много дерзости в них было и таланта!А вслед за ними шли кощунственной толпойПоэты новые, и, в ярости слепой,Все то, что первые столь превосходно пели,Вторые портили — и в этом преуспели.Безмозглые! Для них поэзия — товар,Что в лавках продают, а не Господний дар!Слетит она с высот, как легкокрылый гений,Но выпросить нельзя у Бога вдохновений!Посланницу небес купить, отнять, украстьНе пробуйте: над ней бессильна ваша власть.Земля родит нам хлеб, но целый год недаромКрестьянин отдыхать позволит ей под паром:Она истощена. С нее худая дань.Колючки да былье торчат, куда ни глянь.Французская земля, готовая к зачатью,Была осенена Цереры благодатью.Как почва щедрая, Мать Франция тогдаНам родила детей, не пожалев труда.Всем взяли сыновья: умом, происхожденьем,Ученостью, красой, но милых чад рожденьемИзмученная мать, дабы не стать скупейИ не плодить кругом терновник и репей,Решила отдохнуть. А доброго посеваДождавшись, у нее опять набухло чрево.К тому же видеть ей казалось невтерпеж,Что поле праздное встопорщилось, как еж.Нельзя не испустить нам горестного вздоха,Когда кругом торчат кусты чертополоха!Поплакала она — и зачала Белло.И тут, могу сказать, нам сильно повезло.Собрата своего мы приняли в Бригаду,И, став седьмой звездой, дополнил он Плеяду.Собранью Муз, Белло, твой простодушный пылПришелся по нутру, и ты похищен был.Наивные, — они тебя забрали в руки,Когда ты изучал их дивные науки.Твердили девять Муз тебе наперебой:— Имей свой путь и вкус, и будь самим собой!Чужому подражать не торопись открытью,Будь верен своему высокому наитью,Что постиженья страсть в уме твоем разжечьСумело и твою свободной сделать речь.Кто по чужим следам взойдет, лишен отваги,На Геликон, стремясь испить священной влаги,Таким не дорожи! Свою тропу ищиТуда, где пенятся поэзии ключи!Но прежде, чем пришлось тебе открыться миру,Для греков ты сумел настроить нашу лиру.По милости твоей узнал и твой патрон,Каким смычком играл старик Анакреон.Какие находил, в искусстве наторелый,Слова, чтоб описать нам Афродиты стрелы.Как мы должны, свою оплакивая страсть,Надеяться, вздыхать, отчаиваться, клясть.Как звонкий тетрахорд настроить в одночасье,И Вакха привести с Кипридою в согласье.И как любви часы нам надобно ценить,Покуда Атропа не перережет нить.Да только не пиши стихом надутым, чванным.Читателю такой покажется туманнымИ отпугнет его обильем небылиц,Невнятных вымыслов и действующих лиц.Нет! Восхитительный, ласкающий, певучийПотребуется слог тебе на этот случай.Запутанный сюжет не для таких натур,Как Афродита-мать и сын ее, Амур.Хоть он и божество, а норовит украдкойВ тебя всадить стрелу, дружа с дурной повадкой.Хвалу воздай тому, кто прояснить бы могНам Пиндара хаос, брюзгливый, жесткий слог,Докучный стиль письма, густой поток словесный,Назойливую суть и смысл тяжеловесный.Народ их не поймет. Мне мил Анакреон!А дивная Сафо? Лесбосской лиры звонХочу я, чтоб у нас услышали французы,И разом с ним — живой напев Теосской Музы.Чем полубогом стать и музыкою сферМне наслаждаться, я готов на свой манерСчастливым быть: один, в сквозной тени древесной,Упиться жажду я поэзией чудесной,Что, грации полна, вздохнуть спешит, как мы,Из-за интриг и бед любовной кутерьмы,И горести свои с наигранною грустьюУносит, как река, стремящаяся к устью.Живи, античный стих, прекрасною тоской,Что в сердце мне вложил Амур своей рукой.Еще бы воскресить Алкмана, Вакхилида,И к ним Кеосского добавить Симонида,Дабы не плакал он, а несравненный хорДополнили б Алкей и славный Стесихор.Белло! Читая стих божественный и чудный,Оставь учителям — торжественный и нудный.Да громыхает он, воинственно суров,Затем, чтоб устрашать наивных школяров.По воле божества, песков сыпучих бремяНа уходящий род обрушивает Время.Забыты славные деянья, а герой,Как безымянный гость, лежит в земле сырой.Жестокостью небес науки и талантыЗагублены, гниют в могилах фолианты.Но древних строк, до нас дошедших, дивный хмельТебе поднес Белло, дружище Шуазель!Он Греции певцов святые откровенья,Минувшим вдохновясь, исторг из тьмы забвенья.Богатство утечет, как полая вода:Бег времени его уносит навсегда.А стих переживет и несколько династий.Над волшебством его у Хроноса нет власти!Останется в веках, как славы цитадель,Сей дар, что посвящен тебе, о Шуазель!Как в памяти людской блистал во время оно,Так блещет и сейчас в ней стих Анакреона.
ПОСЛАНИЕ П.-Л. ЛЕСКО, СЕНЬОРУ ДЕ КЛАНЬИ
Не сотворил Господь меня для славы бранной,И мне не суждено с кровоточащей ранойПобедно умереть в пороховом дыму:Геройских прадедов мне лавры ни к чему.Нет, память о себе оставлю я иную,Вот что я истинным величьем именую:Пусть правнуки мои и через сотни летПрочтут, как на Парнас поднялся я — поэт!Как добывал свой хлеб, любимец Аполлона:Чтоб музы на меня смотрели благосклонно,В неполных тридцать лет я был совсем седой,С лицом болезненным, нескладный и худой,Годами запертый в безрадостной темнице, —Над книгами корпел — до боли в пояснице,И, истязая плоть, убив ее почти,Мечтал познаньями признанье обрести.Отец корил меня за то, что я не в меруПитаю нежное пристрастие к ГомеруИ к чарам двух его прекрасных дочерей,К потомкам каждого, кто, становясь мудрей,Всю душу поверял чернилам и бумаге.Он говорил: «Глупец, подумал бы о благеЗемном! Что даст тебе бездумный кифаред?Смычок, струну, напев? — от них один лишь вред.Как прах развеются прельстительные трели,Как дым рассеются — мелькнули и сгорели.Чего ты ждешь, мой сын, от нищих аонид?Или венок тебя убогий соблазнитИз мирта и плюща, а может, лавром пышнымЧело ты обовьешь и шепотом чуть слышнымУ тихого ручья, в пещерной полутьме,Как будто сызмальства ты поврежден в уме,Начнешь слагать стихи и прослывешь, бесспорно,Отпетым дураком. Зачем же так упорноЗа столь бесславное цепляться ремесло?Оно к хорошему пока не привелоИз смертных никого: ученость всю растратив,Не мало ли твоих возвышенных собратьевПогибло с голоду? Не лучший ли примерТвой упоительный божественный Гомер,Которого до дыр ты зачитаешь скоро, —Для вашей Музы нет ужаснее укора,Чем этот немощный старик, — из дома в дом,Гонимый нищетой, отчаяньем, стыдом,Бродил он со своей троянской дребезжалкой.Зачем искать судьбы погибельной и жалкой? —Бартолла возлюби, законников толпуПополни, призови к ответу гольтепу,Витийствуй, защищай и честного, и вора,И нужного тебе добейся приговора.Поклоны принимай, не думай ни о чем:И года не пройдет, как станешь богачом.Или врачом пойди — достойней нет занятья,В нем древний Гиппократ (его могу понять я)Немало преуспел на острове своем, —Как верная сестра с Поэзией вдвоемЖила премудрая Наука Врачеванья,Все дал ей Аполлон, и почести, и званья,А что другой сестре оставил скопидом? —Кифару ржавую! — усердьем и трудомПостигнуть должен ты причину всякой хвори,Узнать доподлинно, что нам приносит горе,А что живительно, — так, пользуя других,Со временем даров добьешься дорогих.По зову первому явись к одру больного —Не дай тебе Господь уйти без отступного.Или, быть может, кровь геройскую твоюЖеланье горячит прославиться в бою?Тогда к оружию! На стены крепостныеТы двинешься, презрев опасности земные,Тебе в живот ядром чугунным попадут,В дыму и пламени ты обагришь редут.Легко разбогатеть, шагая через трупы:К наемникам своим владыки редко скупы».Так укорял меня отец, а над рекойДержавный Гелиос могучею рукойС востока выводил коней своих горячихИли на западной гряде спешил распрячь их,И то ущербная, то полная лунаВсплывала в сумраке с полуночного дна, —Блажен, кто выбрал цель, Природе не переча:С незримым демоном негаданная встречаИли всевластных звезд мучительный укорНам не дадут пойти Судьбе наперекор.Какие мне отец ни предлагал науки,С Поэзией не мог я вынести разлуки.Чем более он ей приписывал грехов,Тем более я был охотник до стихов.Двенадцать было мне, когда в полях привольных,Дубравах дремлющих и рощах тонкоствольных,В пещерах, где ручьи о чем-то шепчут мхам,Младенческий досуг я отдавал стихам.Мне эхо вторило, и вслед за древним Паном,С венками, бубнами, цевницей и тимпаном,Сильваны шумные, у края мирных вод,С нагими нимфами водили хоровод,Обвив игривый плющ вокруг рогов козлиных,И отзвук празднества не умолкал в долинах.Вначале звучная влекла меня латынь,Но слишком далеко от вековых святыньРодился я на свет, и я поклялся Музам,Что и в Поэзии останусь я французом,Что третьим, и вторым, и первым наконецЯ стану, — певческий манил меня венец,Я в языке родном мечтал прославить имя,Хотел быть первым здесь, а не последним в Риме.С тех пор, как перестал перечить я Судьбе,Я славу Франции умножил, а себеОставил только честь служения отчизне.Леско, одним путем мы шли по этой жизни!Еще учеником за партой ты сидел,Никто не волен был твой изменить удел.К художничеству страсть одна тебя манила,И дерзко ты перо обмакивал в чернилаИ чудеса творил, — совсем еще дитя,Ты геометром был, уверенно чертяФигуры, и углы, и линии на плане,А в двадцать ты уже не знал иных желаний,Чем строить и ваять, — громаден гений твой:Он зодчество связал с наукой цифровой.Искусства древнего легко затмил ты славуИ лавры первенства завоевал по праву.Я знаю, ты богат, Леско, и родовит,И пышный блеск дворцов тебя не удивит,Но в этой роскоши, знакомой с колыбели,Влеченья творческой души не ослабели.Бесплоден был слепых наставников упрек:Ты дарованием своим не пренебрег.Что пользы подпирать шестами ветви клена? —Все ниже тяжкая клониться будет крона.Природа не простит насилья над собой,Напрасно спорим мы с владычицей Судьбой.Еще король Франциск, словесности ревнительИ тонкой красоты возвышенный ценитель,Благоволил к тебе, а в наш надменный векБольшая честь, когда подобный человек,Провидящий добро и зло в любом обличье,К нам милосерд в своем монаршеском величье.И Генрих царственный, что вслед за ним владелФранцузским скипетром, немало важных делУспешно разрешил по твоему совету:Беседы мудрые предпочитая свету,Он не скрывал к тебе любви и доброты,И в благодарность Лувр ему отстроил ты,«Дворец, — ты говорил, — потомкам мы подаримВо славу наших встреч с блестящим государем».Я помню, как монарх однажды за столомПоведал нам, что столь достойным ремеслом«Наш друг (так он сказал), художник, скульптор, зодчий,Не в школе овладел и не по воле отчейИ в этом близок он Ронсару моему,Что стихотворцем стал наперекор всему».И потому велел ты высечь на фронтонеБогиню юную в пурпуровом хитоне,Золотокрылую, с победною трубой,И молвил королю: «Смотри, перед тобойПоэзия сама — Ронсара стих нетленныйТак славу Франции разносит по вселенной!»Нет больше Генриха, и времена не те,Но в память о его державной добротеПрими послание мое — оно свидетель,Что нас высокая роднила Добродетель.
ПОСЛАНИЕ К ОДЭ ДЕ КОЛИНЬИ, КАРДИНАЛУ ШАТИЛЬОНСКОМУ
