Константин Симонов - Собрание сочинений. Том 1
ВСТРЕЧА НА ЧУЖБИНЕ
Фронтовой бригаде Театра имени Ленинскою комсомола
Пускай в Москве иной ворчлив и сух,Другого осуждают справедливоЗа то, что он бранил кого-то вслух,Кого-то выслушал нетерпеливо;
А третий так делами осажден,Что прячется годами от знакомых,И старый лгун охрипший телефон,Как попугай, твердит все: «Нету дома».
Да ты и сам, на чей-то строгий взгляд,Уж слишком тороплив и озабочен,А главное, как люди говорят,Когда-то лучше был, — как все мы, впрочем!
Но вдруг в чужой земле, куда войнойЗабросило тебя, как в преисподню,Вдруг скажет кто-то, встретившись с тобой,О москвичах, приехавших сегодня.
Ты с ними был в Москве едва знаком —Кивок, два-три случайных разговора, —Но здесь, не будь машины, хоть пешком…— Где, где они? — И, разбудив шофера,
Ты оглашаешь ночь сплошным гудком,Ты гонишь в дождь свой прыгающий «виллис»В немецкий город, в незнакомый дом,Где, кажется, они остановились.
Ты долго светишь фарой на дома,Чужую тарабарщину читаешь.Прохожих нет, и, хоть сойди с ума,Где этот дом, ты сам не понимаешь.
Костел, особняки, еще костел,Пустых домов визжащие ворота.Но вот ты наконец нашел, нашел,Тебя по-русски окликает кто-то.
И открывают дверь и узнают,Как, может быть, в Москве бы не узнали.— Ну как вы тут? — А вы, давно вы тут?А мы как раз сегодня вспоминали…
Тот сумасшедший русский разговорС радушьем, шумом, добрыми словами.Как странно, что в Москве мы до сих пор,Я и они, мы не были друзьями.
А женщины уж в кухне жгут костер.— Нет, с нами ужинать, а то еще уедем! —И пожилой, с одышкою, актерБегом бежит за водкою к соседям.
Кого-то будят, чтоб и он пришел.Да чтоб с гитарой. — Будем петь. Хотите?— Как не хотеть! — Ну, а пока за стол,За стол, за стол скорее проходите!
И мы сидим у сдвинутых столов,И тесно нам, и водка в чашках чайных,И я ищу каких-то новых слов,Каких-то слов совсем необычайных,
Чтоб им сказать, что я не тот, не тот,Каким они меня в Москве видали,Что я — другой. И кто из нас поймет,Как раньше мы друг друга не узнали!
Еще кого-то будят и зовут.— Пусть все придут, мы можем потесниться.Мы всех усадим, потому что тут —Россия, а за дверью — заграница.
Приходит женщина, совсем со сна,На босу ногу туфли — и с гитарой.И вот уже поет, поет она,Начав с какой-то песни, самой старой.
Про дом, про степь, про снег, про ямщика.Она щемит и сердце рвет на части.Но это ж наша, русская, тоска,А на чужбине и она — как счастье.
Лишь домом бы пахнуло, лишь бы речьДохнула русской акающей лаской.Скажи, ты будешь эту ночь беречь,Как матерью рассказанную сказку?
Скажи, скажи, ты не забудешь их,С кем ночь тебя свела своею волей,Совсем родных тебе, совсем чужихИ наших, наших аж до слез, до боли?
Ты ведь не будешь там, в Москве, опятьЗабывчивым, ты сердца не остудишь?Нет, обещай! Ты должен обещать!Скажи, не будешь? Ну, скажи, не будешь?
Как знать? В Москве, быть может, через годДруг друга встретим мы кивком, как прежде?Скорей всего, что так, что он кивнетИ ты кивнешь. И вот конец надежде.
А все-таки сквозь старость и метельМелькнут в душе неясные картины:Гитара, ночь и русская артельСредь ледяного холода чужбины.
1945, Германия«Не той, что из сказок, не той, что с пеленок…»
Не той, что из сказок, не той, что с пеленок,Не той, что была по учебникам пройдена,А той, что пылала в глазах воспаленных,А той, что рыдала, — запомнил я Родину.
И вижу ее, накануне победы,Не каменной, бронзовой, славой увенчанной,А очи проплакавшей, идя сквозь беды,Все снесшей, все вынесшей русскою, женщиной.
1945СЫНОВЬЯМ
В разлуке были. Смерть видали.Привыкли к скрипу костылей.Свой дом своей рукой сжигали.В последний путь несли друзей.
Того, кем путь наш честно прожит,Согнуть труднее, чем сломать.Чем, в самом деле, жизнь нас может,Нас, все видавших, испугать?
И если нет других путей,Мы сами вновь пойдем в сраженья,Но наших судеб повтореньяНе будет в судьбах сыновей!
1945С ТОБОЙ И БЕЗ ТЕБЯ
(1941–1954){4}
«Плюшевые волки…»
Плюшевые волки,Зайцы, погремушки.Детям дарят с елкиДетские игрушки.
И, состарясь, детиДо смерти без толкуВсе на белом светеИщут эту елку.
Где жар-птица в клетке,Золотые слитки,Где висит на веткеСчастье их на нитке.
Только Дед-МорозаНету на макушке,Чтоб в ответ на слезыСверху снял игрушки.
Желтые иголкиНа пол опадают…Все я жду, что с елкиМне тебя подарят.
1941, май«Я много жил в гостиницах…»
Я много жил в гостиницах,Слезал на дальних станциях,Что впереди раскинется —Все позади останется.
Я не скучал в провинции,Довольный переменами,Все мелкие провинностиНе называл изменами.
Искал хотя б прохожую,Далекую, неверную,Хоть на тебя похожую…Такой и нет, наверное,
Такой, что вдруг приснится мне;То серые, то синиеГлаза твои с ресницамиВ ноябрьском первом инее.
Лицо твое усталое,Несхожее с портретами,С мороза губы талые,От снега мной согретые,
И твой лениво брошенныйВзгляд, означавший искони:Не я тобою прошенный,Не я тобою исканный,
Я только так, обласканный,За то, что в ночь с порошею,За то, что в холод сказкоюСогрел тебя хорошею.
И веришь ли, что странноюМечтой себя тревожу я:И ты не та, желанная,А только так, похожая.
1941, май«Когда со мной страданьем…»
Когда со мной страданьемПоделятся друзья,Их лишним состраданьемНе обижаю я.
Я их лечу разлукойИ переменой мест,Лечу дорожной скукойИ сватовством невест.
Учу, как чай в жестянкеЗапаривать в пути,Как вдруг на полустанкеКрасавицу найти,
Чтоб не скучать по годуО той, что всех милей,Как разложить колодуИз дам и королей,
И назло той, упрямой,Наоборот, не в масть,Найдя в колоде даму,У короля украсть.
Но всю свою наукуЯ б продал за совет,Как самому мне рукуНе дать тебе в ответ,
Без губ твоих, без взглядаКак выжить мне полдня,Пока хоть раз пощадыЗапросишь у меня.
1941, май«Тринадцать лет. Кино в Рязани…»
Тринадцать лет. Кино в Рязани,Тапер с жестокою душой,И на заштопанном экранеСтраданья женщины чужой;
Погоня в Западной пустыне,Калифорнийская гроза,И погибавшей героиниНевероятные глаза.
Но в детстве можно все на свете,И за двугривенный в киноЯ мог, как могут только дети,Из зала прыгнуть в полотно.
Убить врага из пистолета,Догнать, спасти, прижать к груди.И счастье было рядом где-то,Там, за экраном, впереди.
Когда теперь я в темном залеУвижу вдруг твои глаза,В которых тайные печалиНе выдаст женская слеза,
Как я хочу придумать средство,Чтоб счастье было впереди,Чтоб хоть на час вернуться в детство,Догнать, спасти, прижать к груди…
1941, май«Если родилась красивой…»
