Антология - Поэзия Африки
Поэт продолжает свою, в общем-то, традиционную речь, плетет орнамент, не жалеет красок. Очевидно, ему — поэту — нет никакого дела до страдающего народа, нет дела до битвы, до крови, до надежд людских…
Если бы тыЗвездою была,Я бы все ночи не спал,
Читать дальше или не надо? Ведь, пожалуй, эту любовную нить можно тянуть до бесконечности… Нет, читайте! Обязательно читайте дальше!
…Я бы все ночи не спал…Чтобы только смотреть на тебя,Свобода!
(Зехор Зерари)
Вот вам и обращение к возлюбленной…
Слышите, как звучит последнее слово в этом стихотворении? «Сво-бо-о-о-да-а-аа!» Нараспев оно звучит, каждый звук смакуется, даже каждый оттенок звука…
А дальше — снова ритм. Ритм боевого танца.
Мы танцуемпри свете костровсвой воинственный танец,а вокруг —ни колодцев, ни хижин,ни девичьих глаз.Только черные кедрыстоят,приосанясь,и смотрят на нас.Юность моя!Тонко поетшкольная дверь…Розовый макслабо хруститпод сапогом.Школьная дверьстала от пулькак решето.Вот мы стоимздесь.А в глазах —нет ни слезы.Вот мы стоимздесь.А в глазах —только огонь.Наших враговон навсегдаиспепелит.
(Катеб Ясин)
«Дыханье свободы пробегает по нашим лесам, как дыханье грозы по шкуре барса…» — пишет алжирка Анна Греки. И это не просто красивое преувеличение, лихой образ. Так и должно быть, так и было: вместе с людьми поднялась сама земля, поднялись на справедливый бой закаты и рассветы, поднялись горы и леса, полночи и полдни. Бой этот невероятно труден, потрясающе жесток! Ибо «цивилизаторы», привыкшие считать себя хозяевами африканской земли, так просто, ни с того ни с сего, уйти не могут. Они бросили в бой всю свою силу, все достижения своего «военного прогресса»…
Но вдумайтесь, каким высоким, каким прекрасным должно быть сердце народа, если поэт этого народа — окровавленный, шатающийся от бессонницы поэт — в самый разгар сражения может клясться сквозь слезы:
Клянусь рыданьями девушки,Потрясенной воздушным налетом,Клянусь отчаяньем матери,Потерявшей ребенка в сумятице бегства…Клянусь молчаньем захваченных наших селений,Клянусь горизонтом,Который, как рана, раскрылся…Клянусь бушующим морем страданийИ гневом клянусь,От которого женщины наши стали прекрасней,Клянусь нерасцветшей любовью,Немеркнущей дружбой,И верой глубокой,И пламенем негодованья.Клянусь, что к народу французскому мы не питаем вражды!
(Башир Хадж Али)
Немногие поэты мира могут сохранить в трагической ситуации такую ясность ума, такое убежденное благородство, основанное отнюдь не на всепрощении. И не от слабости эта клятва! А от силы. От сердечной щедрости и сердечного мужества.
Как психологически верно звучат стихи другого алжирского поэта — Жана Сенака, озаглавленные «Неужели настал мир?». Это — медленные стихи очень усталого человека, пришедшего к своей победе по бесконечной дороге потерь:
Заросли остались давно позади.В небе — спокойная луна.Я промываю рану сам.Охрипшее радио молчит.Женщины несут мешочки с крупой…Неужели настал мир?
Я вижу его, этого человека. Он сидит прямо на земле. Пыльный и усталый, как эта земля. И воспаленные глаза его почти безотчетно фиксируют то, что происходит вокруг. И луну — такую обычную и все-таки не совсем обычную. И дорогу, и очень спокойных женщин на этой дороге. Человек потрясен тишиной. Такой тишины в его жизни никогда не было. Никогда. И он до сих пор еще не может поверить этой тишине. За долгие месяцы боев он узнал, что тишина чаще всего — обманывает. И поэтому автомат лежит рядом. На земле. На пыльной и усталой земле. Такой же пыльной и такой же усталой, как этот человек. Что поделаешь, — земля тоже устает от войны…
Я вспоминаю наш советский фильм «Никто не хотел умирать». Он — о другом и про другое. Но там — в финале — есть великая по точности сцена, чем-то очень похожая на стихи, которые я процитировал. Там тоже — после страшного, суматошного и сумасшедшего боя — сидит на земле главный герой фильма — старший из братьев Локисов. Он устал. Очень устал. А вокруг шумят возбужденные люди, смеются, острят, размахивают руками, — каждый хочет рассказать о своих недавних переживаниях громче других!.. А старший Локис ничего этого не слышит. Да и не видит ничего, хотя глаза его широко раскрыты. Он сидит на земле и кажется частью этой земли. Той земли, которую он защитил. Той земли, которую никто у него не отнимет…
Однако вернемся к антологии. К ее интонациям. К ее голосам. К восторгу многочисленных стихов об обретенной свободе.
Африка наша,империя знойного солнца,наша земля,напоенная светом и тенью,ты рождена для свободы,как сердце мое — для любви.
(Гауссу Диавара)
Перечитайте эти строки еще раз. Перечитайте и вдумайтесь: эти стихи написаны об Африке! О той самой Африке, в которой несколько лет назад (буквально несколько лет!) слова «свобода» и «независимость» воспринимались колонизаторами только в ироническом смысле. Эти стихи написаны об Африке, которая, казалось бы, навечно была поставлена на колени. Это написано, это сказано, это провозглашено о континенте, где до сих пор идет борьба, до сих пор льется кровь, а названия некоторых африканских стран (Родезия, ЮАР) звучат как страшные символы нашего слишком разнообразного земного шара. Названия этих стран стали символами откровенного, неприкрытого расизма. Символами угнетения. Символами позора для правительств и грядущего освобождения для народов.
Двадцатый век отличается от девятнадцатого не только порядковым номером. В двадцатом веке на шаре земном возникла, выстояла и окрепла абсолютно новая экономическая и политическая система — социализм. Поэтому колонизаторы уже не могут, как это было раньше, безнаказанно командовать миром, командовать веком, командовать Африкой. И есть величественная закономерность в том, что многие африканские страны, получившие независимость, прежде всего идут по пути социальных реформ, социальных преобразований.
Одновременно в этих странах проходит естественный процесс «осознания себя», пробуждение и утверждение собственного национального достоинства.
Сегодня непреклонносвою судьбу творящая,перед врагом стоящаяс мечом в руках —наша вера в счастье вышезлобной силы «расы высшей»!Ты ли это, Африка?
Гордая.Красивая.Исполненная мудрости.Ты ли это, Африка?
Некогда презренная,втоптанная в прах,сегодня — сердце будущего —ты ли это, Африка?..
(Роланд Тамбекай Демпстер)
Человек впервые стал называться человеком. Получил человеческие права. Человек разогнул спину, огляделся вокруг и увидел и понял, что обладает он несметными богатствами. Богатствами земли. Богатствами души. Богатствами культуры. Да, культуры, — несмотря на то что колонизаторы всеми возможными и невозможными способами искореняли, выкорчевывали древнюю африканскую культуру.
Но африканское искусство, африканский фольклор, африканская народная культура все-таки существовали. Существовали всегда!..
Сурово глядели на белых пришельцев («людей без кожи», как называли белых африканцы) ритуальные маски. Они были величавы и загадочны, как этот континент. Они очень точно передавали самые мимолетные выражения человеческого лица. Скорбь, гнев, печаль, радость, страх, ненависть. Маски передавали все, кроме покорности! Покорности в них не было. Неживые и безмолвные, они все равно кричали! И крик этот перекатывался из года в год, из века в век. Крик этот дошел до наших дней, но сейчас мы слушаем его в прекрасных музейных залах, современных музейных залах, просторных музейных залах, где такая хорошая акустика…
Но и самый протяжный крик не может заглушить тихих стихов, певучих стихов, гордых стихов, обращенных к маскам:
А мы несем на плечахкорзины, полные звезд,и вплетаем мы звезды в одежду свою,и дорогу мы устилаем звездами,и звезды бросаем горстямив тусклую ночь, в ночь вашего цвета,маски…
(Бернар Дадье)
