Владимир Маяковский - Стихотворения (1916)
ИЗДЕВАТЕЛЬСТВА
Павлиньим хвостом распущу фантазию в пестром цикле,душу во власть отдам рифм неожиданных рою.Хочется вновь услыхать, как с газетных столбцов зацыкалите,кто у дуба, кормящего их,корни рылами роют.
НИКЧЕМНОЕ САМОУТЕШЕНИЕ
Мало извозчиков?Тешьтесь ложью.Видана ль шутка площе чья!Улицу врасплох огляните —из рож еечья не извозчичья?
Поэт липоет о себе и о розе,девушка льв локон выплетет ухо —вижу тебя,сошедший с козелкороль трактиров,ёрник и ухарь.
Если говорят мне:— Помните,Сидоровпомер? —не забуду,удивленный,глазами смерить их.О, кому же охотапомнить номернанятого тащиться от рождения к смерти?Все равно мне,что они коней не по́ят,что утром не начищивают дуг они —с улиц,с бесконечных козелтупоелицо их,открытое лишь мордобою и ругани.
Дети,вы ещеостались.Ничего.Подрастете.Скоров жиденьком кулачонке зажмете кнутовище,матерной руганью потрясая город.
Хожу меж извозчиков.Шляпу на́ нос.Торжественней, чем строчка державинских од.День еще —и один останусья,медлительный и вдумчивый пешеход.
НАДОЕЛО
Не высидел дома.Анненский, Тютчев, Фет.Опять,тоскою к людям ведомый,идув кинематографы, в трактиры, в кафе.
За столиком.Сияние.Надежда сияет сердцу глупому.А если за неделютак изменился россиянин,что щеки сожгу огнями губ ему.
Осторожно поднимаю глаза,роюсь в пиджачной куче.«Назад,наз-зад,н а з а д!»Страх орет из сердца.Мечется по лицу, безнадежен и скучен.
Не слушаюсь.Вижу,вправо немножко,неведомое ни на суше, ни в пучинах вод,старательно работает над телячьей ножкойзагадочнейшее существо.
Глядишь и не знаешь: ест или не ест он.Глядишь и не знаешь: дышит или не дышит он.Два аршина безлицого розоватого теста:хоть бы метка была в уголочке вышита.
Только колышутся спадающие на плечимягкие складки лоснящихся щек.Сердце в исступлении,рвет и мечет.«Назад же!Чего еще?»
Влево смотрю.Рот разинул.Обернулся к первому, и стало и́наче:для увидевшего вторую образинупервый —воскресший Леонардо да-Винчи.
Нет людей.Понимаетекрик тысячедневных мук?Душа не хочет немая идти,а сказать кому?
Брошусь на землю,камня короюв кровь лицо изотру, слезами асфальт омывая.Истомившимися по ласке губами тысячью поцелуев покроюумную морду трамвая.
В дом уйду.Прилипну к обоям.Где роза есть нежнее и чайнее?Хочешь —теберябоепрочту «Простое как мычание»?
ДЛЯ ИСТОРИИКогда все расселятся в раю и в аду,земля итогами подведена будет —помните:в 1916 годуиз Петрограда исчезли красивые люди.
ДЕШЕВАЯ РАСПРОДАЖА
Женщину ль опутываю в трогательный роман,просто на прохожего гляжу ли —каждый опасливо придерживает карман.Смешные!С нищих —что с них сжулить?
Сколько лет пройдет, узнают пока —кандидат на сажень городского морга —ябесконечно больше богат,чем любой Пьерпонт Мо́рган.
Через столько-то, столько-то лет— словом, не выживу —с голода сдохну ль,стану ль под пистолет —меня,сегодняшнего рыжего,профессора́ разучат до последних иот,как,когда,где явлен.Будетс кафедры лобастый идиотчто-то молоть о богодьяволе.Скло́нится толпа,лебезяща,суетна.Даже не узнаете —я не я:облысевшую голову разрисует онав рога или в сияния.Каждая курсистка,прежде чем лечь,онане забудет над стихами моими замлеть.Я — пессимист,знаю —вечнобудет курсистка жить на земле.
Слушайте ж:
все, чем владеет моя душа,— а ее богатства пойдите смерьте ей! —великолепие,что в вечность украсит мой шаг,и самое мое бессмертие,которое, громыхая по всем векам,коленопреклоненных соберет мировое вече, —все это — хотите? —сейчас отдамза одно только словоласковое,человечье.
Люди!
Пыля проспекты, топоча рожь,идите со всего земного лона.Сегодняв Петроградена Надеждинскойни за грошпродается драгоценнейшая корона.За человечье слово —не правда ли, дешево?Пойди,попробуй, —как же,найдешь его!
МРАК
Склоняются долу солнцеподобные лики их.И просто мрут,и давятся,и тонут.Один за другим уходят великие,за мастодонтом мастодонт…
Сегодня на Верхарна обиделись небеса.Думает небо —дайзашибу его!Господи,кому теперь писать?Неужели Шебуеву?
Впрочем —пусть их пишут.Не мне в них рыться.Я с характером.Вол сам.От чтенья ихв сердце заводится мокрицаи мозг зарастает густейшим волосом.
И писать не буду.Лучшепроверю,не широка ль в «Селекте» средняя луза.
С Фадеем Абрамовичем сяду играть в око́.Естьу союзников французовхорошая пословица:«Довольно дураков».
Пусть писатели начинают.Подожду.Посмотрю,какою дрянью заначиняютчемоданы душ.
Вспомнит толпа о половом вопросе.Дальше больше оскудеет ум ее.Пойдут на лекцию Поссе:«Финики и безумие».
Иззахолустничается.Станет — Чита.Футуризмом покажется театр Мосоло́вой.Дома запрется —по складамбудет читать«Задушевное слово».
Мысль иссушится в мелкий порошок.И когдаостанется смерть одна лишь ей,тогда…Я знаю хорошо —вот что будет дальше.
Ко мне,уже разукрашенному в проседь,придет она,повиснет на шею плакучей ивою:«Владимир Владимирович,милый» —попросит —я сядуи напишу что-нибудьзамечательно красивое.
ЛУННАЯ НОЧЬ
ПЕЙЗАЖБудет луна.Есть уженемножко.А вот и полная повисла в воздухе.Это бог, должно быть,дивнойсеребряной ложкойроется в звезд ухе́.
СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ
Вбежал.Запыхался победы гонец:«Довольно.К веселью!К любви!Грустящих к черту!Уныньям конец!»Какой сногсшибательней вид?Цилиндр на затылок.Штаны — пила.Пальмерстон застегнут наглухо.Глаза —двум солнцам велю пылатьиз глазнеотразимо наглых.Афиш подлиннее.На выси эстрад.О, сколько блестящего вздора вам!Есть ли такой, кто орать не рад:«Маяковский!Браво!Маяковский!Здо-ро-воо!»Мадам, на минуту!Что ж, что стара?Сегодня всем целоваться.За мной!Смотрите,сие — ресторан.Зал зацвел от оваций.Лакеи, вин!Чтобы все сорта.Что рюмка?Бочки гора.Пока не увижу дно,изо ртане вырвать блестящий кран…Домой — писать.Пока в кровивинои мысль тонка.Да так,чтоб каждая палочка в «и»просилась:«Пусти в канкан!»Теперь — на НевскийГде-тов ногахтолпа — трусящий заяц,и толькопо дамам прокатывается:«Ах,какой прекрасный мерзавец!»
В. Я. БРЮСОВУ НА ПАМЯТЬ