Иван Савин - На посохе—сова...
Владимир Любицкий
Две звезды
Недавно в зоопарке вышел спор.Не помнится уже, кто начал разговор,Но громче всех витийствовал Павлин:— Я птица царская!Я здесь такой один:И роду знатного, и среди птиц — звезда!Ко мне толпятся зрители всегда.Своим хвостомЧто здесь, что на природеЯ без труда фурор произвожу в народе!А ты, Орёл, чем славен-знаменит?Орёл молчит.А мудрая СоваЗаметила: «Зачем Орлу слова?Ему невмочь на рукотворной веткеИ в тесной клетке.Он птица вольная, полёт — его стихия.Пусть перьями бахвалятся другие!Павлина не унять: «Какая спесь!Уж если все мы оказались здесь,Былыми подвигами нечего хвалиться!Тут каждый на виду —И зверь, и птица.Меня, по-твоему, случайно любят тут:Зерном отборным кормят, стерегутИ даже пёрышком обронённым гордятся?А на Орла когда ни посмотри —Не разберёшь, что у него внутри:Уставится куда-то в небосвод —И даже головы не повернёт в гордыне.А кто он ныне?И где его прославленный полёт?»Молчит Орёл.Но, завершая спор,Опять Сова вступила в разговор:«Да, в клетке мы равны. Былой полётДля праздной для толпы — действительно не в счёт.Глаза ей застит красота,И кто одет по моде,Тому она и славу отдаёт.Но не суди, брат, обо всём народеЛишь с кончика ты своего хвоста!Взгляни-ка на Орла: какая силаВ размахе крыльев и в орлином взоре!Ему подвластны горы, степи, море.Он, если уж взовьётся в небосвод, —Душа поёт!Ты на земле звездаИ — в переносном смысле,А он — всегда,Причём, в природной выси!Вот почему идёт к нему народ,Любуясь не таким уж модным платьем,А гордой статью.И каждый хочет, чтоб гордиться сыном,Растить его Орлом, а не Павлином!»Антон Мисурин
Под соловьиное аллегро
Переделкино1.
И он, полив цветы герани,На ящик с линзой бросил взор:— Роман мой будет на экране!Ах, Зина, что мне этот вздор!Хула завхозов и прорабовТеперь мне вовсе не страшна!— По мне так выдумки арабовУжасней… — молвила жена.
2.
— Ах, Зина, Зина дорогая,Какой я видел страшный сон!— Мне снилась смерть, но смерть другая,—Загадочно добавил он.— Ах, друг мой, я умру не дрогнув.Всего ужасней, что потомМеня мой будущий биографПридушит жирным животом.
Шевченко в ссылке
Як понесе з УкраїниУ синєє море…
Казахстан, 1855И снится сладкий сон Тарасу:Ревущий Днепр с родных полейСмывает вражескую расу —Уносит в море москалей.
Жиды из Жмеринок и ВинницВ нём тонут, как слепые псы.И всюду гордый украинецСмеётся в пышные усы.
…В казарме грязь и бродит крыса.Он просыпается в слезах.И с чашкой смрадного кумысаНад ним склоняется казах.
1829
Когда в кровавом ТегеранеПоэт от рук злодейских пал,Невозмутимые дворянеМетали банк, давали бал.Княгиня Марья АлексевнаСказала только: «Ай-ай-ай!»О свет! О чудище стозевно,Огромно, обло и лаяй!
Париж
Грязна убогая таверна,и подавальщица пьяна.Здесь пол прогнил, здесь пахнет скверно,И будет Франсуа, наверно,зарезан у того окна.Его любовь, его баллада,заплачет толстая Марго.Но время разума и ладагрядёт — и чашку шоколадазакажет здесь месье Гюго.
Комарово
Ещё вчера шуршали жуткоМаруси чёрные в ночи.Теперь полна гостями БудкаИ не опасны стукачи.К ней ездит Фрост. С улыбкой кроткойЕй англичанка смотрит в рот.И резво бегает за водкойЧетвёрка будущих сирот.
Оплошность
Проклятый город Кишинёв!..
А. С. П.Имел Филипп Филиппыч ВигельК любви несчастливый талант.Он голым раз вошёл во флигель,Где жил с ним флигель-адъютант.
А там лежит нагая дева.Тут Вигель понял, что он влип.И, на пути ломая древа,Бежал сконфуженный Филипп.
Он нёсся, горестный любовник,Не в силах поглядеть назад.А вслед ему кричал садовник:«Но, Вигель, пощади мой сад!..»
Зима
Мураново, Тарханы, СпасскоеУкрыл невыносимый снег.Всё умерло и стало сказкою —Не вспоминай о нём вовек.Оставь напрасные иллюзии.Пей чашу горькую до дна.Ночная мгла на холмах ГрузииНепоправимо холодна.
Exegi monumentum
И назовёт меня
всяк сущий в ней язык…
И гордый внук славян, местамиПорастерявший прежний форс,И друг степей в буддистском храме,И финн, отбывший в Гельсингфорс,
И, ныне водкой убиенный,Тунгус в посёлке и в тайге,И бард-грузинец вдохновенный —В стихах на дружеской ноге.
Безбожник
Под соловьиное аллегроШеншин забылся. И во снеКоннозаводчик видит негра,Кричит и плачет: «Горе мне!А если бы я ездил в Лавру,Как наш неутомимый граф,Господь бы не позволил мавруЯвляться мне без всяких прав!»
Коктебель
Цикады пели до рассвета,Не нарушая тишины,В которой даже МариэттаМогла бы — как ни странно это —Услышать слабый плеск волны.Волна черна была, как вакса.И раздавался голосок:— Прими же из сандалий МаксаПересыпаемый песок.
Ялта
Как скучно летом в душной Ялте:Толпа матросов пиво пьёт,В ужасном грохоте и гвалтеПричаливает пароход.Как много пошлых сантиментов,Нелепых жестов, слов пустых…Он презирает пациентов,Но бескорыстно лечит их.
Он лечит насморк, лечит триппер,Но лишь тогда и счастлив он,Когда письмо от Ольги КнипперЕму вручает почтальон.
Девятнадцатый векГремит в трактире хор цыганский.Солдаты строятся в каре.И на коленях перед ГанскойСтоит безумный Оноре.
Взлетают вальдшнепы над лесом,И, услыхав их резкий свист,В них целит с жутким интересомЯснополянский беллетрист.
Эмигрант
Сижу в кафе на МонпарнасеИ пью игристое бордо.И о моём последнем часеПоёт Полина Виардо.Вот так же воздух был сиреневУ Врубеля на полотне.Иван Сергеевич Тургенев,Молите Бога обо мне!
