Константин Симонов - Собрание сочинений. Том 1

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ГОРОД

Когда ты входишь в город свойИ женщины тебя встречают,Над побелевшей головойДетей высоко поднимают;

Пусть даже ты героем был,Но не гордись — ты в день вступленьяНе благодарность заслужилОт них, а только лишь прощенье.

Ты только отдал страшный долг,Который сделал в ту годину,Когда твой отступивший полкИх на год отдал на чужбину.

СЛЕПЕЦ

На видевшей виды гармони,Перебирая хриплый строй,Слепец играл в чужом вагоне«Вдоль по дороге столбовой».

Ослепнувший под МолодечноЕще на той, на той войне,Из лазарета он, увечный,Пошел, зажмурясь, по стране.

Сама Россия положилаГармонь с ним рядом в забытьиИ во владенье подарилаДороги длинные свои.

Он шел, к увечью привыкая,Струились слезы по лицу.Вилась дорога столбовая,Навеки данная слепцу.

Все люди русские хранилиЕго, чтоб был он невредим,Его крестьяне подвозили,И бабы плакали над ним.

Проводники вагонов жесткихЧерез Сибирь его везли.От слез засохшие полоскиВдоль черных щек его легли.

Он слеп, кому какое делоДо горестей его чужих?Но вот гармонь его запела,И кто-то первый вдруг затих…

И сразу на сердца людскиеПечаль, сводящая с ума,Легла, как будто вдруг РоссияВзяла их за руки сама.

И повела под эти звукиТуда, где пепел и зола,Где женщины ломают рукиИ кто-то бьет в колокола.

По деревням и пепелищам,Среди нагнувшихся теней.— Чего вы ищете? — Мы ищемСвоих детей, своих детей…

По бедным, вымершим равнинам,По желтым волчьим огонькам,По дымным заревам, по длиннымСтепным бесснежным пустырям,

Где со штыком в груди открытойВо чистом поле, у ракит,Рукой родною не обмытый,Сын русской матери лежит.

Где, если будет месть на свете,Нам по пути то там, то тутНепохороненные детиГвоздикой красной прорастут,

Где ничего не напророчишьЧерней того, что было там…— Стой, гармонист! Чего ты хочешь?Зачем ты ходишь по пятам?

Свое израненное телоУже я нес в огонь атак.Тебе Россия петь велела?Я ей не изменю и так.

Скажи ей про меня: не станетСолдат напрасно отдыхать,Как только раны чуть затянет,Пойдет солдат на бой опять.

Скажи ей: не ища покоя,Пройдет солдат свой крестный путь.Ну, и сыграй еще такое,Чтоб мог я сердцем отдохнуть…

Слепец лады перебирает,Он снова только стар и слеп.И раненый слезу стираетИ режет пополам свой хлеб.

ТРИ БРАТА

Россия, Родина, тоска…Ты вся в дыму, как поле боя.Разломим хлеб на три куска,Поделимся между собою.

Нас трое братьев. Говорят,Как в сказке, мы неодолимы.Старшой, меньшой и средний брат —Втроем идем мы в дом родимый.

Идем, не прячась непогод.Идем, не ждя, чтоб даль светала.Мы путники. Уж третий годНам посохом винтовка стала.

Наш дом еще далек, далек…Он там, за боем, там, за дымом,Он там, где тлеет уголекНа пепелище нелюдимом.

Он там, где, нас уставши ждать,Босая на жнивье колючемВсе плачет, плачет, плачет мать,Все машет нам платком горючим.

Как снег, был бел ее платок,Но путь наш долог, враг упорен,И стал от пыли тех дорог,Как скорбь, он черен, черен, черен…

Нас трое братьев. Кто дойдет?Кто счет сведет долгам и ранам?Один из нас в бою падет,Как сноп, сражен железом бранным.

Второй, израненный врагом,Окровавлен, в пути отстанетИ битв былых слепым певцом,Быть может, вдохновенно станет.

Но невредимым третий братПридет домой, и дверь откроет,И материнский черный платВ крови врага стократ омоет.

У ОГНЯ

Кружится испанская пластинка.Изогнувшись в тонкую дугу,Женщина под черною косынкойПляшет на вертящемся кругу.

Одержима яростною веройВ то, что он когда-нибудь придет,Вечные слова «Vo te quiero»[2]Пляшущая женщина поет.

В дымной, промерзающей землянке,Под накатом бревен и земли,Человек в тулупе и ушанкеГоворит, чтоб снова завели.

У огня, где жарятся консервы,Греет свои раны он сейчас,Под Мадридом продырявлен в первыйИ под Сталинградом — в пятый раз.

Он глаза устало закрывает,Он да песня — больше никого…Он тоскует? Может быть. Кто знает?Кто спросить посмеет у него?

Проволоку молча прогрызая,По снегу ползут его полки.Южная пластинка, замерзая,Делает последние круги.

Светит догорающая лампа,Выстрелы да снега синева…На одной из улочек Дель-КампоЕсли ты сейчас еще жива,

Если бы неведомою силойВдруг тебя в землянку залучить,Где он, тот голубоглазый, милый,Тот, кого любила ты, спросить?

Ты, подняв опущенные веки,Не узнала б прежнего, того,В грузном поседевшем человеке,В новом, грозном имени его.

Что ж, пора. Поправив автоматы,Встанут все. Но, подойдя к дверям,Вдруг он вспомнит и мигнет солдату:— Ну-ка, заведи вдогонку нам.

Тонкий луч за ним блеснет из двери,И метель их сразу обовьет.Но, как прежде, радуясь и веря,Женщина вослед им запоет.

Потеряв в снегах его из виду,Пусть она поет еще и ждет:Генерал упрям, он до МадридаВсе равно когда-нибудь дойдет.

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО

Женщине из г. Вичуга

Я вас обязан известить,Что не дошло до адресатаПисьмо, что в ящик опуститьНе постыдились вы когда-то.

Ваш муж не получил письма,Он не был ранен словом пошлым,Не вздрогнул, не сошел с ума,Не проклял все, что было в прошлом.

Когда он поднимал бойцовВ атаку у руин вокзала,Тупая грубость ваших словЕго, по счастью, не терзала.

Когда шагал он тяжело,Стянув кровавой тряпкой рану,Письмо от вас еще все шло,Еще, по счастью, было рано.

Когда на камни он упалИ смерть оборвала дыханье,Он все еще не получал,По счастью, вашего посланья.

Могу вам сообщить о том,Что, завернувши в плащ-палатки,Мы ночью в сквере городскомЕго зарыли после схватки.

Стоит звезда из жести тамИ рядом тополь — для приметы…А впрочем, я забыл, что вам,Наверно, безразлично это.

Письмо нам утром принесли…Его, за смертью адресата,Между собой мы вслух прочли —Уж вы простите нам, солдатам.

Быть может, память короткаУ вас. По общему желанью,От имени всего полкаЯ вам напомню содержанье.

Вы написали, что уж год,Как вы знакомы с новым мужем,А старый, если и придет,Вам будет все равно не нужен.

Что вы не знаете беды,Живете хорошо. И кстати,Теперь вам никакой нуждыНет в лейтенантском аттестате.

Чтоб писем он от вас не ждалИ вас не утруждал бы снова…Вот именно: «не утруждал»…Вы побольней искали слова.

И все. И больше ничего.Мы перечли их терпеливо,Все те слова, что для негоВ разлуки час в душе нашли вы.

«Не утруждай». «Муж». «Аттестат»…Да где ж вы душу потеряли?Ведь он же был солдат, солдат!Ведь мы за вас с ним умирали.

Я не хочу судьею быть,Не все разлуку побеждают,Не все способны век любить, —К несчастью, в жизни все бывает.

Но как могли вы, не пойму,Стать, не страшась, причиной смерти,Так равнодушно вдруг чумуНа фронт отправить нам в конверте?

Ну хорошо, пусть не любим,Пускай он больше вам не нужен,Пусть жить вы будете с другим,Бог с ним там, с мужем ли, не с мужем.

Но ведь солдат не виноватВ том, что он отпуска не знает,Что третий год себя подряд,Вас защищая, утруждает.

Что ж, написать вы не смоглиПусть горьких слов, но благородных.В своей душе их не нашли —Так заняли бы где угодно.

В отчизне нашей, к счастью, естьНемало женских душ высоких,Они б вам оказали честь —Вам написали б эти строки;

Они б за вас слова нашли,Чтоб облегчить тоску чужую.От нас поклон им до земли,Поклон за душу их большую.

Не вам, а женщинам другим,От нас отторженным войною,О вас мы написать хотим,Пусть знают — вы тому виною,

Что их мужья на фронте, тут,Подчас в душе борясь с собою,С невольною тревогой ждутИз дома писем перед боем.

Мы ваше не к добру прочли,Теперь нас втайне горечь мучит:А вдруг не вы одна смогли,Вдруг кто-нибудь еще получит?

На суд далеких жен своихМы вас пошлем. Вы клеветалиНа них. Вы усомниться в нихНам на минуту повод дали.

Пускай поставят вам в вину,Что душу птичью вы скрывали,Что вы за женщину, жену,Себя так долго выдавали.

А бывший муж ваш — он убит.Все хорошо. Живите с новым.Уж мертвый вас не оскорбитВ письме давно ненужным словом.

Живите, не боясь вины,Он не напишет, не ответитИ, в город возвратясь с войны,С другим вас под руку не встретит.

Лишь за одно еще проститьПридется вам его — за то, что,Наверно, с месяц приноситьЕще вам будет письма почта.

Уж ничего не сделать тут —Письмо медлительнее пули.К вам письма в сентябре придут,А он убит еще в июле.

О вас там каждая строка,Вам это, верно, неприятно —Так я от имени полкаБеру его слова обратно.

Примите же в конце от насПрезренье наше на прощанье.Не уважающие васПокойного однополчане.

ЖЕНЫ