Александр Поуп - Опыт о человеке
Наш космос — точка, наше время — миг.
Не все ли совершенному равно,
Где и когда мелькнуть ему дано?
Благословенный, ты благословен,
И для тебя не будет перемен.
III. Нам не подняться к вечным письменам,
Открыто лишь сегодняшнее нам.
Для духов, для людей и для скотов
Неведенье — не лучший ли покров?
На пастбище как превозмог бы дрожь
Ягненок, зная, что такое нож?
Но прыгает ягненок на лугу
И лижет руку злейшему врагу,
Не ведая грядущего, мы сами
Живем, подвигнутые небесами;
Так видит Бог игру Вселенной всей,
Где обречен герой и воробей,
Где в эфемерном бытии своем
Мир лопается мыльным пузырем.
Так уповай на жизненном пути,
Жди смерти и смиренно Бога чти.
Блаженство нас неведомое ждет,
А здесь к нему надежда нас ведет.
Надежда в нашем сердце, как звезда;
Благословенье в будущем всегда,
На родину в томлении спеша,
Иную жизнь предчувствует душа.
Индеец бедный Бога в облаках
Находит и в чуть слышных ветерках;
Он гордою наукой не прельщен,
Блужданьем неземным не совращен;
Однако же знаком он с небесами,
Которые за ближними лесами;
Отрадный мир без горя и тревог,
Какой-нибудь счастливый островок,
Где скромный рай рабам усталым дан,
Где не грозит им алчность христиан;
Индейцу ангельских не надо крыл,
Остаться хочет он таким, как был,
Но верит, что возьмет на небеса
Он своего охотничьего пса.
IV. Что ж, на весах рассудка взвесив суть,
Попробуй Провиденье упрекнуть!
Скажи попробуй, чем ты обделен,
Пресыщен кто, а кто не утолен;
Несчастным человечество назвав,
Попробуй доказать, что Бог не прав;
Мол, смертен человек, убог и плох,
Как будто им пренебрегает Бог;
И ты, ничтожный, судишь Божество,
Весы и скипетр вырвав у него?
Мы гордостью рассудочной грешим
И к совершенству горнему спешим.
Хотели бы мы ангелами стать,
И в боги метит ангельская рать,
Но ангелы мятежные в аду,
А человеки буйствуют в бреду;
Кто извращать всемирный строй дерзнул,
Тот на Первопричину посягнул.
V. Зачем земля, зачем сиянье дня?
Мнит гордость: "Это только для меня.
Природа для меня — источник благ,
Цветок мне предназначен, как и злак;
Лишь для меня благоуханье роз
И ежегодный ток тяжелых лоз;
Принадлежит мне в мире каждый клад,
Все родники здггровье мне сулят;
Земля — мое подножье, а навес
Над головой моею — свод небес".
Но разве же природа нас хранит,
Когда нас беспощадный зной казнит?
Зачем землетрясения тогда
В могилы превращают города?
"Нет, — сказано, — Первопричина в том,
Что суть законы общие в простом
И значит, исключенья не навек.
Что совершенно?" Скажешь: человек?
Но если все на свете ради нас,
Природа, как и мы, грешит подчас;
Порой над нами хмурится лазурь,
А разве в сердце не бывает бурь?
И наша мудрость вечная нужна,
Чтобы настала вечная весна.
Быть может, и мятежник, и тиран,
Как и чума, в небесный входят план?
Кто это знает? Разве только тот,
Кто молниями хлещет небосвод,
Кто честолюбье в Цезаря вселил,
Кто юного Амона распалил.
Влечет нас гордость в пагубную даль,
Природу сопоставив и мораль,
Но небеса судить нам не к лицу.
Не лучше ли нам ввериться Творцу?
Быть может, обитатели земли
Гармонию во всем бы предпочли,
Чтоб не было неистовых гостей,
Ни гроз, ни бурь, ни вихрей, ни страстей;
Нам от стихий, однако, не отпасть,
И стало быть, стихия жизни — страсть;
И значит, над стихийною игрой
В нас и в природе тот же самый строй.
VI. А человека мучит грешный пыл,
Так что взыскует ангельских он крыл
И мнит притом, что обрести не грех
Воловью силу и медвежий мех,
Но если твари только для него,
Зачем ему чужое естество?
Природа, никому не сделав зла,
Всем члены сообразные дала,
И в этой соразмерности простой
Кто силой наделен, кто быстротой,
Все так разумно распределено,
Что прибавлять и убавлять грешно.
Доволен зверь, доволен червячок;
Неужто лишь к тебе Господь жесток
И ты один, разумный, уязвлен,
Лишен всего, коль всем не наделен?
Но человек бы лучше преуспел,
Когда бы помнил здешний свой удел
И продолжал бы свой привычный путь,
На большее не смея посягнуть;
Ты хочешь вместо глаза микроскоп?
Но ты же не комар и не микроб.
Зачем смотреть нам, посудите сами,
На тлю, пренебрегая небесами,
И от прикосновения дрожать,
Когда пушинка может угрожать,
И умирать от ароматных мук,
Когда для мозга запах роз — недуг?
Когда бы оглушала, например,
Тебя природа музыкою сфер,
Ты слышал бы журчанье ручейка
И мимолетный лепет ветерка?
Кто, праведное небо похулив,
Сказал бы, что Господь несправедлив?
VII. Одарены творенья не равно:
Чем выше тварь, тем больше ей дано.
Как человек могуч и величав
В сравненье с тьмой созданий в царстве трав;
Глаза крота покрыты пеленой,
Для зоркой рыси свет всегда дневной;
У львицы и собаки разный нюх,
И с чутким не сравнится тот, кто глух;
Попробуй-ка безгласных рыб сравни
С тем, кто щебечет в солнечные дни!
Ты видишь, как тонка паучья нить;
Подобных фибр нельзя не оценить.
Из ядовитых трав дано пчеле
Извлечь нектар, сладчайший на земле.
А как инстинкт различен в кабане
И в силаче понятливом — слоне!
Инстинкт и разум! Как тонка стена
Меж ними, но она всегда прочна.
И память с помышленьем заодно,
Но чувство с разумом разлучено.
Как будто бы союз необходим,
Но как соединить одно с другим?
И разве мог бы ты без точных мер
Стать властелином столь различных сфер?
Не ты ли обладатель многих сил,
Которые лишь разум твой вместил?
VIII. Ты видишь, в почве, в воздухе, в воде
Ожить спешит материя везде,
Жизнь рвется ввысь, ее создатель щедр,
Хватает жизни для высот и недр.
О, цепь существ! Бог — первое звено,
Над нами духи, ниже нас полно
Птиц, рыб, скотов и тех, кто мельче блох,
Тех, кто незрим; начало цепи — Бог,
Конец — ничто; нас к высшему влечет,
А низших к нам, вот правильный расчет.
Одну ступень творения разрушь -
И все падет, вплоть до бессмертных душ;
Хоть пятое, хоть сотое звено
Изъяв, ты цепь разрушишь все равно.
Ясна простая истина как день:
Необходима каждая ступень;
Когда повреждена одна из них,
Не устоять системе остальных.
Когда бы начала земля блуждать,
Себя бы не заставил хаос ждать.
Без ангелов сместился бы эфир
И мог бы мир обрушиться на мир;
Тогда бы небесам грозил урон
И был бы поколеблен Божий трон;
Не для тебя же строй нарушить сей,
Безбожник, червь жалчайший из червей!
IX. Что, если вдруг в гордыне роковой
Стать пожелает пятка головой?
А вдруг по произволу своему
Служить не станет голова уму?
Как если бы взбесился каждый член,
Желая в целом теле перемен,
Безумие — порядок отвергать
И на верховный разум посягать.
Как целость мировая хороша,
Чье тело — вся природа, Бог — душа,
Бог неизменен в ходе перемен,
Велик в нетленном, как и там, где тлен;
Жар солнечный и свежесть ветерка,
Сиянье звезд и нежный дух цветка,
Живит он жизнь присутствием своим,
Он вездесущ, однако неделим;
Он в ликованье нашем и в тоске;
Он, совершенный, в каждом волоске;
Он, совершенный, в ропоте дурном
И в ангельском восторге неземном;
Ты для него не мал и не велик;
Он связь, рав_е_нство, целостность, родник.
X. Так воли не давай наветам злым:
Не наше ли блаженство мы хулим?
Не только зренье, также слепота
Дарована бывает неспроста,
Смирись, когда на жизненном пути
Нельзя блаженства большего снести,
Когда хранит благая сила нас
И в час рожденья, и в последний час.
Заключено в природе мастерство,
Хоть неспособен ты постичь его.
В разладе лад, не явленный земле;
Всемирное добро в частичном зле,
Так покорись, воздай творенью честь:
Поистине _все хорошо, что есть_.
СОДЕРЖАНИЕ ВТОРОЙ ЭПИСТОЛЫ
О ПРИРОДЕ И СОСТОЯНИИ ЧЕЛОВЕКА ПО ОТНОШЕНИЮ
К СОБСТВЕННОЙ ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ
I. Назначение человека не в том, чтобы любопытствовать о Боге, а в том,
чтобы постигать самого себя. Промежуточное положение человека, его мощь и
