Борис Слуцкий - Собрание сочинений. Т. 2. Стихотворения 1961–1972
«Я зайду к соседу, в ночь соседа…»
Я зайду к соседу, в ночь соседа,в маету соседскую зайду,в горести соседские — заеду,в недобро соседа — забреду.
По-соседски спрашивать не стану.Знаю все и так.Посижу. Компанию составлю.Проиграю в дураки пятак.
Надо все же иногда соватьсяи в чужие, не свои дела.Вижу: начал интересоваться,прояснились линии чела.
Вышедший из сутолоки, сумятицы,жизнью именуемой, опятьосторожно, боязливо пятится,поворачивает вспять.
СИЛУЭТ
На площади Маяковскогоуже стоял Маяковский —не бронзовый,а фанерный,еще силуэт,не памятник.
Все памятники — символы.Все монументы — фантомы.Фанерные монументычетырежды символичны.
Поставленный для прикидкик городу и к миру,он подлежал замене.Ему отмерили векунедели, а не столетья.
Но два измеренья фанеры,дрожащие от ветра,были странно прекрасныв городе трех измерений.Два измеренья фанерыбез третьего измереньяобладали четвертым —неоспоримым величьем.
Ночами его освещалибольшими прожекторами,и скульпторы меряли тени,отброшенные монументом.
Массивность и бестелесность,громадность и фантомность —такое стоило крюку.Я часто давал его ночью.
Быть может, впервые поэтупоставили то, что надо,а кроме силуэта,нам ничего не надо.А кроме тени черной,уложенной на асфальте,не ставьте ничего нам,нам ничего не ставьте.
ЛЕГЕНДЫ И ФАКТЫ
Легкие легенды и тяжелые,словно танки, факты.
Легкие легенды мотылькамина броню действительности сели.
Легкие легенды потакаюттяжелоподъемным фактам.
Легкие легенды легким флеромобволакивают девяностоградусность,прямизну углов реальности.
Легкие легенды легкой пыльюзаметают яркость красок жизни.
Но когда она рванется,двинется, стронется с места,
первыми под гусеницыпопадают легкие легенды.
ВСЕ УСЛОВИЯ
Как свои почти два метрасознают, копая окоп,быстро пряча лицо от ветра,пулеметного,ах, ему чтоб! —
как свои четыре с полтинойпуда чувствуют на мостке,на тончайшей, на паутинной,через пропасть идущей доске —
свой избыток, как недостаток,свою силу, как слабость свою,я в эпоху ракет хвостатыхпонимаю, осознаю.
Для того чтобы продержаться,надо сжаться, надо вжатьсяи на уровне нулевомустоять на ветру пулевом.
Нивелируя взгляды, взлеты,успокаивая сердца гуд,пулеметы и самолетыпод нулевку бреют, стригут.
Несмотря и невзирая,не учитывая рост и объем,высовываемся, презираявсю цифирь, над огнем встаем.
А пока головы не высунем —ничего не откроем, не выдумаем.Пули только, что запоют, —все условия создают.
ВОСПОМИНАНИЕ О ВОЕННОЙ ИГРЕ
И это тоже было пережито:белея, среди синей высоты,неторопливораскрывалисьпарашюты,как снятые в кино(замедленно)цветы.
Военная игра была игра.Парашютисты все же разбивались,и пехотинцы все же с ног сбивались,играючи с утра и до утра.
Играючи с зари и до зари,худели и щетиной зарастали,
но все-таки стратеги вырастали,росли штабные, что ни говори.
Отыгрывалось, отрабатывалосьс заката и до раннего рассветавсе то, что позже минами рвалосьи картыперекраивалосвета.
Следили атташе нетерпеливоза всем, что было связано с игрой,и оседал, как город после взрыва,медлительныйпарашютистоврой.
Ту давнюю военную игру,рисковую тяжелую забаву,на фронте вспоминали ввечеруза водочкой положенной, за банкой.
Шли аккуратные, как поезда,снарядынад землянкой в три наката,и гильза полыхала вполнакала.
Усталые от ратного труда,сначала потерявшие полмира,потом отвоевавшие миры,степенно вспоминали командирыусловия той давешней игры.
Шумела брань, и, выходя на рать,припоминал с усмешкой полководец,что это все уже пришлось играть,и тут же говорил: «Не плюй в колодец».
Древнейшая история советскогопериода!Тридцатые года!Глаза закроешь — горе не беда,и парашюты, словно занавески,неслышно падают на города.Игра!И жизнь, как утро, молода!
ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ВОЙНЫ
Первый день войны. Судьба народавыступает в виде первой сводки.Личная моя судьба — повесткаочереди ждет в военкомате.На вокзал идет за ротой рота.Сокращается продажа водки.Окончательно, и зло, и вескогромыхают формулы команды.
К вечеру ближайший ход событийясен для пророка и старухи,в комнате своей, в засохшем бытесудорожно заламывающей руки:пятеро сынов, а внуков восемь.Ей, старухе, ясно. Нам — не очень.Времени для осмысленья просим,что-то неуверенно пророчим.
Ночь. В Москве учебная тревога,и старуха призывает бога,как зовут соседа на бандита:яростно, немедленно, сердито.Мы сидим в огромнейшем подвалеелисеевского магазина.По тревоге нас сюда созвали.С потолка свисает осетрина.
Пятеро сынов, а внуков восемьполучили в этот день повестки,и старуха призывает бога,убеждает бога зло и веско.
Вскоре объявляется: тревога —ложная, готовности проверка,и старуха, призывая бога,возвращается в свою каморку.
Днем в военкомате побывали,записались в добровольцы скопом.Что-то кончилось.У нас — на время.У старухи — навсегда, навеки.
СБРАСЫВАЯ СИЛУ СТРАХА
Силу тяготения землипервыми открыли пехотинцы —поняли, нашли и наблюли,а Ньютон позднее подкатился.
Как он мог, оторванный от практики,кабинетный деятель, понятьпервое из требований тактики:что солдата надобно поднять.
Что солдат, который страхом мается,ужасом, как будто животом,в землю всей душой своей вжимается,должен всей душой забыть о том.
Должен эту силу, силу страха,ту, что силы все его берет,сбросить, словно грязную рубаху.Встать.Вскричать «ура».Шагнуть вперед.
НАДО, ЗНАЧИТ, НАДО
Стокилометровый переход.Батальон плывет как пароходчерез снега талого глубины.Не успели выдать нам сапог.В валенках же до костей промокбатальон и до гемоглобина.
Мы вторые сутки на ходу.День второй через свою бедухлюпаем и в талый снег ступаем.Велено одну дыру заткнуть.Как заткнем — позволят отдохнуть.Мы вторые сутки наступаем.
Хлюпает однообразный хлюп.То и дело кто-нибудь как труппадает в снега и встать не хочет.И немедля Выставкин над ним,выдохшимся,над еще однимвымотавшимсяяростно хлопочет.
— Встань! (Молчание.) — Вставай! (Молчок.)— Ведь застынешь! (И — прикладом в бок.)— Встань! (Опять прикладом.) Сучье семя! —И потом простуженный ответ:— Силы нет!— Мочи нет.— Встань!— Отстань! —Нет, встал. Побрел со всеми.Я все аргументы исчерпал.Я обезголосел, ночь не спал.Я б не смог при помощи приклада.Выставкин, сердитый старшина,лучше понимает, что война —это значит: надо, значит, надо.
СЛАВА САПЕРОВ