Николай Гумилев - Глоток зеленого шартреза

Правду мы возьмем у Бога

Силой огненных мечей.

Марианне Дмитриевне Поляковой

Могучий царь суров и гневен,Его лицо мрачно, как ночь,Толпа испуганных царевенБежит в немом смятеньи прочь.

Вокруг него сверкает злато,Алмазы, пурпур и багрецИ краски алого закатаРумянят мраморный дворец.

Он держит речь в высокой залеТолпе разряженных льстецов,В его глазах сверканье стали,А в речи гул морских валов.

Он говорит: «Еще ребенкомВ глуши окрестных деревеньЯ пеньем радостным и звонкимВстречал веселый, юный день.

Я пел и солнцу и лазури,Я плакал в ужасе глухом,Когда безрадостные буриЦарили в небе голубом.

Явилась юность – праздник мира,В моей груди кипела кровь,И в блеске солнечного пираЯ увидал мою любовь.

Она во сне ко мне слетала,И наклонялася ко мне,И речи дивные шепталаО золотом, лазурном дне.

Она вперед меня манила,Роняла белые цветы,Она мне двери отворилаК восторгам сладостной мечты.

И чтобы стать ее достойным,Вкусить божественной любви,Я поднял меч к великим войнам,Я плавал в злате и крови.

Я стал властителем вселенной,Я Божий бич, я Божий глас,Я царь жестокий и надменный,Но лишь для вас, о, лишь для вас.

А для нее я тот же страстныйЛюбовник вечно молодой,Я тихий гимн луны, согласнойС бесстрастно-блещущей звездой.

Рабы, найдите Деву СолнцаИ приведите мне, царю,И все дворцы, и все червонцы,И земли все я вам дарю».

Он замолчал, и все мятутся,И отплывают корабли,И слуги верные несутся,Спешат во все концы земли.

И солнц и лун прошло так много,Печальный царь, томяся, ждет,Он жадно смотрит на дорогу,Склонясь у каменных ворот.

Однажды солнце догоралоИ тихо теплились лучи,Как песни вышнего хорала,Как рати ангельской мечи.

Гонец примчался запыленный,За ним сейчас еще другой,И царь, горящий и влюбленный,С надеждой смотрит пред собой.

Как звуки райского напева,Он ловит быстрые слова:«Она живет, святая дева…О ней уже гремит молва…

Она пришла к твоим владеньям,Она теперь у этих стен,Ее народ встречает пеньемИ преклонением колен».

И царь навстречу деве мчится,Охвачен страстною мечтой,Но вьется траурная птицаНад венценосной головой.

Он видит деву, блеск огнистыйВ его очах пред ней потух,Пред ней, такой невинной, чистой,Стыдливо-трепетной, как дух.

Лазурных глаз не потупляя,Она идет, сомкнув уста,Как дева пламенного рая,Как солнца юная мечта.

Одежды легкие, простыеПокрыли матовость плечей,И нежит кудри золотыеВенок из солнечных лучей.

Она идет стопой воздушной,Глаза безмерно глубоки,Она вплетает простодушноВ венок степные васильки.

Она не внемлет гласу бури,Она покинула дворцы,Пред ней рассыпались в лазуриСтепных закатов багрецы.

Ее душа мечтой согрета,Лазурность манит впереди,И волны ласкового светаВ ее колышутся груди.

Она идет перед народом,Она скрывается вдали,Так солнце клонит лик свой к водам,Забыв о горестях земли.

И гордый царь опять осталсяБезмолвно-бледен и один,И кто-то весело смеялсяБездонной радостью глубин.

Но глянул царь орлиным окомИ издал он могучий глас,И кровь пролилася потоком,И смерть, как буря, пронеслась.

Он как гроза, он гордо губитВ палящем зареве мечты,За то, что он безмерно любитБезумно-белые цветы.

Но дремлет мир в молчаньи строгом,Он знает правду, знает сны,И Смерть, и Кровь даны нам БогомДля оттененья Белизны.

Осенней неги поцелуйГорел в лесах звездою алой,И песнь прозрачно-звонких струйКазалась тихой и усталой.

С деревьев падал лист сухой,То бледно-желтый, то багряный,Печально плача над землейСреди росистого тумана.

И солнце пышное вдалиМечтало снами изобильяИ целовало лик землиВ истоме сладкого бессилья.

А вечерами в небесахГорели алые одеждыИ, обагренные, в слезах,Рыдали Голуби Надежды.

Летя в безмирной красоте,Сердца к далекому манилиИ созидали в высотеВенки воздушно-белых лилий.

И осень та была полнаСловами жгучего напева,Как плодоносная жена,Как прародительница Ева.

В лесу, где часто по кустамРезвились юные дриады,Стоял безмолвно-строгий храм,Маня покоем колоннады.

И белый мрамор говорилО царстве Вечного МолчаньяИ о полете гордых крылНеверно-тяжких, как рыданье.

А над высоким алтаремВ часы полуночных виденийСходились, тихие, вдвоемДве золотые девы-тени.

В объятьях ночи голубой,Как розы радости мгновенны,Они шептались меж собойО тайнах Бога и вселенной.

Но миг, и шепот замолкал,Как звуки тихого аккорда,И белый мрамор вновь сверкалОдин, задумчиво и гордо.

И иногда, когда с небесСлетит вечерняя прохлада,Покинув луг, цветы и лес,Шалила юная дриада.

Входила тихо, вся дрожа,Залита сумраком багряным,Свой белый пальчик приложаК устам душистым и румяным.

На пол, горячий от луча,Бросала пурпурную розуИ убегала, хохоча,Любя свою земную грезу.

Ее влечет ее стезяЛесного, радостного пенья,А в этом храме быть нельзяДетям греха и наслажденья.

И долго роза на полуГорела пурпурным сияньемИ наполняла полумглуСребристо-горестным рыданьем.

Когда же мир, восстав от сна,Сверкал улыбкою кристалла,Она, печальна и одна,В безмолвном храме умирала.

Когда ж вечерняя заряНа темном небе угасаетИ на ступени алтаряПоследний алый луч бросает,

Пред ним склоняется одна,Одна, желавшая напеваИли печальная жена,Или обманутая дева.

Кто знает мрак души людской,Ее восторги и печали?Они эмалью голубойОт нас закрытые скрижали.

Кто объяснит нам, почемуУ той жены всегда печальнойГлаза являют полутьмуХотя и кроют отблеск дальний?

Зачем высокое челоДрожит морщинами сомненьяИ меж бровями залеглоВеков тяжелое томленье?

И улыбаются устаЗачем загадочно и зыбко?И страстно требует мечта,Чтоб этой не было улыбки?

Зачем в ней столько тихих чар?Зачем в очах огонь пожара?Она для нас больной кошмарИль правда, горестней кошмара.

Зачем, в отчаяньи мечты,Она склонилась на ступени?Что надо ей от высотыИ от воздушно-белой тени?

Не знаем! Мрак ночной глубок,Мечта – пожар, мгновенья – стоны;Когда ж забрезжится востокЛучами жизни обновленной?

Едва трепещет тишина,Смеясь эфирным синим волнам,Глядит печальная женаВ молчанье строгом и безмолвном.

Небес далеких синеваТвердит неясные упреки,В ее душе зажглись словаИ манят огненные строки.

Они звенят, они поютТак заклинательно и строго:«Душе измученной приютВ чертогах Радостного Бога;

Но Дня Великого покровНе для твоих бессильных крылий,Ты вся пока во власти снов,Во власти тягостных усилий.

Ночная темная пораТебе дарит свою усладу,И в ней живет твоя сестра –Беспечно-юная дриада.

И ты еще так любишь смехЗемного, алого покрова,И ты вплетаешь яркий грехВ гирлянды неба голубого.

Но если ты желаешь ДняИ любишь лучшую отраду,Отдай объятиям огняТвою сестру, твою дриаду.

И пусть она сгорит в тебеМогучим, радостным гореньем,Молясь всевидящей судьбе,Ее покорствуя веленьям.

И будет твой услышан зов,Мольба не явится бесплодной,Уйдя от радости лесов,Ты будешь божески свободной».

И душу те слова зажгли,Горели огненные стрелы,И алый свет, и свет землиПредстал, как свет воздушно-белый.

Я люблю тебя, принц огня,Так восторженно, так маняще,Ты зовешь, ты зовешь меняИз лесной, полуночной чащи.

Хоть в ней сны золотых цветовИ рассказы подруг приветных,Но ты знаешь так много слов,Слов любовных и беззаветных.

Как горит твой алый камзол,Как сверкают милые очи,Я покину родимый дол,Я уйду от лобзаний ночи.

Так давно я ищу тебя,И ко мне ты стремишься тоже,Золотая звезда, любя,Из лучей нам постелет ложе.

Ты возьмешь в объятья меня,И тебя, тебя обниму я,Я люблю тебя, принц огня,Я хочу и жду поцелуя.

Цветы поют свой гимн лесной,Детям и ласточкам знакомый,И под развесистой соснойТанцуют маленькие гномы.

Горит янтарная смола,Лесной дворец светло пылает,И голубая полумглаВокруг, как бабочка, порхает.

Жених, как радостный костер,Горит, могучий и прекрасныйЕго сверкает гордый взор,Его камзол пылает красный.

Цветы пурпурные звенят:«Давайте места, больше места,Она идет, краса дриад,Стыдливо-белая невеста».

Она, прекрасна и тиха,Не внемля радостному пенью,Идет в объятья женихаВ любовно-трепетном томленьи.

От взора ласковых цветовИх скрыла алая завеса,Довольно песен, грез и сновСреди лазоревого леса.

Он совершен, великий брак,Безумный крик всемирных оргий!Пускай леса оденет мрак,В них было счастье и восторги.

Да, много, много было сновИ струн восторженно звенящихСреди таинственных лесов,В их голубых, веселых чащах.

Теперь открылися мирыЖене божественно-надменной,Взамен угаснувшей сестрыОна узнала сон вселенной.

И, в солнца ткань облечена,Она великая святыня,Она не бледная жена,Но венценосная богиня.

В эфире радостном блестя,Катятся звезды мировые,А в храме Белое ДитяТворит святую литургию.

И Белый Всадник кинул клик,Скача порывисто-безумно,Что миг настал, великий миг,Восторг предмирный и бездумный.

Уж звон копыт затих вдали,Но вечно радостно мгновенье!…И нет дриады, сна земли,Пред ярким часом пробужденья.

«Мы прекрасны и могучи,Молодые короли,Мы парим, как в небе тучи,Над миражами земли.

В вечных песнях, в вечном танцеМы воздвигнем новый храм.Пусть пьянящие багрянцыТочно окна будут нам.

Окна в Вечность, в лучезарность,К берегам Святой Реки,А за нами пусть КошмарностьСоздает свои венки.

Пусть терзают иглы тернийЛишь усталое чело,Только солнце в час вечернийНаши кудри греть могло.

Ночью пасмурной и мглистойСердца чуткого не мучь;Грозовой иль золотистойБудь же тучей между туч».

Так сказал один влюбленныйВ песни солнца, в счастье мира,Лучезарный, как колонныПросветленного эфира,

Словом вещим, многодумнымПытку сердца успокоив,Но смеялись над безумнымСтены старые покоев.

Сумрак комнат издевался,Бледно-серый и угрюмый,Но другой король поднялсяС новым словом, с новой думой.

Его голос был так страстен,Столько снов жило во взоре,Он был трепетен и властен,Как стихающее море.

Он сказал: «Индийских тканейНе постигнуты узоры,В них несдержанность желаний,Нам неведомые взоры.

Бледный лотус под луноюНа болоте, мглой одетом,Дышит тайною одноюС нашим цветом, с белым цветом.

И в безумствах теокаллиЧто-то слышится иное,Жизнь без счастья, без печалиИ без бледного покоя.

Кто узнает, что томитсяЗа пределом наших знанийИ, как бледная царица,Ждет мучений и лобзаний».

Мрачный всадник примчался на черном коне,Он закутан был в бархатный плащ,Его взор был ужасен, как город в огне,И, как молния ночью, блестящ.

Его кудри, как змеи, вились по плечам,Его голос был песней огня и земли,Он балладу пропел молодым королям,И балладе внимали, смутясь, короли.

«Пять могучих коней мне дарил ЛюциферИ одно золотое с рубином кольцо,Я увидел бездонность подземных пещерИ роскошных долин молодое лицо.

Принесли мне вина – струевого огняФея гор и властительно-пурпурный Гном,Я увидел, что солнце зажглось для меня,Просияв, как рубин на кольце золотом.

И я понял восторг созидаемых дней,Расцветающий гимн мирового жреца,Я смеялся порывам могучих конейИ игре моего золотого кольца.

Там, на высях сознанья, – безумье и снег…Но восторг мой прожег голубой небосклон,Я на выси сознанья направил свой бегИ увидел там деву, больную, как сон.

Ее голос был тихим дрожаньем струны,В ее взорах сплетались ответ и вопрос,И я отдал кольцо этой деве ЛуныЗа неверный оттенок разбросанных кос.

И, смеясь надо мной, презирая меня,Мои взоры одел Люцифер в полутьму,Люцифер подарил мне шестого коня,И Отчаянье было названье ему».

Голос тягостной печали,Песней горя и земли,Прозвучал в высоком зале,Где стояли короли.

И холодные колонныНеподвижностью своейОттеняли взор смущенный,Вид угрюмый королей.

Но они вскричали вместе,Облегчив больную грудь:«Путь к Неведомой Невесте –Наш единый верный путь.

Полны влагой наши чаши,Так осушим их до дна,Дева Мира будет нашей,Нашей быть она должна!

Сдернем с радостной скрижалиСерый, мертвенный покров,И раскрывшиеся далиНам расскажут правду снов.

Это верная дорога,Мир иль наш, или ничей,Правду мы возьмем у БогаСилой огненных мечей».

По дороге их владенийРаздается звук трубы,Голос царских наслаждений,Голос славы и борьбы.

Их мечи из лучшей стали,Их щиты как серебро,И у каждого в забралеЛебединое перо.

Все, надеждою крылаты,Покидают отчий дом,Провожает их горбатыйСтарый, верный мажордом.

Верны сладостной приманке,Они едут на закат,И, смущаясь, поселянкиДолго им вослед глядят,

Видя только панцирь белый,Звонкий, словно лепет струй,И рукою загорелойПосылают поцелуй.

По обрывам пройдет только смелый…Они встретили Деву Земли,Но она их любить не хотела,Хоть и были они короли.

Хоть безумно они умоляли,Но она их любить не могла,Голубеющим счастьем печалиМолодых королей прокляла.

И больные, плакучие ивыИх окутали тенью своей,В той стране, безнадежно-счастливой,Без восторгов, и снов, и лучей.

И венки им сплетали русалкиИз фиалок и лилий морских,И, смеясь, надевали фиалкиНа склоненные головы их.

Ни один не вернулся из битвы…Развалился прадедовский дом,Где так часто святые молитвыПовторял их горбун мажордом.

Краски алого закатаГасли в сумрачном лесу,Где измученный горбатыйЗа слезой ронял слезу.

Над покинутым колодцемОн шептал свои слова,И бесстыдно над уродцемНасмехалася сова.

«Горе! Умерли русалки,Удалились короли,Я, беспомощный и жалкий,Стал властителем земли.

Прежде я беспечно прыгал,Царский я любил чертог,А теперь сосновых иголНа меня надет венок.

А теперь в моем чертогеТак пустынно ввечеру;Страшно в мире… страшно, боги…Помогите… я умру…»

Над покинутым колодцемОн шептал свои слова,И бесстыдно над уродцемНасмехалася сова.

Кто знает мрак души людской,