38 попугаев. Сборник - Александр Валерьевич Коптяков
Вопрос актуальности мехов в нашем тёплом влажном приморском климате – это богатая тема для обсуждения. Причём обсуждения в основном у мужчин. Помню, как мы обсуждали это с сотрудниками за бизнес-ланчем. Суть дискуссии парадоксально точно подытожилась картиной городской обеденной жизни за окном кафе: поздняя осень, мелкий дождь, женщина, быстро семенящая в мокрой шубе, похожая на мокрую… скажем так помягче… норку. Обсуждение было очень живым и эмоциональным. Меньше всех высказывался я, пару дней до этого я внёс остатки суммы и принёс жене шубу…
А дома шубе была рада не только жена, но и полчища моли. Если раньше наблюдались единичные полёты, то с появлением мехового стратегического объекта в, казавшемся ранее безмятежным, небе нашей квартиры стали барражировать целые эскадрильи. Перед лицом общего врага наша семья ещё более сплотилась. Жене было жалко ещё ни разу не одетого предмета роскоши, я переживал за полтора месячных оклада. Началась война. Причём не на жизнь, а на смерть. Думаю, защитники животных, читая эти строки пребывают в панике: сначала приобрели шубу, оплатив тем самым древнейшее из человеческих кровавых ремёсел, теперь продолжают вставать на пути жизни, защищая свой трофей. У каждого, как говориться, свой путь…
Первые бои были рукопашными. В прямом смысле этого слова. Мы с точность современной радиолокационной системы обнаруживали цель и направляли туда наши ракеты-руки. Пара хлопков и остатки золотистых фюзеляжей противника смывались с рук в раковину. Шуба находилась в центре глубокоэшелонированной системы противомолевой обороны. К сожалению, в тёмное время суток наши зенитные комплексы были слепы, и мы стали задумываться о запрещённых женевской конвенцией методах ведения войны, а, точнее, о химическом оружии. Не вдаваясь в подробности, скажу, что в связи с чрезвычайной эффективностью оружия и с тем, что, по нашим наблюдениям, штаб противника находился в районе кухни, а мы мечтали врага обезглавить, в скором времени оказалось, что мы начали есть еду со вкусом противомольных таблеток. Утешало только одно – что моли должно было быть как минимум так же плохо, как нам. Что подтверждали фронтовые сводки.
В настоящий момент за окном конец ноября, дождь. Уже неделю, как нет документально зафиксированных случаев полёта моли. Шуба ждёт первого снега, а мы завтракаем, обедаем и ужинаем блюдами со вкусом хвои и лаванды… Если кто-то скажет вам, что красота не требует жертв – не верьте. Просто они ещё не накопили денег на шубу. А ведь шуба, что бы там не говорили, это красиво…
Кстати, в процессе изучения противника выяснились интересные факты. Оказалось, что моль бывает шубная, ковровая и, даже -пищевая. Шубная моль – самая коварная. Зимой она менее активна, зато летом, когда наши тёплые вещи ожидают оборота природного цикла в шкафах, для моли начинается праздник жизни. В свете этого вызывает некоторое сомнение история о том, как однажды, у некоторых беспечных хозяев, домашний хомяк свил гнездо в диване и устроился там на спячку. Обнаружили его по весне выспавшимся и лысым благодаря стараниям моли. Теперь уже и не знаю, либо хомяк был не везучий, либо моль счастливо перепутала сезон, либо и то, и другое…
Наличие в природе пищевой моли невероятным образом нас приободрило. Данный факт повышал шансы нашей шубы…Но самое интересное было то, что моль оказалась в родстве с бабочками! Ну, то есть она и является самой, что ни на есть, настоящей бабочкой. С периодом жизни в виде гусеницы (эти то твари и жрут ваши шерстяные носки) и периодом полёта в виде золотистого порхающего мотылька, совершенно безобидного создания (если не считать её способность оплодотворить норковую шубу вашей жены и, что страшнее, вашу рысью шапку своим прожорливым потомством). Вот так одна красота этого мира пытается поглотить другую его красоту…
Шахматы
Заглянув из-за плеча на монитор, я увидел на экране изображение шахматной доски с фигурами, и сразу накатили тёплые воспоминания о студенческой жизни. Не особо помню, играли ли в школьные годы, но в университете множество перемен (а иногда и лекций) было проведено в баталиях с моим другом на черно-белом поле. Шахматы были карманные (размером с две пачки сигарет с фильтром или с одну пачку «Беломорканала»), фигурки были на штырьках, которые плотно вставлялись в отверстия клеток. Данная модификация выгодно отличалась от магнитных реализаций большей устойчивостью к несанкционированным встряскам, да и сгрести фигуры в кучу руками в качестве последнего аргумента, как в «Двенадцати стульях», и швырнуть их сопернику в лицо из-за штырьков было практически невозможно. Приходилось тщательно думать над ходами…
Факультет был математический, поэтому из общей обстановки мы не выпадали. Правда, был случай, когда двух наших товарищей застали за партией прямо на паре, да ещё перед самым носом преподавателя. Для многих преподавателей шахматы наверняка были на почётных местах в списке симпатий, но, в любом случае, после их собственного предмета. Видимо поэтому, когда высокая, статная (может быть, это помогло ей уличить нарушителей?) чуть седоватая преподавательница произнесла: «Вас, молодые люди, я запомню!», положительных ноток в её голосе мы не почувствовали. Никто из нас не сомневался в памяти людей, способных несколько часов подряд переносить из головы на доску одним им понятные, дичайшие формулы, уничтожая при этом пачки мела и наши иллюзии пережить зимнюю сессию… Ставки на фаворита оправдались, и один из тех товарищей всё же выпал из общей обстановки, причём выпал настолько, что уже не смог догнать поезд, увозивший нас в даль третьего курса…
То были времена, когда мозг напоминал собой профессионального культуриста – непонятно было, куда применить эти мускулы в обычной жизни, но, при этом, среди таких же «накаченных» он смотрелся довольно таки неплохо.
Нахлынувшие воспоминания зажгли былой юношеский азарт:
– Играешь в шахматы? Может партейку?
– Давай. D4!
– В смысле? А доска, фигуры?!
– Это не к чему. Я могу держать до двадцати ходов в голове…
Желание сыграть испарилось так же неожиданно, как и появилось. Пришлось отшутиться чем-то невнятным, наподобие – «я не очень люблю чёрных…». Как говаривал один мой «австралийский друг» – «я не люблю в жизни две вещи: расизм и негров…». По мне, так всё это глупости, и связи между шахматами и теориями превосходства наций по цветовому признаку не больше, чем связи между бананом и мужским достоинством. Про это можно много шутить, но всерьёз
