Николай Тарусский - Знак земли: Собрание стихотворений
ЗООТЕХНИК
В зырянской малице, в меховых пимах,Ремнем перетянут, на ремне – нож,И лишь не по-здешнему в роговых очкахДа не по-здешнему про себя поешь.
Вот уже два года, как ты ЛенинградПокинул, закончив учебу свою.Вот уже два года среди оленьих стадТы под ветром носишься в ледяном краю.
И от ветра полярного смолянойСмуглотой покрыло скулы твои.Ты помнишь, что послан сюда странойНе затем, чтоб раздумывать о той любви.
Ты не раскисаешь, когда в пастуший чумНорд-ост врывается загасить костер.Ты не раскисаешь от легких думПро тот в виноградных искорках взор.
Ты ночуешь «чикумбакушки», когда метельБьет быкам в морды – и нарты стоят.Ты в снег зарываешься (холодна постель!А ветры ходят, а ветры свистят!).
Ты, недавний студент, зоотехник, ужеЗакалился, развился, поздоровел, окреп,Ты позабыл, как на пятом этажеЗубрил и крошил на учебнике хлеб.
Ты просто делаешь дело свое,Ты оленей узнал, как мы – людей,И совсем не беда, когда в твое житьеВдруг врывается песенка о той, о ней.
И она отдает чуть-чуть грустнотцой,Той печалинкой, от которой зудят глаза.Не стыдись, мой товарищ, не бойся, герой,Если даже нет-нет и взблеснет слеза!
Я знаю тебя хорошо-хорошо!Ты друзей не продашь и ружье возьмешь,Ты в самый мелкий-мелкий порошокВсех врагов республики разотрешь.
ИОКАНЬГА
Здесь нет человеческой воли,Когда я гляжу с парохода.Здесь корчатся камни от болиВ каких-то космических родах.
Здесь в судорогах, в столпотвореньиБесформенные, как недоноски,Застыли глыбастые звеньяПод грубым норд-остовым порском.
А в сердце пятнадцатилетнийОтстой с остротой нашатырнойВдруг память лучами осветит,Ударит хандрою всемирной.
И руки опустишь невольно,Сутулясь, из лодки на берегВзбираешься, всем недовольный,К обуглившимся поверьям…
Итак – интервенция, лагерь –Где несколько сот заключенных,Где бритты в начищенных крагахСпасали «закон просвещенный»;
Где бритты в поношенных бутсах,Такой же закон исполняя,Старались не промахнутьсяДля славы британского края;
Где злые заморские пулиВпивались в героев, как осы,И тело стремглав по откосуКатилось под взглядами Пуля;
Где белогвардейской рукоюВоздвигнуты виселиц рамы,И утром забавой простоюКазалося вздернуть упрямых…
Как трудно дышать этой болью!Где вы, страстотерпцы-поморы?Какою крепчайшею сольюСолили вас Кольские горы?
Где камень, которым прикрытоБесстрашное сердце? КакимиГлазами на каменных плитахЧитали вы Ленина имя?
Плечистые, с мужеством яснымВ глазах, рыбаки и матросы,Встречали любую опасностьБез аханья и без вопросов.
Мне было бы с вами отрадноБить чаек и зверя морского.Мы сети б кидали как надо,Всегда возвращаясь с уловом.
Мы запросто пели б, курили,Пускали бы кольца на воздух.Мы вместе б девчонок любилиПри низких серебряных звездах.
Но даже и вы б удивились,Узнав, как в короткое летоНад смертью, над гибелью этойРыбацкая жизнь возродилась.
ОКСКИЙ ПАРОХОД
Скользкий, узкий, как жук водяной, –Ослепительно-бел, – распустивСлед, как синий петлистый шнурок,В треугольнике пены стальной,Закачал берега и заливПод охрипший и длинный свисток.
Дрогнул берег. Лежащий в водеСерый домик качнуло. БульварТучей лип под колеса упал.Словно красные рыбы, везде –Пятна солнца. Зеленый муарПобережной воды. И причал.
Разбегается и – понесло –Длинноносых стерлядок в лотках,Чью-то в яблоках клячу – и вотКолесом завертелось село:С узелками в кумачных платкахБабы, ситцевый пестрый народ.
И пропало. Колесная дрожьОтдается по палубе. ВдругНа брезент и на рубку с бортаНабегает горящая рожь;Клевер пятнами брызгает луг,Розовеет гречихой верста.
А на палубе едко дымят,Мягко акают, – окская речь!Блещет чайников яркая жесть.И калужский обыденный матГусто льется над сгибами плеч.В тесноте – ни прилечь, ни присесть!
Это – пильщики, плотники, всё –Трудовой загорелый народ.Это – родина. Это – Ока.Снова счастье со мною мое.И, как сердце, стучит пароход,Смяв стеклянную тень лозняка.
* * *
Мы заново рождаемся. Простите,Коль нет у нас веселья напоказ,Коль часто мы – не здесь, за чаепитьем,А там, где нет благополучных глаз.
Какие ночи! Как попеременноТо набегает лет, то зима!Какие мысли раздвигают стены!Какие вьюги рвутся сквозь дома!
Как ночью над бессонницей сознаньеНашептывает, что зарниц не счесть!Как часто дни приходят, как признанья,И нам несут спасительную весть!
Мы заново рождаемся. Не сразуНас отливает жизнь. Ведь мир – и тотХранит следы пылающего газа,С которым жил и до сих пор живет.
Он остывал и в мраке первородстваОсвобождался от огня и льда.Мы счастливы участвовать в господствеОгня и ливня, мысли и труда.
Поверьте нам, что, на костре ошибокПерегорев, мы все-таки живейНавязчивых и хладнокровно-рыбьихИ, может быть, неискренних друзей.
Простите нам, что мы без лицемерьяПорой, как яблонь, искривляем рост,Что часто кровью смачиваем перьяИ печь не топим, зная про мороз.
Нет, перед дверью взрослого рассветаМы не стоим от дней особняком.Тому причиной – жаркие обеты,Заказанные веком испокон.
В них – страстное присматриванье к жизни,В них – испытанье сердцем наших лет,Бессонница, надежды, укоризны,И тучами заваленный рассвет.
Есть знак земли, ее произрастанье,В крови у нас. И голоса ее,Как ветер – в окна, вербными кустамиВсю ночь стучат в весеннее жилье.
И все слышней, как через лес и рекиШумит до звезд и строится большак,Как жизнь в руках, с ухваткой дровосека,Несет топор и рубит гулкий шаг.
Мы рядом с ним по праву братства – в летнийИ первый мир. И если не сполнаГотовы мы для смен тысячелетийИ лета ждем, – у нас пока весна.Январь 1930 Москва
ЖАРА
Земля, как сковорода,Готова шипеть с утраДо вечера – сон: вода,А всюду – жара, жара!И с неба, как самовар,Широкое солнце льетНа степь и степной мазарГустой кипяток высот.Вываривая людей,Их жжет до костей, покаОни не сойдут в ручейИз пота и кипятка.И пухнет жара, жаройНаваливаясь на вас,Своей меховой горой,Горячим песком давясь.Колотит в ушах и вследЗа сердце хватает, чтобОт сих туркестанских бедИзбавил фруктовый гроб.Но даже в могиле трупЗатеянная с утра,Как шум иерихонских труб,Окатит жара, жара!Несладкая доля вам –Зарыться в песок. Но всё жНе верьте моим словам.Здесь многое только ложь!От зноя есть Карагач,Чей пышный зеленый шар,Чей круглый огромный мячСпасает и в самый жар.Под ним кудрявая теньЛожится у ваших ног.И сердцу не страшен день,Когда распиваешь кок.20 июля 1930 Термез
В ГОРАХ ТАДЖИКИСТАНА