Людмила Мартьянова - Сонет Серебряного века. Сборник стихов. В 2 томах. Том 2
1907
V
Здесь был священный лес. Божественный гонецНогой крылатою касался сих прогалин...На месте городов ни камней, ни развалин...По склонам выжженным ползут стада овец.
Безлесны скаты гор! Зубчатый их венецВ зеленых сумерках таинственно-печален.Чьей древнею тоской мой вещий дух ужален?Кто знает путь богов: начало и конец?
Размытых осыпей, как прежде, звонки щебни;И море скорбное, вздымая тяжко гребни,Кипит по отмелям гудящих берегов.
И ночи звездные в слезах проходят мимо...И лики темные отверженных боговГлядят и требуют... зовут неотвратимо...
1907
VI
Равнина вод колышется широко,Обведена серебряной каймой.Мутится мысль, зубчатою стенойСтупив на зыбь расплавленного тока.
Туманный день раскрыл златое око,И бледный луч, расплесканный волной,Скользит, дробясь над мутной глубиной,—То колос дня от пажитей востока.
В волокнах льна златится бледный кругЖемчужных туч, и солнце, как паук,Дрожит в сетях алмазной паутины.
Вверх обрати ладони тонких рук —К истоку дня! Стань лилией долины,Стань стеблем ржи, дитя огня и глины!
1907
VII
Над зыбкой рябью вод встает из глубиныПустынный кряж земли: хребты скалистых гребней,Обрывы черные, потоки красных щебней —Пределы скорбные незнаемой страны.
Я вижу грустные, торжественные сны —Заливы гулкие земли глухой и древней,Где в поздних сумерках грустнее и напевнейЗвучат пустынные гекзаметры волны.
И парус в темноте, скользя по бездорожью,Трепещет древнею, таинственною дрожьюВетров тоскующих и дышащих зыбей.
Путем назначенным дерзанья и возмездьяСтремит мою ладью глухая дрожь морей,И в небе теплятся лампады Семизвездья.
1907
VIII. Mare Internum
Я – солнца древний путь от красных скал ТавризаДо темных врат, где стал Гераклов град – Кадикс.Мной круг земли омыт, в меня впадает Стикс,И струйный столб огня на мне сверкает сизо.
Вот рдяный вечер мой: с зубчатого карнизаКо мне склонились кедр и бледный тамариск.Широко шелестит фиалковая риза,Заливы черные сияют, как оникс.
Люби мой долгий гул и зыбких взводней змеи,И в хорах волн моих напевы Одиссеи.Вдохну в скитальный дух я власть дерзать и мочь,
И обоймут тебя в глухом моем простореИ тысячами глаз взирающая Ночь,И тысячами уст глаголящее Море.
IX. Гроза
Див кличет по древию, велит
послушати
Волзе, Поморью, Посулью, Сурожу...
Запал багровый день. Над тусклою водойЗарницы синие трепещут беглой дрожью.Шуршит глухая степь сухим быльем и рожью,Вся млеет травами, вся дышит душной мглой,
И тутнет гулкая. Див кличет пред бедойАрдавде, Корсуню, Поморью, Посурожью,—Земле незнаемой разносит весть Стрибожью:Птиц стоном убуди и вста звериный вой.
С туч ветр плеснул дождем и мечется с испугомПо бледным заводям, по ярам, по яругам...Тьма прыщет молнии в зыбучее стекло...
То землю древнюю тревожа долгим зовом,Обида вещая раскинула крылоНад гневным Сурожем и пенистым Азовом.
1907
X. Полдень
Травою жесткою, пахучей и седойПорос бесплодный скат извилистой долины.Белеет молочай. Пласты размытой глиныИскрятся грифелем, и сланцем, и слюдой.
По стенам шифера, источенным водой,Побеги каперсов; иссохший ствол маслины;А выше за холмом лиловые вершиныПодъемлет Карадаг зубчатою стеной.
И этот тусклый зной, и горы в дымке мутной,И запах душных трав, и камней отблеск ртутный,И злобный крик цикад, и клекот хищных птиц —
Мутят сознание. И зной дрожит от крика...И там – во впадинах зияющих глазницОгромный взгляд растоптанного Лика.
1907
XI. Облака
Гряды холмов отусклил марный иней.Громады туч по сводам синих днейВвысь громоздят (все выше, все тесней)Клубы свинца, седые крылья пиний,
Столбы снегов, и гроздьями глицинийСвисают вниз... Зной глуше и тусклей.А по степям несется бег коней,Как темный лет разгневанных Эрриний.
И сбросил Гнев тяжелый гром с плеча,И, ярость вод на долы расточа,Отходит прочь. Равнины медно-буры.
В морях зари чернеет кровь богов.И дымные встают меж облаковСыны огня и сумрака – Ассуры.
1909
XII. Сехмет
Влачился день по выжженным лугам.Струился зной. Хребтов синели стены.Шли облака, взметая клочья пеныНа горный кряж. (Доступный чьим ногам?)
Чей голос с гор звенел сквозь знойный гамЦикад и ос? Кто мыслил перемены?Кто с узкой грудью, с профилем гиеныЛик обращал навстречу вечерам?
Теперь на дол ночная пала птица,Край запада лудою распаля.И персть путей блуждает и томится...
Чу! В теплой мгле (померкнули поля...)Далеко ржет и долго кобылица.И трепетом ответствует земля.
1909
XIII
Сочилась желчь шафранного тумана.Был стоптан стыд, притуплена любовь...Стихала боль. Дрожала зыбко бровь.Плыл горизонт. Глаз видел четко, пьяно.
Был в свитках туч на небе явлен вновьГрозящий стих закатного Корана...И был наш день одна большая рана,И вечер стал запекшаяся кровь.
В тупой тоске мы отвратили лица.В пустых сердцах звучало глухо: «Нет!»И, застонав, как раненая львица,
Вдоль по камням влача кровавый след,Ты на руках ползла от места боя,С древком в боку, от боли долго воя...
Август 1909
XIV. Одиссей в Киммерии
Лидии Дм. Зиновьевой-Аннибал
Уж много дней рекою ОкеаномНавстречу дню, расправив паруса,Мы бег стремим к неотвратимым странам.Усталых волн все глуше голоса,
И слепнет день, мерцая оком рдяным.И вот вдали синеет полосаНочной земли и, слитые с туманом,Излоги гор и скудные леса.
Наш путь ведет к божницам Персефоны,К глухим ключам, под сени скорбных рощ,Раин и ив, где папоротник, хвощ
И черный тисс одели леса склоны...Туда идем, к закатам темных днейВо сретенье тоскующих теней.
17 октября 1907 Коктебель
Диана де Пуатье
Над бледным мрамором склонились к водам низкоСтруи плакучих ив и нити бледных верб.Дворцов Фонтенебло торжественный ущербТобою осиян, Диана – Одалиска.
Богиня строгая, с глазами василиска,Над троном Валуа воздвигла ты свой герб,И в замках Франции сияет лунный серпСредь лилий Генриха и саламандр Франциска.
В бесстрастной наготе, среди охотниц нимфПо паркам ты идешь, волшебный свой заимфНа шею уронив Оленя – Актеона.
И он – влюбленный принц, с мечтательной тоскойГлядит в твои глаза, владычица! ТакойТы нам изваяна на мраморах Гужона.
1907
Из цикла «Париж»
IX
В молочных сумерках за сизой пеленойМерцает золото, как желтый огнь в опалах.На бурный войлок мха, на шелк листов опалыхРосится тонкий дождь осенний и лесной.
Сквозящих даль аллей струится сединой.Прель дышит влагою и тленьем трав увялых.Края раздвинувши завес линяло-алых,Сквозь окна вечера синеет свод ночной.
Но поздний луч зари возжег благоговейноЗеленый свет лампад на мутном дне бассейна,Орозовил углы карнизов и колонн,
Зардел в слепом окне, златые кинул бликиНа бронзы черные, на мраморные лики,И темным пламенем дымится Трианон.
1909
X
Парижа я люблю осенний, строгий плен,И пятна ржавые сбежавшей позолоты,И небо серое, и веток переплеты —Чернильно-синие, как нити темных вен.
Поток все тех же лиц, – одних без перемен,Дыханье тяжкое прерывистой работы,И жизни будничной крикливые заботы,И зелень черную и дымный камень стен.
Мосты, где рельсами ряды домов разъяты,И дым от поезда клоками белой ваты,И из-за крыш и труб – сквозь дождь издалека
Большое Колесо и Башня-великанша,И ветер рвет огни и гонит облакаС пустынных отмелей дождливого Ла-Манша.
1909
Corona astralis [2]
I
В мирах любви неверные кометы,Сквозь горних сфер мерцающий стожар —Клубы огня, мятущийся пожар,Вселенских бурь блуждающие светы
Мы вдаль несем... Пусть темные планетыВ нас видят меч грозящих миру кар, —Мы правим путь свой к Солнцу, как Икар,Плащом ветров и пламени одеты.
Но – странные, – его коснувшись, прочьСтремим свой бег: от Солнца снова в ночь —Вдаль, по путям парабол безвозвратных...
Слепой мятеж наш дерзкий дух стремитВ багровой тьме закатов незакатных...Закрыт нам путь проверенных орбит!
II
