Эмиль Верхарн - Стихи
Перевод Г. Шенгели
Вокруг моего дома
Чтоб жить достойно, мудро, ясно,Готов любить я всей душойВолненье, трепет, свет и знойВ сердцах людей и на земле прекрасной.
Прошла зима, вот март, затем апрельИ лета раннего блаженный, легкий хмель.
Глициния цветет, и в солнечном пожареСиянья радуги алей, желтей, синей;Рои мельчайших тварейКишат и трудятся на ней.
О, этот блеск мелькнувшего крыла,И тела тонкая игла,Их лапки, щупальца и спинки,Когда, усевшись на травинке,Они почиститься спешат!Проворные движенья точны,И переливен панцирь их непрочный,Как струи, что уносит водопад.
В мои глаза, как отраженье,Они вошли, и вот — они во мнеЖивут.О, игры их и в гущинеЛиловых гроздей там и тутИх битв и их любви звенящее движенье!
За ними к свету тянется мечта.Пылинки жизни, брызги золотые, —Я отвожу от них напасти злые:И клей на палочках и алчность воробьевЯ нынче бдительный защитник их трудов;Я мастер и люблю хорошую работу:Гляжу — из ничего у них возникло что-то —Постройка хрупкая. Гляжу, как их полетУверен, как умно рассчитаны усилья.Исчезли, — кажется, под самый небосвод,До самых звезд домчать их могут крылья.
В саду — и пир лучей, и пляска звонких ос,И свежесть мягкая в тенистом полумраке,Дорожки длинные и ясные, и розКусты кудрявятся, и тяжко никнут маки.Теперь, когда июнь на дерне молодомПо склонам солнечным себе устроил ложе, —На веки тонкие здесь лепестки похожи,Насквозь пронизанные светом, и теплом.И самый скромный лист и пестик в чаще садаТак строго вырезаны, с четкостью такой,Что весь немойВосторг ума и жадность взглядаЯ отдал им влюбленною душой.
Потом июльских дней отполыхает пламя,Устанет солнце. ВпередиМаячит осень. Робкими шагамиПодходят первые дожди,Цветов сияющих касаясь осторожно.Нам тоже, наклонясь, уста приблизить можноК их венчикам, и мы, целуя прелесть их,Где столько радости и тайны сокровенной,Целуем пламенно в избытке сил живыхУста самой земли священной.
Букашки, лепестки, побеги вольных травПлетут своей густой, кишащей жизни сетиВ моем селении, в саду, среди дубрав,Мой домик пеленой прозрачной обмотав;В полудни жаркие и в предвечернем светеНо окнам у меня и над моим крыльцомОни волнуются, жужжат и входят в дом;И даже вечером все трепетанья этиТак внятно слышу я, что сердцем и умомЖить начинаю в самой гуще ихВлечений страстных и слепых.
Меня окутали мильоном крыл блестящих,Из ветра, дождика и света состоящих,Букашки хрупкие и нежные цветы.Мой дом — гнездо: в него как будто рвешься ты,О все живущее короткой жизнью лета!В природе я ищу созвучного ответаУ солнца гордого и слабого стебля.Тычинку и зерно, что нам родит земля,Благоговейными движеньями беру я.Я растворен во всем. Я — плещущие струи,Я — темная листва, я — сонных веток дрожь,Я — почва влажная, еще в росе прохладной,Я — травы тех канав, куда кидаюсь, жадныйИ пьяный радостью, пронзающей, как нож.
Перевод Н. Рыковой
Труд
Толпою яростной проходят сквозь векаРаботники земли. Дорога нелегка,Но впереди зато великие свершенья.Могучи их тела, рассчитаны движенья:Задержка, твердый шаг, усилие, разбег…Какими знаками, о гордый человек,Изобразить твое победное горенье?
О, как я вижу вас, плечистых молодцов,Над спинами коней, тяжелый воз влачащих,Вас, бородатые хозяева лесов,Чьи топоры с утра поют в душистых чащах,Тебя, старик седой, — когда в полях весна,Разбрасываешь ты на пашне семенаТак, чтоб они сперва летели вверх и в этомПолете солнечном хоть миг дышали светом.
Я вижу моряков — они готовы в путьПод разметавшими созвездья небесами,А ветер западный хлопочет с парусами,И мачта чуть дрожит, и жадно дышит грудь.
Я вижу грузчиков — они, натужив спины,Проносят тяжести с судов и на суда,Которым плыть и плыть, которым навсегдаПокорны водные просторы и пучины.
И вас, искатели завороженных рудВ безмолвье белых стран, где снежные равниныИ мертвых берегов сияющие льдиныВ морозные тиски бесстрашного берут;И вас, в развилинах глубокого колодцаШахтеры с лампочкой, — она ваш верный глаз, —Ползущие туда, где угля черный пластУсилью вашему угрюмо поддается.
И вас, литейщики и кузнецы в цехах,Где так чудовищны негаснущие горны;Багровы отсветы на лицах и в зрачках,Движенья плеч и спин разумны и упорны.Века кипит ваш труд; для будущих победОвладевает он зловещим этим миром,Где тесно в городах лохмотьям и порфирам.Я с вами навсегда. Примите мой привет!
И мышц, и разума, и воли напряженье,Труд, бесконечный труд — в долинах, в сердце гор,Среди морей седых. И весь земной просторСогласно обоймут единой цепи звенья.Дерзанье пламенно, и пыл неутомимМогучих этих рук, что по земному кругуВо весь охват его протянуты друг другу,Чтоб сделать целый мир воистину своим,Печатью наших воль и наших сил отметитьИ вновь создать моря, равнины, горы эти, Как мы отныне захотим.
Перевод Н. Рыковой
Из книги «Державные ритмы»
(1910)
Геракл
Что совершить еще для умноженья славы?
Увы! Уж сколько летОн утомлял закат и утомлял рассвет.Увы! Уж сколько летОн утомлял моря, болота и дубравыИ хмурые хребты в морщинах лавы!Как долго он терзал и ужасал весь светГромами подвигов, грозою величавойСвоих побед!Хотя былой огонь пылал в груди Геракла, —Порою думал он, что мощь его иссякла;Герои юные, покамест он старел,Успели совершить так много славных дел.
И пусть он по земле еще шагал широко, —Шаги его уже звучали одиноко.
Шар солнца поднялся к зениту над горойИ опустился вновь, и дали потускнели, —И Эта[16] целый день смотрела, как геройБлуждал без цели.Средь множества дорог свой путь определив,Он колебался;Он шел вперед и снова возвращался,Настороженностью сменяя свой порыв;В смятеньеОн видел пред собой путей переплетенье.Вдруг охватил его слепой и ярый гнев,И в пальцы рук его вселилось нетерпенье.Того, что делает, осмыслить не успев,Он к лесу бросился, расталкивая скалы;Рыча, как дикий зверь, в неистовстве борьбы,Он начал вырывать с корнями, как бывало,Дубы.Когда же гнев остыл и прояснился разум,Как в блеске молнии ему предстала разомВся жизнь прошедшая, весь путь его судьбы,И детства грозного могучие забавы,Когда в пылу игры он истреблял дубравы.И мышцы мощные отяжелели вдруг,Меж тем как все вокруг,Казалось, с явною насмешкою кричало,Что возвратился он, замкнув огромный круг,В свое начало.
Горячий пот стыда покрыл его чело;Но все же дикое и глупое упорствоПревозмогло:Он тяжело,Себе назло,С природой продолжать решил единоборство.И в сумерках, когда последний солнца луч,Прощаясь, покидал последнюю вершину,Геракл безумствовал, неистов и могуч,И грузные стволы, покорны исполину,Катились, грохоча, подпрыгивая, с кручВ долину.
Громадой страшною кровоточащих телДеревья мертвые заполнили равнину.Геракл растерянно и сумрачно смотрелНа мечущихся птиц, что оглашали воздухСвоими воплями о разоренных гнездах.И наступил тот час, когда ночная мглаВеличие своих глубин в луне и звездахЗажгла.Увы, Гераклу ночь с собой не принеслаУспокоенья;Был смутным взор его, бесцельными — движенья.Вдруг зависть к небесам в безумный мозг вошлаИ породила в нем безумную причуду:Поджечь всю эту грудуСтволов, корней, ветвей, листвы, коры,Чтоб зарево костра оповестилоДалекие миры,Что сотворил Геракл здесь, на земле, светило.
И вот,Стремительно взмывая в небосвод,Как стая птиц морских над пенными валами,Затрепетало пламя.Густеет, ширится тяжелый черный дым,Стволов окутывая груду;И ветки тонкие, кора со мхом сухимТрещат и здесь, и там, и дальше, и повсюду.Огонь ползет я обход и рвется напрямик,Он пряди рыжие взметает, грозно воя;Внезапно, словно бы шутя, лизнул герояОгня язык.
Геракл почувствовал ожоги,Но, побеждая боль, не хочет отступать;Как в юности, когда он призван был карать,Он должен задушить врага в его берлоге.И вот, одним прыжком, сомнения гоня,Он — в логове огня.Шаги его легки, во взгляде снова ясность,Вновь крепок дух его, вновь мысль его остра;Уже на гребне он гигантского костра,И не страшит его смертельная опасностьКогда огонь простер вокруг него крыла,Он понял наконец, к чему судьба звала:Он понял, что в дыму багровомЕще раз удивит он всю земную твердьПоследним подвигом, завоеваньем новым, —Осилив смерть.
И пел он с вдохновенной силой:«О ты, ночь звездная, ты, ветер быстрокрылый.Мгновенье прошлого и будущего час,Прислушайтесь, остановитесь!Геракл встречает смерть и воспевает вас.Всю жизнь я окружен был пламенною славой:Я гибкость получил от Гидры[17] многоглавой;В моей крови живет неукротимый гнев,Которым одарил меня Немейский лев[18];Шаги мои звучат в лесах олив и лавров,Как звонкие прыжки стремительных кентавров;Пред силою моей, оторопев, поникТяжелой головой свирепый критский бык;Из глубины лесов привел я за собоюЛань златорогую, настигнутую мною;Я, сдвинув горы с мест и повернув поток,Конюшни Авгия[19] один очистить смог;Подобно молнии, стрела моя блистала,Разя ужасных птиц на берегах Стимфала[20];Я долго странствовал, чтобы прийти туда,Где страшный Герион[21] растил свои стада;Была моей рукой одержана победаНад кровожадными конями Диомеда[22];Пока Атлант[23] в саду срывал чудесный плод,На собственных плечах держал я небосвод;Мечи воительниц стучали в щит мой звонкий.Но захватил в бою я пояс Амазонки;Смирил я Цербера, чудовищного пса,Заставив стража тьмы взглянуть на небеса».
Внезапно из-под ног Геракла клубы дымаВзметнулись, и огонь вокруг него взревел,Но непоколебимоСтоял герой и пел:«Прекрасно то, чем я владею:Сплетенье мускулов моих —Мышц рук и ног, спины и шеи;Ритм подвигов бушует в них.
Так много долгих лет с неутолимой жаждойТрепещущую жизнь впивал я порой каждой,Что в этот час, когда сгораю я в огне,Я чувствую, что вся вселенная — во мне:Я — буря, и покой, и ясность, и ненастье;Я знал добро и зло, изведал скорбь и счастье;Я все впитал в себя, я, как водоворот,Упорно всасывал поток текущих вод.Иола кроткая, Мегара, Деянира[24],Для вас, трудясь, борясь, я обошел полмира.И пусть безрадостен и долог был мой путь —Я все же не давал судьбе меня согнуть.И вот теперь, в огне, в час муки и страданья,Встречаю смерть свою я песнью ликованья.Я светел, радостен, свободен и велик,И в этот миг,Когда на золотом костре я умираю,Я благодарно возвращаюВам, горы и леса, вам, реки и поля,Крупицу вечности, что мне дала земля».
И вот уже заря над Этой заалела,Рождался новый день, ночную тьму гоня,Но гордо реяли полотнища огня,И песнь торжественно, как гимн сиянью дня.Гремела.
Перевод Мих. Донского
