Владимир Высоцкий - Я не верю судьбе
<1966 или 1967>
Гололед
Гололед на Земле, гололед —Целый год напролет гололед.Будто нет ни весны, ни лета —В саван белый одета планета —Люди, падая, бьются об лед.
Гололед на Земле, гололед —Целый год напролет гололед.Гололед, гололед, гололед —Целый год напролет, целый год.
Даже если всю Землю — в облет,Не касаясь планеты ногами, —Не один, так другой упадетНа поверхность, а там — гололед! —И затопчут его сапогами.
Гололед на Земле, гололед —Целый год напролет гололед.Гололед, гололед, гололед —Целый год напролет, целый год.
Только — лед, словно зеркало, лед,Но на детский каток не похоже, —Может — зверь не упавши пройдет…Гололед! — и двуногий встаетНа четыре конечности тоже.
Гололед на Земле, гололед —Целый год напролет гололед.Гололед, гололед, гололед —Целый год напролет, целый год.
Зима 1966/67, ред. <1973>
«Вот — главный вход, но только вот…»
Вот — главный вход, но только вотУпрашивать — я лучше сдохну, —Вхожу я через черный ход,А выходить стараюсь в окна.
Не вгоняю я в гроб никого,Но вчера меня, тепленького —Хоть бываю и хуже я сам, —Оскорбили до ужаса.
И, плюнув в пьяное мурлоИ обвязав лицо портьерой,Я вышел прямо сквозь стекло —В объятья к милиционеру.
И меня — окровавленного,Всенародно прославленного,Прям как был я — в амбицииДовели до милиции.
И, кулаками покаравИ попинав меня ногами,Мне присудили крупный штраф —За то, что я нахулиганил.
А потом — перевязанному,Несправедливо наказанному —Сердобольные мальчикиДали спать на диванчике.
Проснулся я — еще темно, —Успел поспать и отдохнуть я, —Встаю и, как всегда, — в окно,Но на окне — стальные прутья!
И меня — патентованного,Ко всему подготовленного, —Эти прутья печальныеВвергли в бездну отчаянья.
А рано утром — верь не верь —Я встал, от слабости шатаясь, —И вышел в дверь — я вышел в дверь!С тех пор в себе я сомневаюсь.
В мире — тишь и безветрие,Чистота и симметрия, —На душе моей — тягостно,И живу я безрадостно.
Зима 1966/67
«Корабли постоят — и ложатся на курс…»
Корабли постоят — и ложатся на курс, —Но они возвращаются сквозь непогоды…Не пройдет и полгода — и я появлюсь, —Чтобы снова уйти на полгода.
Возвращаются все — кроме лучших друзей,Кроме самых любимых и преданных женщин.Возвращаются все — кроме тех, кто нужней, —Я не верю судьбе, а себе — еще меньше.
Но мне хочется верить, что это не так,Что сжигать корабли скоро выйдет из моды.Я, конечно, вернусь — весь в друзьях и в делах —Я, конечно, спою — не пройдет и полгода.
Я, конечно, вернусь — весь в друзьях и в мечтах,Я, конечно, спою — не пройдет и полгода.
<1967>
Случай в ресторане
В ресторане по стенкам висят тут и там —«Три медведя», «Заколотый витязь»…За столом одиноко сидит капитан.«Разрешите?» — спросил я. «Садитесь!
…Закури!» — «Извините, „Казбек“ не курю…»«Ладно, выпей, — давай-ка посуду!..Да пока принесут… Пей, кому говорю!Будь здоров!» — «Обязательно буду!»
«Ну так что же, — сказал, захмелев, капитан, —Водку пьешь ты красиво, однако.А видал ты вблизи пулемет или танк?А ходил ли ты, скажем, в атаку?
В сорок третьем под Курском я был старшиной, —За моею спиной — такое…Много всякого, брат, за моею спиной,Чтоб жилось тебе, парень, спокойно!»
Он ругался и пил, он спросил про отца,И кричал он, уставясь на блюдо:«Я полжизни отдал за тебя, подлеца, —А ты жизнь прожигаешь, иуда!
А винтовку тебе, а послать тебя в бой?!А ты водку тут хлещешь со мною!..»Я сидел как в окопе под Курской дугой —Там, где был капитан старшиною.
Он все больше хмелел, я — за ним по пятам, —Только в самом конце разговораЯ обидел его — я сказал: «Капитан,Никогда ты не будешь майором!..»
1967
«Ну вот, исчезла дрожь в руках…»
Ну вот, исчезла дрожь в руках, Теперь — наверх!Ну вот, сорвался в пропасть страх Навек, навек, —Для остановки нет причин — Иду, скользя…И в мире нет таких вершин, Что взять нельзя!
Среди нехоженых путей Один — пусть мой!Среди невзятых рубежей Один — за мной!А имена тех, кто здесь лег, Снега таят…Среди непройденных дорог Одна — моя!
Здесь голубым сияньем льдов Весь склон облит,И тайну чьих-нибудь следов Гранит хранит…И я гляжу в свою мечту Поверх головИ свято верю в чистоту Снегов и слов!
И пусть пройдет немалый срок — Мне не забыть,Что здесь сомнения я смог В себе убить.В тот день шептала мне вода: Удач — всегда!..А день… какой был день тогда? Ах да — среда!..
1969
К вершине
Памяти Михаила Хергиани
Ты идешь по кромке ледника,Взгляд не отрывая от вершины.Горы спят, вдыхая облака,Выдыхая снежные лавины.
Но они с тебя не сводят глаз —Будто бы тебе покой обещан,Предостерегая всякий разКамнепадом и оскалом трещин.
Горы знают — к ним пришла беда, —Дымом затянуло перевалы.Ты не отличал еще тогдаОт разрывов горные обвалы.
Если ты о помощи просил —Громким эхом отзывались скалы,Ветер по ущельям разносилЭхо гор, как радиосигналы.
И когда шел бой за перевал, —Чтобы не был ты врагом замечен,Каждый камень грудью прикрывал,Скалы сами подставляли плечи.
Ложь, что умный в горы не пойдет!Ты пошел — ты не поверил слухам, —И мягчал гранит, и таял лед,И туман у ног стелился пухом…
Если в вечный снег навеки тыЛяжешь — над тобою, как над близким,Наклонятся горные хребтыСамым прочным в мире обелиском.
1969
Мне этот бой не забыть нипочем
О моем старшине
Я помню райвоенкомат:«В десант не годен — так-то, брат, —Таким, как ты, — там невпротык…» И дальше — смех:
Мол, из тебя какой солдат?Тебя — хоть сразу в медсанбат!..А из меня — такой солдат, как изо всех.
А на войне как на войне,А мне — и вовсе, мне — вдвойне, —Присохла к телу гимнастерка на спине.Я отставал, сбоил в строю, —Но как-то раз в одном бою —Не знаю чем — я приглянулся старшине.
…Шумит окопная братва:«Студент, а сколько дважды два?Эй, холостой, а правда — графом был Толстой?А кто евоная жена?..»Но тут встревал мой старшина:«Иди поспи — ты ж не святой, а утром — бой».
И только раз, когда я всталВо весь свой рост, он мне сказал:«Ложись!.. — и дальше пару слов без падежей. —К чему две дырки в голове!»
И вдруг спросил: «А что в Москве,Неужто вправду есть дома в пять этажей?..»
Над нами — шквал, — он застонал —И в нем осколок остывал, —И на вопрос его ответить я не смог.Он в землю лег — за пять шагов,За пять ночей и за пять снов —Лицом на запад и ногами на восток.
1971