Константин Ваншенкин - Женщина за стеной. Лирика
В метро
Человек заглядывает в книгуЖенщины, читающей в метро,И, поддавшись выпавшему мигу,Видит чьей-то комнаты нутро,Погружаясь в некую интригуИ к тому же в самое ядро.
Он смущён, но он уже увлёкся.Он попал в волшебные сады,Ощущая слабый запах флокса,А, возможно, также резеды,От своей реальности отрёкся,Не предвидя всяческой беды.
Мысли беспорядочно-неловки:Потянуть ему за эту нить,Позабыв о должной подстраховке,Проявить и выдумку и прыть,Или на ближайшей остановкеОпрометью тут же выходить?
Причуда
Решительных женщин причуда —Как в пруд погрузиться до дна,Немедля раздеться, покудаНаходится в доме одна.
В наплывах прозрачного светаСкользит по квартире своей,Уловлена створкой буфетаИ зеркалом возле дверей.
Но вдруг, отмечаемый кожейРастерянно вспыхнувших щёк,До кухни из близкой прихожейДоносится внятный щелчок.
Застыла, забыв о посуде,Прикрыла, стыдом залита,Одною рукой — обе груди,Другою — мысок живота.
Прощание
— Возвращайся, милый.Лучше — поскорей.Хочешь, стань унылый,Даже постарей.
— Не рыдай, не висни!Стыдно — смотрит всяк.Если хватит жизни,Я вернусь и так.
«Былое чувство долга и печали…»
Былое чувство долга и печали,На столько лет по-прежнему одно,Незыблемо, как если бы в начале.И стало одиночеством оно.
Однако это всё-таки не к долгуОтносится, а просто ты опятьСвоей судьбы оставшуюся долькуНи с чьей не пожелал соединять.
«Журавли летят, трубя…»
Журавли летят, трубя,На зов природы.Как я прожил без тебяВсе эти годы?
Вновь зима пришла, слепя,Мир стужей полня.Как я прожил без тебя? —Почти не помню.
«Шли когда-то парочкой…»
Шли когда-то парочкой,Смеялись на ходу.А сегодня с палочкойПо берегу иду.
Над озёрной рамоюКружит кленовый лист.Я иду, прихрамываю,А день осенний мглист.
Рухнувшее зодчествоРазрушенных аллей…Снова одиночествоЗаметней и острей.
«Десяток немыслимых лет…»
Десяток немыслимых летПрошёл с того страшного года.На что мне плацкартный билет —Моя ветеранская льгота?
Не ведал, что вдруг окажусьВ настолько заброшенной зоне.Не думал, что так задержусьНа этом пустынном перроне.
«Были пророчества…»
Были пророчестваДобрые в дому.Нынче ворочатьсяНочью одному.
Шли с тобой рядышкомТропкою своей.Ты была ядрышкомНашей жизни всей.
Ожидание
Дверная пружинаСжималась, насколько могла.Снаружи пуржилаГлубокая снежная мгла.
В достаточной мереСобой занимаясь, метельБарачные двериСорвать собиралась с петель.
Подобье аврала.Затменье средь белого дня…Но ты уверяла,Что видишь в окошко меня.
Марусенька
Вечером летним, после дороги,Мыла Марусенька белые ноги.
После заката, в тёплой запруде,Мыла Марусенька белые груди.
По сторонам озираясь несмело,Мыла Марусенька всё, что имела.
Не отличаясь скромностью высшей,Месяц сиял над соломенной крышей.
Свадьба. 1954
Не шумел барак.В окнах гасла зорька.Лишь один дуракДобивался: — Горько!
Человека два —Кто знаком с невестой,Да и то едва.И жених — не местный.
Видно, впрямь одниНа просторном свете.Никакой родни —Только гости эти
Засчитали какПервую попытку.Им законный бракНа живую нитку.
Разрыв
М.Л.
Никак не ждал такогоИ не был начеку —Жена ушла рисковоК его ученику.
И вот в дыму разрываОн посмотрел вокруг:Струился день тоскливо,Валилось всё из рук.
Зато густела свитаПриятелей теперь,И женщины открытоВходили в эту дверь.
Привыкнуть к новой долеНе смог он и потомИ говорил о доме:— Незащищённый дом.
Одиночество
Приютила, сказала: живи!..Толковала порой о любви.
Длинной ночью бывала близка,Но в глазах его тлела тоска.
Чем и сколько его ни корми,Он когда-нибудь хлопнет дверьми.
Изделие из Гжели
Изделие из Гжели —В постели муж с женой,А из гардинной щелиСинеет свет ночной.
И лампочка мерцаетНа их семейный быт.А муж в очках, читает.Но и жена не спит.
Усталость друг от друга,От сдвоенной судьбыСильнее, чем от плуга,А также от косьбы.
Как эти ночи длинны!..А бело-синий шикИз подмосковной глиныИгрушка для больших.
«Та, которая любила…»
Та, которая любила,Размечталась — в прежний следВновь вступить… Не тут-то былоЧерез двадцать с лишним лет.
И невольно расхотела,Отказалась не спеша:Всё другое — мысли, телоИ особенно душа.
«Он веровал в Бога, он женщин любил…»
Он веровал в Бога, он женщин любил,Не зная запрета.Немало накопленных жизненных силОн вкладывал в это.
Со щедростью тратил душевный запалКак будто с получки.Но руки священникам не целовалИ женщинам ручки.
Ласки
Она его поцеловала,В задумчивости обнялаИ, как не раз уже бывало,Легко вкруг пальца обвела.
Но отсвет глаз не слишком добрыхМерцал во мраке, как Дамаск,И зябко было от подобныхНемотивированных ласк.
Помада
За окном листва с деревУступает листопаду.Смотрит женщина, стеревС губ пунцовую помаду.
Хочет вас поцеловатьИ проделывает это.Задохнется — и опять,Не почувствовав запрета.
Отпускает вас сама,Всё же чуточку жалея —Без багрового клеймаНа щеке или на шее.
Сцены
— Ты слышишь? Я не виновата! —И утверждению вослед,Как если б то была граната,Метнула чашку на паркет.
Потом, под сводами вокзала,У металлических перил,«Ты не кричи», — она сказала,Хотя он тихо говорил.
Помеха
