Из детства - Давид Самойлович Самойлов
И кто-нибудь на нем велик,
А кто-нибудь печален.
А кто-нибудь идет домой,
А кто-то едет в гости.
А кто-то, как всегда зимой,
Снег собирает в горсти.
Как ты просторен и широк,
Мирок на пятерне.
Я для тебя, наверно, Бог,
И ты послушен мне.
Я берегу твоих людей,
Храню твою удачу.
И малый мир руки моей
Я в рукавичку прячу.
1961
Карусель
Артельщик с бородкой
Взмахнул рукавом.
И – конь за пролеткой,
Пролетка за конем!
И – тумба, и цымба!
И трубы – туру!
И вольные нимбы
Берез на ветру.
Грохочут тарелки,
Гремит барабан,
Играет в горелки
Цветной балаган.
Он – звонкий и легкий –
Пошел ходуном.
И конь за пролеткой,
Пролетка за конем!
То красный, как птица,
То желтый, как лис.
Четыре копытца
Наклонно взвились.
Летит за молодкой
Платочек вьюном.
И – конь за пролеткой,
Пролетка за конем!..
Сильнее на ворот
Плечом поднажать,
Раскрутишь весь город,
Потом не сдержать.
За городом роща,
За рощею дол
Пойдут раздуваться,
Как пестрый подол.
Артельщик хохочет –
Ему нипочем:
Взял город за ворот
И сдвинул плечом.
1961
Двор
Ходили к нам шарманщики,
Они играли вальсы.
А девочки и мальчики
Вокруг сосали пальцы.
Весь день торчал над козлами
Матрасник – враль известный, –
Вились пружины кольцами
Пред ним, как дым железный.
Стекольщики стеклили,
Лудильщики лудили,
Паяльщики паяли,
Точильщики точили.
А у окошка розовая
Прядильщица Елена,
Волосы расчесывая,
Цвела, как Лорелея.
Она была красавица,
Все это понимали.
И чтобы ей понравиться,
Меры принимали.
Шарманщик проворачивал
Ей вальсы бесконечно,
И попка, молью траченный,
Ей подавал колечко.
Лудильщики, паяльщики
Ей подносили брошки,
Стекольщик светлым зайчиком
Ей застеклял окошки.
Но вот весною, летом ли
Случилась перемена.
Пришел матросик с лентами –
Увез от нас Елену.
Во двор идти не хочется,
Заброшена игра…
А может, детство кончилось
И тянет со двора.
1961
Рисунок
Марии Кросс
Как весело рисуют дети
Доверчивые чудеса –
Не Истину и Добродетель,
А человечка или пса.
И пес неистов и оранжев,
В зубах зеленое: «Гав-гав!»
И, радуги разбудоражив,
Конь скачет о шести ногах.
А над конем летит сорока,
Летит дорога под коня,
Хохочет солнце кособоко,
И улыбается луна.
И человечек-огуречик
С овальным розовым брюшком,
Так беззаботен, так доверчив,
На том коне сидит бочком.
Он твердо знает, что доскачет,
Застенчивый до немоты,
И в руки маленьких циркачек
Положит красные цветы…
Дитя! От мыслей безрассудных
Меня чертою отдели.
Пусти, пусти меня в рисунок
И в добром мире посели!
1962
Колыбельная вполголоса
Ну вот, сыночек, спать пора,
Вокруг деревья потемнели.
Черней вороньего пера
Ночное оперенье ели.
Закрой глаза. Вверху луна,
Как рог на свадьбе кахетинца.
Кричит, кричит ночная птица
До помрачения ума.
Усни скорее. Тополя
От ветра горько заскрипели.
Черней вороньего пера
Ночное оперенье ели.
Все засыпает. Из-под век
Взирают тусклые болотца.
Закуривает и смеется
Во тьме прохожий человек.
Березы, словно купола,
Видны в потемках еле-еле.
Черней вороньего пера
Ночное оперенье ели.
1963
Подросток
Подросток! Как по нежному лекалу
Прочерчен шеи робкий поворот.
И первому чекану и закалу
Еще подвергнут не был этот рот.
В ней красота не обрела решенья,
А истина не отлилась в слова.
В ней лишь мольба, и дар, и приношенье.
И утра свет. И неба синева.
1964–1965
Двор моего детства
Еще я помню уличных гимнастов,
Шарманщиков, медведей и цыган
И помню развеселый балаган
Петрушек голосистых и носастых.
У нас был двор квадратный. А над ним
Висело небо – в тучах или звездах.
В сарае у матрасника на козлах
Вились пружины, как железный дым.
Ириски продавали нам с лотка.
И жизнь была приятна и сладка…
И в той Москве, которой нет почти
И от которой лишь осталось чувство,
Про бедность и величие искусства
Я узнавал, наверно, лет с пяти.
Я
