Эльвира Бочкова - Путь к дому

В руки взять чужие колдовства?

Снег упал, – и ей пойти мешает

К людям-братьям, ждущим искр родства.

Ах, весна! Как вó поле берёза,

Всё глядишь, замёрзшая, окрест.

Слабый снег – на обморок нароста

Ледяного лёг, что тяжкий крест.

Как весне, поющей понаслышке

Всё о том, что лучше скрыть беду,

Враз пойти к теплу в худом пальтишке,

Дать замёрзнуть рифмам на ходу?

ИЗМЕНА МАРТУ

Не перепутал март погоды –

Собой остался,

хоть сейчас

Искал в реке вселенской броды,

Что та держала про запас.

Пускай весна в объятья лета

Поторопилась, – но она

Пришла, лучась, в шелка одета:

Чужая, мужняя жена.

И – тут же! – час отодвигая,

Разлучным названный судьбой,

Убереглась от жажды мая

Безумной власти над собой.

засуха

1

Не трожь сухого с червем яблока!

Его оставь до лучших дней.

Растёт на небе сером облако,

Что леса душного темней?

Покамест нет… Так что поделаешь?

Оно созреет, если ждать

Струю дождя, уже дебелую,

Как в смерть смотрящуюся мать.

Тогда внезапно ливень хлынет,

Лицо земли сотрёт совсем.

Но горло

Зря не жмёт унынье:

Слепой, лови поток поэм.

2

Осенний день в начале августа.

Свернулись листья от жары

И, порыжев, висят безрадостно

В плену коричневой коры.

Ни ветерка, ни крыльев птички,

Открытых солнцу – нараспах…

Устал осокорь от привычки

Вопить о доле и… зачах.

И застревает лета призрак

Луною полной под стрехой

Избы, чьей жизни долгой признак

Набит древесною трухой.

3

Эра страшная всё ж пролетела

В битвах жизни с исчадием зла.

Обожгла ей и душу, и тело,

Но стихи доконать не смогла.

Как роились в горячих потёмках,

Воспевая беззвёздную тьму

Голосами ценителей тонких! –

Я сама до сих пор не пойму.

Повисали заветные капли

Между небом и между землёй,

А снега предрассветные

В пакле

Зарождались,

Во мгле избяной.

* * *

Беги, хотя твой бег излишен

Для лета, верного тебе.

Гляди, какие капли вишен

Висят на ветхой городьбе!

Вернулось лето – и как будто

Мой старый сад его узнал.

…А столь несолнечное утро

Мой взгляд из прошлого догнал.

Пылали вишни, как гирлянды

Огней

над жизнью, что темна.

И с безотзывчивой веранды

На свет стремилась дымка сна.

И ожила, глаза разувши,

Неосторожная тоска

По ожидавшей ласке, –

Пуще

Тоски по морю моряка.

пижону

…Объявилась – и весь напряжён:

Ждёшь, что брошусь, прощая, в объятья?

Мне до пят невенчальное платье –

Шёлк его неприметен, пижон.

Старомодна… Пожалуй, стара.

Лишь душа разберётся

какие

Дни стоят на просторах России

И несутся по льду буера.

Глянь, душа: ты – для тела оплот.

О годах пролетевших забыла,

Вот и сделал пижон

поворот

К непредавшей волне, что накрыла.

ТЫ МОЖЕШЬ ВИДЕТЬ

1

Ты можешь видеть: если не смотреть,

То станет небо солнечное в звёздах, –

Ослабленной душе – похоже, роздых

От скоростей, чтоб их преодолеть.

Опять звонишь, судьбою раздражён,

Вмешательством от жира бесноватых?

Чуть что – толпою лезут на рожон:

Не по зубам им крылышки крылатых.

А ты всего лишь с солнцем не в ладу –

Слепит и закрывает перспективу.

…Купающую волосы в пруду,

Наивную заплаканную иву,

В стихах мужских – бесстрашных! – подавай,

А как печаль с утра глотала воду,

Ты не пиши…

Опять бездарный май

Подглядывал, как мальчик безбородый.

2

Себя забудь: ты о себе не думай.

Расти, многолетняя трава,

Не озаботясь о бессмертье думой, –

Считай, что легкокрылостью права.

Примеров поэтического ряда,

Их наслоенья –

и теперь страшусь.

Кузнечики стеклянного наряда

С себя не сбросят, –

Сбросят лета груз.

Повязана с июлем ненадолго

Сердцебиеньем, ритмикой стиха –

Корней сердечных вряд ли глубь отволгла:

Вся-вся – в слезах, но всё-таки суха.

Такая глубь бессмысленна, как бездна.

Полна стоячим воздухом, мертва.

И даже для суглинка бесполезна,

Лежащего на дне её нутра.

Но если из нутра её пробьётся

Тонюсенькая ниточка ручья,

То сложишь сруб хорошего колодца,

Воды, что лёд, напьешься сгоряча.

ПОСЛЕ ПОЖАРА

Холодный дождь, –

Но вовсе не дождище, –

В сентябрь закатный

Выпал на леса,

Где каждый корень

Вкопан в пепелище,

Где дым от óгня,

Выевший глаза.

Хоть не гляжу,

Но чувствую всей кожей:

Пропитан гарью каждый уголок

Двора всё с той же лавочкой,

Похожей

На лешего,

Что в страхе изнемог.

Под лавочкой – вчерашняя газета.

А под газетой – тело сентября,

Что мрёт от депутатского запрета

Пророчить кризис вечности зазря.

От страха за ослабленные нервы

Приму я – во спасенье! – «Ундевит»,

Покамест на дворе –

Век двадцать первый,

А чуют нервы

Древности визит.

* * *

И по сей час я не твоя:

Я для другой любви родилась,

Где даже радость бытия

Как горький дым распорядилась.

Дымы над Кудьмою стоят,

Чтоб катера – «крутых доходы» –

Не распугали круг телят,

Что окунули в воду морды.

Не заклинаю: «Не спугни!»

Я горьким дымом застилаю

Застолья нового огни

И в омут памяти ныряю.

Нет у реки рассветной дна.

С горы ведёт к реке тропинка.

…И лодка к бережку – темна! –

Приникла, как к губе кровинка.

Губа, распухшая чуть-чуть,

Такою ранена осокой,

Что не назвать кому-нибудь

Её ни жёсткой, ни жестокой.

* * *

Перелетай, как поздний мотылёк,

С куста репья на куст седой полыни!

…И слова не скажу тебе отныне:

Летай, летай… Не к нам приходит срок

Вздыхать о тихих всхлипах ноября.

Он слёзы каплет на свои ледышки,

Хотя они ещё почти худышки.

…Поправятся, зиме благодаря.

Так чьё сердечко зря о них болит?

Зима придаст худым ледышкам вид

Скатёрки чистой, но… с неровным швом:

Пускай они не ходят нагишом!

Моей зиме так жалко мотылька!

Семь дней ему порхать –

наверняка,

Не больше этих, столь безликих дней:

Заснёт полынь, и сон сморит репей.

* * *

Июнь, июнь! – твой дождь как в землю врос:

Её долбил – и выдолбил на славу

Полтыщи луж,

а запах свежих роз

Не смог найти на силищу управу.

Расти, трава,

отчаянье сменив

На глубину душевного покоя.

…Утихнув, прилегла у водопоя

Неистовая пляска конских грив.

СТРОЕНЬЕ

Когда и впрямь твоей душе –

Пускай не сразу – полегчает,

Оставь за кадром, за плечами

Строенье сна без этажей.

В нём окон нет: одна стена.

Иссяк цемент меж кирпичами.

…Не тронь её, – уважь речами

О том, что та – возведена!

И, словно время, вездесущ,

Ползёт по солнечному сорту

Стены без окон

Древний плющ,

Идёт всё выше – к чудотворцу.

* * *

Из уснувшей избы выхожу на крыльцо,

Где чернеют сучки на досóчках трухлявых,

Будто сотни зрачков украшают лицо,

Что когда-то художник писал "на халяву".

В старый сад,

Позаросший лишь русской травой,

И репьём, и осокой, а больше – крапивой,

Я вступаю – как в молодость! – твёрдой ногой

И хватаюсь за воздух рукой боязливой.

Он, пронизанный звёздами августа срок,

Всё ж пришёл, и ему не подвластны указы!

…Звёзды мелкие сыпятся сквозь решето,

Ну а крупные – в небе горят… Как алмазы.

ДЛЯ ДУШИ

Когда смиренья нет в душе

От жизни, воле неподвластной

И угрожающе опасной, –

Смирись с душой своей уже!

И пусть ей – воздух, как бальзам

От сосен, ставших вековыми…

…Бежит по тропке, –

и стопам,

Дай Бог, быть в памяти босыми.

И сосен иглы – как шелка:

Вдруг заструились, помягчели.

Тут потрудились и метели,

И звуки низкие капели,

С землёй сроднив их на века.

ПОЗДНЯЯ ВЕСНА

Вновь аномальный год.

Пятнадцатое марта.

И – градусник у старта,

Готовый дать рекорд.

Сугробы – горы скал,

Облитых йодной пеной.

Ветров аврал отменный

Снегов не обскакал.

Идёт наискосок

К избе

Весны дорога.

И тропка-недотрога

Виляет так и сяк…

Гряда сугробов

В рост