Давид Самойлов - Стихотворения

Когда эта птица мне пела,

Сквозь пенье её угадал

В основе грядущего дела

Простой и смертельный металл.

И всё же — не твёрдость, не холод —

Моя кряжевая судьба.

Спасибо за то, что не молод

Я был, когда понял себя.

1979

«Чайка летит над своим отраженьем…»

Чайка летит над своим отраженьем

В гладкой воде.

Тихо, как перед сраженьем.

Быть беде.

1979

ЗА ПЕРЕВАЛОМ

Я уже за третьим перевалом.

Горных кряжей розовая медь

Отцвела в закате небывалом.

Постепенно начало темнеть.

Холодно. Никто тебя не встретит.

Камень в бездну канул из-под ног.

Лишь внизу, в долине, робко светит

Отдалённой сакли огонёк.

Пой для храбрости, идя в долину!

Пой погромче, унимая дрожь!

Или помолись отцу и сыну.

И тогда наверное дойдёшь.

1980

«Можно ли считать себя счастливым…»

Можно ли считать себя счастливым

В день, когда туманы над заливом

Так печальны, мутны, неземны?

Можно ли считать себя несчастным

Когда рядом в образе неясном

Предстоят деревья, словно сны?

И со мною соотнесены…

Чувствую себя и к ним причастным

1980

РЕВНОСТЬ

Я влюблён. Мне пятнадцать. Она холодна.

Я, отвергнутый, к ней не иду на рожденье.

Жить мне невмоготу. Испиваю до дна

Нелюбовь, одиночество и униженье.

За дворами сгорает заря на Москве.

Наблюдает пожар каланча на Сущевке.

Опускается сумрак. Как при волшебстве,

Фонарей зажигаются длинные чётки.

Во Втором Самотёчном пустынно. Туда

Лишь бродячие псы совершают набеги.

Но над снегом горит высоко, как звезда,

Золотое окошко, висящее в небе.

Там она. Там на тюле её силуэт.

Там счастливый соперник ликует за чаем.

Я взбешён со всей силой пятнадцати лет.

Я в отчаянье. Но и жесток и отчаян.

Образ сладостной мести мерещится мне.

Громкой славой увенчанный, в час неурочный,

Я въезжаю в столицу на белом коне.

Предо мной переулок Второй Самотёчный.

Открываются окна. Сияет луна.

Я проехал задумчив и взора не кинул.

Вслед мне в позднем раскаянье плачет она.

А соперник растерянный чай опрокинул.

Нет! Тогда я не стану врага попирать,

Ибо мы не злопамятны и горделивы.

Лишь одною печалью могу покарать:

Будь счастлива, любимая! Будьте счастливы!

1980

РИХТЕР

Крыло рояля. Руки Рихтера,

Изысканные, быстрые и сильные,

Как скаковые лошади. Точнее

Сравненья не умею подыскать.

Он заставляет музыку смотреть,

Угадывать её предвестье

В лице, фигуре, в мимике и жесте.

Не видя Рихтера, теряешь что-то

От вдохновения и мастерства,

Как в письмах

Утрачиваешь что-то от общенья.

Транзисторщики и магнитофонцы,

Мы музыку таскать с собой привыкли

И приспосабливать её к жилью.

А Рихтер музыку возводит в зал

И возвращает музыку в музыку

Прислушаемся в Рихтерову лику,

К рукам задумчивого ездока,

Вожатому коней, изваянных из звука…

Так, колесницы умедляя ход

На спуске с небосклона,

Сам Гелиос внимает, как поёт,

Крыло откинув,

Чёрный лебедь Аполлона.

1980

ГОЛОСА ЗА ХОЛМАМИ

Голоса за холмами!

Сколько их! Сколько их!

Я всегда им внимаю,

Когда чуток и тих.

Там кричат и смеются,

Там играют в лапту,

Там и песни поются.

Долетая отту…

Да! За холмами теми

Среди гладких полян —

Там живут мои тени

Среди гладких полян.

Голоса за холмами

Раздаются в тумане,

То ли ищут потери.

То ли в прятки играют…

Кличут давние тени,

А потом замирают.

1980

«Тебя мне память возвратила…»

Тебя мне память возвратила

Такой, какою ты была,

Когда: «Не любит!» — говорила

И слёзы горькие лила.

О, как мне нужно возвращенье

Из тех невозвратимых лет,

Где и отмщенье и прощенье.

Страстей непроходящий след.

И лишь сегодня на колени

Паду. Ведь цену знаю сам

Своей любви, своей измене.

Твоей любви, твоим слезам.

1980

«Светлые печали, лёгкая тоска…»

Светлые печали,

Лёгкая тоска

По небу промчали.

Словно облака.

А по ним осталось

Всё, что я сберёг:

Лёгкость, свет и старость.

Море и песок.

1980

«Куда мне деваться от этих забот ежедневных…»

Куда мне деваться от этих забот ежедневных,

От детских хотений и частых простуд?

Одно утешенье, что где-то в деревьях

Закатные зори растут.

Куда мне деваться от ссор и от дома в разоре,

От дружеских встреч и претензий родни?

Одно утешенье, что позже вечерние зори

Пылают в деревьях и дольше становятся дни.

Куда мне уйти? И какие найти мне решенья?

Не лучше ль идти, не противясь, куда поведёт?

Не знаю. Не знаю. Одно утешенье,

Что шире зари разворот.

1980

«У меня пред тобою вина…»

У меня пред тобою вина.

И её не смывает волна.

Не смывает прошедшего горя

Благодать полунощного моря.

У меня пред тобою вина,

Что осталась на все времена,

Времена, что белей и короче,

Чем короткие белые ночи

«Когда-нибудь я к вам приеду…»

Когда-нибудь я к вам приеду,

Когда-нибудь, когда-нибудь,

Когда почувствую победу.

Когда открою новый путь.

Когда-нибудь я вас увижу,

Когда-нибудь, когда-нибудь,

И жизнь свою возненавижу,

И к вам в слезах паду на грудь.

Когда-нибудь я вас застану,

Растерянную, как всегда.

Когда-нибудь я с вами кану

В мои минувшие года.

1980

«Декабрь. Но не хватает снега…»

Декабрь. Но не хватает снега.

Скрипит приморская сосна.

Дождей тяжёлая телега

Всё тянется мимо окна.

А после медленно и скупо

Сквозь тучи цедится рассвет.

В такие дни на сердце скука,

Чего-то ждёшь и мыслей нет.

И вдруг- письмо… Письмо от друга…

Но, как ни сумрачно окрест,

Порой желанна роскошь юга,

Но чуждо счастье дальних мест…

1980

«Нет слова ужасней, чем это…»

С. Н.

Нет слова ужасней, чем это

Мучительное «никогда».

Со дня сотворения света

В нём времени к людям вражда.

Отбытие в нём без прибытья,

Оно убивает и рвёт,

Как зверь на загривке событья,

Ломающий лапой хребет.

1980

«Пахло соломой в сарае…»

Пахло соломой в сарае,

Тело — травою и ветром,

Губы — лесной земляникой,

Волосы — яблоней дикой.

Были на раннем рассвете

Лёгкие свежие грозы.

Мы просыпались. И снова

Сном забывались, как дети.

Утром она убегала,

Заспанная и босая,

С крупных ромашек сбивая

Юбкой раскосые капли.

Да! Уже было однажды

Сказано: остановиться!

Сказано: остановиться!