Холсты - Галина Константинова
Слёзы
Душе истерзанной, растянутой дугой,
Внимаю. Слушаю прерывистые всхлипы.
Мужские слёзы о жестокой той, другой…
Зелёной лаской шелестя, внимают липы.
Ты слаб… А я, размазав образ твой,
И мысль, и слово каждое, согрела,
Пропела. И, приникнув головой,
Жалею брата, отгоняя стрелы.
Я веселюсь? Помилуй, это блеф.
Ты сам меня учил игре искусной.
Теперь надежды нет, и, побледнев,
Щеку подставил безучастно-грустно.
Мужские слёзы… Материнский плач.
Когда дитя невинное страдает,
Родившись в муках, в муках умирает,
За что, за что так мстит судьба-палач?
Моя сестра доверит эту боль,
И по-мужски мы водки разольём,
Сидя на кухне первый раз вдвоём,
Мы не делили хлеб, но делим соль.
Бог любит — Бог страдания даёт.
Мужские слёзы, женская печаль…
Чужая боль? Зачем так током бьёт…
Что лучше: боль впустить, но не держать,
Иль все хранить, неся судьбы печать?
Но места нет, чтоб новое впускать.
Невнятна память, место сторожа,
А где участья буду я искать?
Перпетуум римейк
(А.С.)
Ошампаненный или ошампуненный,
Переливчатым голосом играя,
Созерцаю лоб твой нахмуренный-
Ты сегодня маленькая, злая.
Пусть спина моя больная исчеркана,
Не могу я отойти от водевиля.
Отдыхая от злости исчерпанной,
Двери плотно на швабру закрыли.
Но только не мучай ямбами,
Как злые возницы — ямами,
Жуков алмазных не мучай.
Перпетум римейк, как водится,
В открытые окна ломится,
Но будет лучше.
А в парадном моём вздыхают актриски,
Ананасы-шляпки на ножках ножей.
Будь не злой, но ласковой киской,
И к чёрту всех бывших мужей.
Но захочется вдруг смены декораций,
Поменяй робкий гнев на милость, не злись.
Шоколадно-озефиренных оваций
Накидает устало-гибкая кисть.
Но только не мучай ямбами,
Пасторалями, мелодрамами,
Тринадцатых жён не мучай.
Перпетум римейк мозолится,
Лунно блестит бессонница,
Но будет лучше.
Размышления в стиле дель-арте
Осень разбросала небрежно листья
На покрывале грязно-белого снега.
Сквозь сетку дождя путь лежит артиста.
Краснеют бубенцы на акварели неба.
Он Арлекин, его игрушки — рифмы.
То с Богом, то с чёртом, натянув колпак.
Эквилибрирует по краю бритвы,
Развлекая злостью городских зевак.
Дома Коломбина, вытирающая сопли,
Остывающий ужин, новостей песок.
Нет романтизма! И по-философски
Остается молча созерцать носок.
Ах, Коломбина! Кухня, дети, церковь.
Воспевал Пьеро тебя — Арлекин другой.
Но шут гороховый — любимей, и цепко
Ты его гладишь нежной рукой.
Знаешь ты, что под бешеным бахвальством
Душа — как птенчик, маленький комок.
Вокруг вздыхаешь в липком темпе вальса
И ищешь нежность между горьких строк.
О Коломбина! в серых платьях быта
Сама недавно из телефонных сетей.
Каждая ласка кажется избитой,
Как шепот страсти украдкой от детей.
…Нет Арлекина. Солнечные зайчики
Играют в прятки на сонной щеке.
Знаешь ли ты что-то об этом мальчике?
Злость и любовь — все в его руке.
Григорию Данскому
Алеют ржавые гвоздики
На тесной полке…
С гитарой снова в поединке
И в треуголке…
Воспевший радости забытой
Колесной жизни,
Стоишь опять, ветрам открытый…
Минорно виснет
Забытой памяти тоска
По пониманью,
И флейтой дунет у виска
Душа-приманка.
О, только б, нежная, она
Не очерствела…
О, только б слушалась струна,
Незлобно пела…
Поэт, сливаясь в унисон,
Ветрам подобен.
А ветр — свободный и босой -
И неудобен.
Богатство у него одно –
Душа-приманка.
Пусть егерская хватка -
Но –
Умчит беглянка.
Меценат из города N
(Б.С.)
Он любит театр.
И любит актёров. Наверно.
Сегодня — гуляем!
Блаженна шальная душа.
И тост произносит
Негромко — двусмысленно — скверно:
«Люблю самодеятельность!»
Сцена игры-куража…
«Какой же ты Гамлет?!»
Плечо одиноко осело.
Да, в жизни не Гамлет…
Реальность другая живёт-
Безумные речи
Возносятся гордо и смело-
На сцене,
Сливаясь с мечтою в полет.
О друг-меценат! Из уездного города N…
Да, этот цветок,
Что заезжая дама так робко
Послала кумиру,
Не требуя встречи взамен…
Цветок-обожанье,
Защиты он ждёт одиноко…
Театр — это жизнь.
Но острее, и жарче, и слаще.
Правдивей,
Чем поиск от скуки циничных натур.
И если актёр улыбается, любит и плачет-
То он не потешник,
И точно — не трубадур.
О друг-меценат! Обожающий нежные чувства.
Сидит на скамейке, внимая чужие стихи.
«Люблю самодеятельность…»
Женские виды искусства.
И падают строчки громоздко.
А были легки…
Любимый — это дом
Любимый — это дом, куда приходишь,
Истерзанный людьми и суетой.
Где в уголках укромных смутно бродишь,
Ласкаешь стены. Только дом пустой.
В углу лежит молчащая гитара,
Луна померкла, тихий свет зари.
Душа становится морщинистой и старой.
Любимый — это дом. И фонари
Лишь притушить сюда зашла я,
Свою бездомность остро ощутив…
Прощания извечный лейтмотив…
Вот оттого я, милый, злая.
Кошачий блюз
Кошка, мяу, шуры-мур…
Мало ли на свете дур?
Но, лаская кошку ту,
Рассыпая доброту,
И в зелёных глазках блеск
Вызывает интерес.
Искры в темноте летят-
Что зажечь они хотят?
Кошка, мяу, кис-кис-кис,
Выполнить хочу каприз…
Отчего она мурчит?
Коготком своим стучит?
И, потягиваясь, лень…
Как чудесен этот день….
Кошка, мяу, прыг опять -
Все ласкаться да мурчать.
Вискас хочешь ли, коньяк?
Почему опять не так,
Пролетела юность мая,
Не любя, мы обнимаем,
Дарим — и награды ждём,
И, гуляя под дождем,
Рук чужих не ощущаем…
Кошка, дом с горячим чаем…
Нет, гуляешь ты сама -
Горе, горе от ума…
Кошка, мяу, мур и кис-
Приласкаю, не сердись,
Но не грейся у огня-
Не понять тебе меня.
Приходи и уходи
В ночь туманную, дожди…
Помурчи еще чуть-чуть,
«Классно, классно», — прошепчу.
Кошка, кошка — это жизнь.
Как пошла гулять — держись.
Если прыгнешь из окна -
Приземлиться ты должна.
И когда-нибудь, поверь,
Не захлопнут эту дверь,
Скажут: «Заходи и пой».
Кто-то, но не я, другой.
Минуты близости
Минуты близости — духовной, а не плотской,
Молчание как музыка в ночи.
И точки-мысли переходят в плоскость
Свежо и ясно, но молчи, молчи…
Туман молочный мягче одеяла,
И непонятно — плыть или лететь.
И кажется, что жизни будет мало,
Чтобы все странности понять успеть.
И только эхо смело повторяет
Печальный смех на тысячи ладов…
А тот, в
