Дмитрий Мережковский - Полное собрание стихотворений
1884
«Порой, как образ Прометея…»
Порой, как образ Прометея,Под вечным бременем оковВесь род людей во мгле вековЯ созерцал, благоговея.И я обнять его хотелМоими слабыми руками,И сердцем любящим скорбел,И плакал чистыми слезами.Я за него бы в этот мигПошел на смерть без содроганья,Я жаждал пытки и страданья,Я был герой, я был велик.Но жизнь принять их не хотела,Всех этих мук, и жертв, и слез:Ей нужно – вместо пылких грез —Простого, будничного дела;Ей нужен – не полет орла,Не смело поднятые крылья,Но терпеливые усильяПорабощенного вола.А там, – за рядом дней убитыхБез вдохновенья, без страстей —Смерть от уколов ядовитых,Смерть – хуже тысячи смертей.Могу я страстно ждать свободы,Могу любить я все народы,Но людям нужно от меня,Чтобы в толпе их беспредельнойПод небом пасмурного дняЛюбил я каждого отдельно, —И кто бы ни был предо мной —Ничтожный шут или калека,Чтоб я нашел в нем человека...Не мне бессильною душой,Не мне принять с венцом терновымТакое бремя тяжких уз:Пред этим подвигом суровымЯ не герой – я жалкий трус...
1884
«Блажен, кто цель избрал, кто вышел на дорогу…»
Voluntas est superior intellectu[1]
Дунс СкоттБлажен, кто цель избрал, кто вышел на дорогуИ мужеством бойца и верой наделен,Кто бросился стремглав в житейскую тревогу,Кто весь насущною заботой поглощен.Волнуем злобой дня, в работе торопливойОн поневоле чужд сомнений роковых,И некогда ему отыскивать пытливоЗаветного ключа вопросов мировых.Со знаменем в руках вступая в бой кровавый,Он может ранами гордиться пред толпой,Он может совершить свой подвиг величавыйИ на виду у всех погибнуть, как герой,Погибнуть, как орел, что гордо умирает,Пернатою стрелой пронзенный в облаках,И гаснущий зрачок на солнце устремляет,Встречая свой конец в родимых небесах.Но горек твой удел, мечтатель бесполезный:Не нужен никому, от жизни ты далек.И, трепетно склонясь над сумрачною безднойНеразрешимых тайн, ты вечно одинок...Струной, надорванной мучительным разладом,Твой каждый чуткий нерв болезненно дрожит,И каждый твой порыв неотразимым ядомСомнений роковых в зародыше убит.В бездействии прожив, погибнешь ты бесцельно…Не тронет никого твой заунывный плач,Не в силах ничему отдаться нераздельно, —Ты сам своей душе – безжалостный палач.Порой ты рвешься вдаль, надеждой увлеченный,Но воля скована тяжелым, мертвым сном:Ты недвижим, – как труп, в бессилье роковом,Ты жив, – как заживо в могилу погребенный.Хотя бы вечностью влачился каждый миг,Из гроба вырваться на волю не пытайся;Не вылетит из уст ни жалоба, ни крик, —Молчи и умирай, терпи и задыхайся.
1884
«От книги, лампой озаренной…»
От книги, лампой озаренной,К открытому окну я обратил мой взор,Блестящей белизной бумаги утомленный,На влажно голубой полуночный простор.И слезы в тот же миг наполнили мне очи,И в них преломлены, все ярче и длиннейСплетаются лучи таинственных огней,Что сыплет надо мной полет осенней ночи.Склонился я в окно, и в пыльную травуБесплодно падают неведомые слезы;И плачу я над тем, что завтра эти грезыЯ сам игрою нерв, быть может, назову,Над тем, что этот миг всю жизнь не будет длиться,Над тем, что эта ночь окончиться должна,Я плачу потому, что некому молиться,Когда молитвою душа моя полна...А ночь по небесам медлительно проходит,И веет свежестью, и мнится, что поройПо жаркому лицу холодною рукойМне кто-то ласково проводит.
1884
Поэту наших дней
Молчи, поэт, молчи: толпе не до тебя.До скорбных дум твоих кому какое дело?Твердить былой напев ты можешь про себя, —Его нам слушать надоело...
Не каждый ли твой стих сокровища душиЗа славу мнимую безумно расточает, —Так за глоток вина последние грошиПорою пьяница бросает.
Ты опоздал, поэт: нет в мире уголка,В груди такого нет блаженства и печали,Чтоб тысячи певцов об них во все века,Во всех краях не повторяли.
Ты опоздал, поэт: твой мир опустошен, —Ни колоса – в полях, на дереве – ни ветки;От сказочных пиров счастливейших временТебе остались лишь объедки...
Попробуй слить всю мощь страданий и любвиВ один безумный вопль; в негодованье гордомНа лире и в душе все струны оборвиОдним рыдающим аккордом, —
Ничто не шевельнет потухшие сердца,В священном ужасе толпа не содрогнется,И на последний крик последнего певцаНикто, никто не отзовется!
1884
«С тобой, моя печаль, мы старые друзья…»
С тобой, моя печаль, мы старые друзья:Бывало, дверь на ключ ревниво запирая,Приходишь ты ко мне, задумчиво немая,Во взорах темное предчувствие тая;Холодную, как лед, но ласковую рукуНа сердце тихо мне кладешьИ что-то милое, забытое поешь,Что навевает грусть, что утоляет муку.И голубым огнем горят твои глаза,И в них дрожит, и с них упасть не может,И сердце мне таинственно тревожитБольшая, кроткая слеза...
1884
Развалины
В тот день укрепленные города будут,
как развалины в лесах... и будет пусто.
Кн. Исайи XVIIТо был зловещий сон: по дебрям и лесам,Казалось, я блуждал, не находя дороги;Ползли над головой, нахмуренны и строги,Гряды свинцовых туч по бледным небесам;И ветер завывал, гуляя на просторе,И ворон, каркая, кружился надо мной;И нелюдимый бор, как сумрачное море,Таинственно гудел в пустыне вековой...И вот, когда я шел кустарником дремучим,Во мраке увидал я груды кирпичей;Покрыты были мхом расщелины камней,И плиты поросли репейником колючим.По шатким ступеням спустился я к реке,Где арки от мостов и темные громадыНизверженных бойниц чернели вдалеке.Клубящийся туман окутал анфиладыРазрушенных дворцов и волны, и леса;И палевой зари желтела полосаМеж дремлющих столбов гранитной колоннады;И расстилал залив безжизненную даль,Едва мерцавшую, как матовая сталь.То правда или нет, но мнилось, что когда-тоБродил я много раз по этим берегам:И сердце дрогнуло, предчувствием объято...О нет, не может быть, не верю я очам!В столице молодой все пышно и богато,Там – жизнь и суета, а здесь лишь дикий бор,Венчая мертвый прах покинутых развалин,Уходит без конца в неведомый простор;И шум его ветвей, торжественно печален,Доносится ко мне, как грозный приговор:«Тебя я победил, отверженное племя!Довольно вам грозить железом и огнем,Бессильные рабы! Мое настало время,И снова мой намет раскинул я кругом.Мои кудрявые зеленые дружиныЯ приступом повел с полунощных пустыньНа величавый ряд незыблемых твердынь,И вот в пыли лежат их жалкие руины!..»Но шепоту дерев я криком отвечал:«О нет, неистребим наш светлый идеал!Надеяться и ждать, любить и ненавидеть,И кровью истекать в мучительной борьбе,Чтоб здание веков в развалинах увидеть,О нет, могучий лес, не верю я тебе!И смело проложу я путь к желанной цели!..»А сосны мрачные по-прежнему шумелиИ мне насмешливо кивали головой,И я бежать хотел с безумною тоской,Но лес меня хватал колючими ветвями,Как будто длинными костлявыми руками;И рвался я вперед и, ужасом объят,Проснулся наконец... С каким порывом жаднымЯ бросился к окну, как был я детски рад,Как стало для меня все милым и отрадным:И утра бледного сырая полутьма,И вечный гул толпы на улице широкой,Свистков протяжный вой на фабрике далекой,И тяжкий гром колес, и мокрые дома.Пусть небо надо мной безжизненно и мутно...Я тех, кого вчера презрением клеймил,Из глубины души теперь благословил!О, как поближе к ним казалось мне уютно,Как просто и тепло я вновь их полюбил!
Август 1884
На птичьем рынке
Из Анри Казалиса
Тоскуя в клетке, опустилОрел беспомощные крылья,Зрачки лениво он смежилВ тупом отчаянье бессилья...
А рядом – мирный уголок,Где, о свободе не горюя,С голубкой счастлив голубок,Целуясь, нежась и воркуя...
И полон дикой красоты,Порой кидает взор надменныйОрел на ласки той четы,Ничтожной, пошлой и блаженной.
1884
«Пройдет немного лет, и от моих усилий…»
Пройдет немного лет, и от моих усилий,От жизни, от всего, чем я когда-то был,Останется лишь горсть немой, холодной пыли,Останется лишь холм среди чужих могил.Мне кто-то жить велел, но по какому праву?..И кто-то, не спросясь, зажег в груди моейОгонь бесцельных мук и влил в нее отравуБолезненной тоски, порока и страстей.Откройся, где же ты, палач неумолимый,……………………………………………Нет, сердце, замолчи... ни звука, ни движенья…Никто нам из небес не может отвечать,И отнято у нас святое право мщенья:Нам даже некого за муки – проклинать!
1885