Валерий Брюсов - Стихотворения, не включавшиеся в авторские сборники
Полночь! Полночь! бьющая урочно,
Эти дни безвестные — приблизь!
1 декабря 1917 — 1 января 1918
КРАТКИЙ ДИФИРАМБ
Летайте, птицы,—
И мы за вами!
Нам нет границы.
И за громами,
Над чернью туч,
Челн Человека
Победу века
Гласит, летуч!
Прорезал небо
Руль моноплана.
Соперник Феба!
Глубь океана,
И волны рек,
И воздух горный
Тебе покорны,
О Человек!
<1910–1918>
ГОЛОС ГОРОДА
Ру-ру, ру-ру, трах, рк-ру-ру…
По вечерам, как поутру,
Трамвай гремит, дзинь-дзинь звонит…
И стук колес, и скок копыт,
И взвизги шин, взносящих пыль,
И-и гудит автомобиль.
Трамвай гремит: ру-ру, ру-ру…
По вечерам, как поутру.
Сквозь гул толпы — торговцев зов,
Мальчишек крик и шум шагов,
И говор, говор, говор, гул…
Но ветерок дохнул, подул…
Трамвай гремит: ру-ру, ру-ру…
По вечерам, как поутру.
Вон с высоты, как дальний всплеск,
Пропеллера жужжащий треск,
Но скок копыт, но стук колес,
Но гул толпы все <смял>, унес.
Ру-ру, ру-ру, трах, ру-ру-ру…
Трамвай гремит, как поутру.
И, гордым вздохом вознесен,
Над городом восходит звон:
Дон-дон, дон-дон, весь небосклон
Разносит зов иных времен!
3—4 января 1918
«На дальней полке мирным строем стоя…»
На дальней полке мирным строем стоя,
Спят с ранних лет любимые тома:
В них дремлет луч тропического зноя,
Глядит из них полярной ночи тьма.
Там — повести безумно-дерзких странствий:
То — к полюсу, где мир окован льдом,
Где солнца нет, а мгла горит, в убранстве
Сияний северных, над белым сном;
То — в страны страшных бурь и грозных ливней,
Где из песков крутит столбы самум,
Где путь в лесах проложен силой бивней,
Где львы рычат иль жуток выкрик пум.
Там — сказки о боях: пираты в давке,
В зубах с ножами в плен берут фрегат;
Иль дикари летят, взвив томагавки,
Под бранный клич на белых из засад!
Ряд буйных вымыслов, живых фантазий!
Из детских книг встают, в мечтах ожив,
Герои, битвы, земли; в каждой фразе —
Отважный подвиг, смелый жест, порыв.
И в наши дни, когда кругом — так смутно,
Отрадно вспомнить все, что Рок унес:
Пыл юности, былой восторг, минутно
Забыв действительность в причуде грез!
24 января, 1918
ТАБАКЕРКА
Наших предков табакерки!
Позабыть я их могу ль,
Как шкапы, как шифоньерки,
Как диваны стиля Буль!
На роскошной табакерке
Часто изображены
Были «думы баядерки»,
Одалисок знойных сны.
Иль бывали табакерки,
Где под обликом сирен
Вы встречали, вскрывши дверки,
Ряд совсем интимных сцен!
Бонбоньерки, табакерки,
Вы из моды вышли все,
Как мотив былой венгерки,
Мушки, пудра на косе!
Золотые табакерки,
Вы в музее, под стеклом,
Расположены по мерке,
Чинно дремлете рядком.
Только в нашей табакерке
Жизнь, как прежде, молода.
Не окажется ль, по сверке,
Что — все собраны сюда?
Слава нашей табакерке!
Будем веселиться с ней,
Стоя, как на этажерке,
Пред глазами наших дней!
Пусть хотя бы в «Табакерке»
Стих живет! — Хотя б на час
Изуверы, изуверки
Наших дней, — щадите нас!
19 марта 1918
СКОЛЬЗЯЩАЯ ТЕРЦИНА
(Наброски)
Когда мечта, под волей господина,
Должна идти вперед, как вьючный мул,—
Поможешь ты, скользящая терцина!
На высях гор закатный луч уснул,
В лазури звезды — крупны и алмазны,
Чуть слышен издали прибойный гул.
Все образы, что ярки и бессвязны,
Толпились быстро, в белом блеске дня,
Во мраке встали в строй однообразный.
Прочь все, что в жизни мучило меня,
Что мукой-счастьем волновало душу,
Томя надеждой, памятью казня.
Я тайны дум недавних не нарушу,
Вступаю в ночь видений и чудес,
Как путник сходит с корабля на сушу.
Я, тот, дневной, как призрак дня, исчез,
Иной, ночной, послушный воле тайной,
Стою я здесь, как пред лицом небес!
Нет, выпадает жребий не случайно;
Кому и славить нынче, как не мне,
Рим погибающий строфой бескрайней?
Я древность мира высмотрел вполне,
По всем ее дорогам, где возможно,
Бродил и помню все, как сон во сне.
И вот виденья вновь встают тревожно,—
Заклятьем вызваны вновь к бытию,
Как в синема, проходят фильмой сложной.
Знакомые картины узнаю:
То — древний Рим, его дворцы и храмы,
В лучах он нежит красоту свою.
Повсюду — мрамор, чисто, стены прямы;
Он, как бывало, светом осиян,
На алтарях курятся фимиамы…
Апрель 1918
«Я — междумирок. Равен первым…»
Я — междумирок. Равен первым,
Я на собраньи знати — пэр,
И каждым вздохом, каждым нервом
Я вторю высшим духам сфер.
Сумел мечтами подсмотреть я
Те чувства, что взойти должны,
Как пышный сев, спустя столетья,—
Но ныне редким суждены!
Но создан я из темной глины,
На мне ее тяжелый гнет.
Пусть я достиг земной вершины,—
Мой корень из низин растет.
Мне Гете — близкий, друг — Вергилий,
Верхарну я дарю любовь…
Но ввысь всходил не без усилий —
Тот, в жилах чьих мужичья кровь.
Я — твой, Россия, твой по роду!
Мой предок вел соху в полях.
Люблю твой мир, твою природу,
Твоих творящих сил размах!
Поля, где с краю и до краю
Шел «в рабском виде» царь небес,
Любя, дрожа, благословляю:
Здесь я родился, здесь воскрес!
И там, где нивы спелой рожью
Труду поют хвалу свою,
Я в пахаре, с любовной дрожью,
Безвестный, брата узнаю!
18 июля 1911, 1918
«Народные вожди! вы — вал, взметенный бурей…»
Народные вожди! вы — вал, взметенный бурей
И ветром поднятый победно в вышину.
Вкруг — неумолчный рев, крик разъяренных фурий,
Шум яростной волны, сшибающей волну;
Вкруг — гибель кораблей: изломанные снасти,
Обломки мачт и рей, скарб жалкий, и везде
Мельканье чьих-то тел — у темных сил во власти,
Носимых горестно на досках по воде!
И видят, в грозный миг, глотая соль, матросы,
Как вал, велик и горд, проходит мимо них,
Чтоб грудью поднятой ударить об утесы
И дальше путь пробить для вольных волн морских!
За ним громады волн стремятся, и покорно
Они идут, куда их вал влечет идти:
То губят вместе с ним под твердью грозно-черной,
То вместе с ним творят грядущему пути.
Но, морем поднятый, вал только морем властен.
Он волнами влеком, как волны он влечет,—
Так ты, народный вождь, и силен и прекрасен,
Пока, как гребень волн, несет тебя — народ!
1918
«Слепой циклон, опустошив…»
Слепой циклон, опустошив
Селенья и поля в отчизне,
Уходит вдаль… Кто только жив,
С земли вставай для новой жизни!
Тела разбросаны вокруг…
Не время тосковать на тризне!
Свой заступ ладь, веди свой плуг,—
Пора за труд — для новой жизни!
Иной в час бури был не смел:
Что пользы в поздней укоризне?
Сзывай работать всех, кто цел,—
Готовить жатву новой жизни!
Судьба меняет часто вид,
Лукавой женщины капризней,
И ярче после гроз горит
В лазури солнце новой жизни!
На души мертвые людей
Живой водой, как в сказке, брызни:
Зови! буди! Надежды сей!
Сам верь в возможность новой жизни.
1918
ВЕШНИЕ ВОДЫ
Импровизация
Есть ряд картин, и близких и далеких,
Таимых свято в глубине души;
Они, в часы раздумий одиноких,
Встают, как яркий сон, в ночной тиши:
Картина утра, — миги до восхода,
Когда весь мир — как в ожиданьи зал;
Явленья солнца жадно ждет природа,
И первый луч зеленовато-ал;
Картина вечера: луной холодной
Волшебно залит лес, балкон иль сад;
Все с фейной сказкой так чудесно сходно,
И губы ищут ласки наугад;
Картина первой встречи, и разлуки,
И страстной ласки, и прощальных слез;
Вот, в темноте, ломает кто-то руки…
Вот плечи жжет касанье черных кос…
Есть ряд картин, — банальных, но которых
Нельзя без. трепета увидеть вновь:
Мы любим свет луны, сирени шорох,—
За то, что наша в них влита любовь!
И вот в числе таких картин священных
Есть, в памяти моей, еще одна;
Как скромный перл меж перлов драгоценных,
В их ожерелье вплетена она:
Картина вешних вод, когда, как море,
Разлиты реки; всюду — синева;
