Николай Майоров - Мы были высоки, русоволосы…
1940
Торжество жизни
Рассвет сочился, будто в сите,Когда в звенящем серебреРванулся резко истребительКосым движением к земле.
Пилот, в бесстрашье шансы взвесив,Хватался в спешке за рули,Но все дороги с поднебесьяК суровой гибели вели.
И с жаждой верной не разбиться,Спасая в виражах мотор,Хотел он взмыть, но силу птицыПрезрели небо и простор.
Она всё тело распластала,Скользя в пространстве на крыле,И вспышкой взрыва и металлаЖизнь догорела на земле.
…А сила ветра так же крепла,Восходом солнца цвёл восток,И на земле сквозь дымку пеплаПробился утренний цветок.
Уже истлели тело, крылья,Но жизнь, войдя с людьми в родство,Презрев пред гибелью бессилье,Своё справляла торжество.
Как прежде, люди в небо рвалисьВ упорной жажде высоты.А в небе гасли, рассыпалисьЗвёзд изумрудные цветы.
И пахли юностью побегиВетвей. Прорезав тишину,Другой пилот в крутом разбегеВзмыл в голубую вышину.
Мир был по-прежнему огромен,Прекрасен, радужен, цветист;И с человечьим сердцем вровеньНа ветке бился первый лист.
И, не смущаясь пепла, тлена,Крушенья дерзостной мечты,Вновь ликовала кровь по венамВ упорной жажде высоты!
1938
Рождение искусства
Приду к тебе и в памяти оставлюЗастой вещей, идущих на износ,Спокойный сон ночного ЯрославляИ древний запах бронзовых волос.Все это так на правду непохожеИ вместе с тем понятно и светло,Как будто я упрямее и строжеВзглянул на этот мир через стекло.И мир встает — столетье за столетьем,И тот художник гениален был,Кто совершенство форм его заметилИ первый трепет жизни ощутил.И был тот час, когда, от стужи хмурый,И грубый корм свой, поднося к губе,И кутаясь в тепло звериной шкуры,Он первый раз подумал о тебе.
Он слышал голос ветра многоустыйИ видел своды первозданных скал.Влюбляясь в жизнь, он выдумал искусствоИ образ твой в пещере наваял.
Пусть истукан массивен был и грубИ походил скорей на чью-то тушу.Но человеку был тот идол люб:Он в каменную складку губВсе мастерство свое вложил и душу.Так, впроголодь живя, кореньями питаясь,Он различил однажды неба цвет.Тогда в него навек вселилась завистьК той гамме красок. Он открыл секретБессмертья их. И где б теперь он ни был,Куда б ни шел, он всюду их искал.Так, раз вступив в соперничество с небом,Он навсегда к нему возревновал.Он гальку взял и так раскрасил камень,Такое людям бросил торжество,Что ты сдалась, когда, припав губамиК его руке, поверила в него.Вот потому ты много больше значишь,Чем эта ночь в исходе сентября,Что даже хорошо, когда ты плачешь,Сквозь слезы о прекрасном говоря.
1939
На родине
Там не ждут меня сегодня и не помнят.Пьют чаи. Стареют. Свято чтутТесноту пропахших пылью комнат,Где мои ровесники растут,Где, почти плечом двери касаясь,Рослые заходят мужикиИ на стол клеенчатый бросаютКрасные в прожилках кулаки.В дымных, словно баня, плошкахМать им щи с наваром подает.Мухи бьют с налета об окошко.Кочет песни ранние поет.Только в полдень отлетевшим залпом,Клочьями оборванного сна,Будто снег на голову, внезапноПадает на окна тишина.Пахнут руки легкою ромашкой,Спишь в траве и слышишь: от рукиВыползают стайкой на рубашкуС крохотными лапками жуки.Мир встает такой неторопливый,Весь в цветах, глубокий, как вода.Даже слышно вечером, как в нивыПервая срывается звезда.Людям не приснится душный город,Крик базара, ржанье лошадей,Ровное теченье разговора…Люди спят. Распахнут резко ворот.Мерное дыхание грудей.Спят они, раскинув руки-плети,Как колосья без зерна, легки.Густо лиловеют на рассветеВскинутые кверху кадыки.Видят сны до самого рассветаИ по снам гадают —Так верней —Много ль предстоящим летомБлагодатных выпадет дождей?Я запомнил желтый подоконник,Рад тому, что видеть привелось,Как старик, изверившись в иконе,Полщепотки соли на ладониМедленно и бережно пронес.Будет дождь? Роняют птицы перьяИз пустой, далекой синевы.Он войдет в косые ваши двериЗапахом немолкнущей травы,Полноводьем, отдыхом в работе,С каждым часом громче и свежей.Вы его узнаете в полетеНебо отвергающих стрижей,В бликах молний и в гуденье стекол,В цвете неба, в сухости ракит,Даже в том, как торопливо соколМимо ваших окон пролетит.
1938
Одесская лестница
Есть дивные пейзажи и моря,Цветут каштаны, выросли лимоны.А между нами, впрочем, говоря,Я не глотал ещё воды соленой.Не видел пляжа в Сочи, не лежалНа пестрой гальке в летнюю погоду,Еще ни разу я не провожалВ далекий рейс морского парохода,Не слышал песен грузчиков в порту.Не подышал я воздухом нездешним,Не посмотрел ни разу, как цветутИ зноем наливаются черешни.Не восходил к вершине с ледорубом,Не знал повадок горного орла.Еще мои мальчишеские губыПустыня древним зноем не сожгла.Ташкента не узнал, не проезжал Кавказа,Не шел гулять с ребятами на мол.Еще одесской лестницей ни разуЯ к морю с чемоданом не сошел.Мне двадцать лет. А Родина такая,Что в целых сто ее не обойти.Иди землей, прохожих окликая,Встречай босых рыбачек на пути,Штурмуй ледник, броди в цветах по горло,Ночуй в степи, не думай ни о чем,Пока веревкой грубой не растерлоТвое на славу сшитое плечо.
1939
После ливня
Когда подумать бы могли вы,Что, выйдя к лесу за столбы,В траву и пни ударит ливень,А через час пойдут грибы?И стало б видно вам отселе,Лишь только ветви отвести,Когда пойдет слепая зеленьКак в лихорадке лес трясти.Такая будет благодатьДля всякой твари! Даже птицамВдруг не захочется летать,Когда кругом трава дымится,И каждый штрих непостоянен,И лишь позднее — тишина…Так ливень шёл, смещая грани,Меняя краски и тона.Размыты камни. Словно бивни,Торчат они, их мучит зуд;А по земле, размытой ливнем,Жуки глазастые ползут.А детвора в косовороткахБежит по лужам звонким, где,Кружась, плывет в бумажных лодкахПристрастье детское к воде.Горит земля, и пахнет чащаДымящим пухом голубей,И в окна входит мир, кипящийЗеленым зельем тополей.Вот так и хочется забыться,Оставить книги, выйти в деньИ, заложив углом страницу,Пройтись босому по воде.А после — дома, за столом,Сверкая золотом оправыОчков, рассказывать о том,Как ливни ходят напролом,Не разбирая, где канавы.
1939
Утрата
В тот день холодным было небо.Прохожий торопил свой шаг.Еще с карнизов спущен не былС каймою траурною флаг.Мороз щипал до боли лица,И на окраине, у рвов,Закоченевшие синицыВалились наземь с проводов.И не спалось. И было жестко,Кровать, как ком сухой земли.И три морщины вперекресткуНа лбу товарища легли.Он повернулся — в каплях пота —И скрылся зябко в полумглу.Метнулась тенью самолетаОт лампы тень в его углу.А утром — радио, газеты,Печаль моей большой страны,И всем знакомые портретыВ бордовый шелк окаймлены.
1938
Весеннее
Я шел, веселый и нескладный,Почти влюбленный, и никтоМне не сказал в дверях парадных,Что не застегнуто пальто.
Несло весной и чем-то теплым,А от слободки, по низам,Шел первый дождь,Он бился в стекла,Гремел в ушах,Слепил глаза,Летел,Был слеп наполовину,Почти прямой. И вместе с нимВступала боль сквозная в спинуНедомоганием сплошным.
В тот день еще цветов не знали,И лишь потом на всех углахВразбивку бабы торговали,Сбывая радость второпях.Ту радость трогали и мяли,Просили взять,Вдыхали в нос,На грудь прикалывали,БралиПоштучно,ОптомИ вразнос.Ее вносили к нам в квартиру,Как лампу, ставили на стол,Лишь я один, должно быть, в миреСпокойно рядом с ней прошел.
Я был высок, как это небо,Меня не трогали цветы.Я думал о бульварах, где быМне встретилась случайно ты,С которой я лишь понаслышке,По первой памяти знаком —Дорогой, тронутой снежком,Носил твои из школы книжки.Откликнись, что ли!Только ветерДа дождь, идущий по прямой…А надо вспомнить —Мы лишь дети,Которых снова ждут домой,Где чай остыл,Черствеет булка…Так снова жизнь приходит к намПоследней партой,Переулком,Где мы стояли по часам…
Так я иду, прямой, просторный,А где-то сзади, невпопад,Проходит детство, и валторныСловами песни говорят.
Мир только в детстве первозданен,Когда себя, не видя в нем,Мы бредим морем, поездами,Раскрытым настежь в сад окном,Чужою радостью, досадой,Зеленым льдом балтийских скалИ чьим-то слишком белым садом,Где ливень яблоки сбивал.
Пусть неуютно в нем, неладно,Нам снова хочется домой,В тот мир простой, как лист тетрадный,Где я прошел, большой, нескладныйИ удивительно прямой.
1938
