Владимир Маяковский - Про это
II
НОЧЬ ПОД РОЖДЕСТВО
Фантастическая реальность
Бегут берега — за видом вид.Подо мной — подушка-лед.Ветром ладожским гребень завит.Летит льдышка-плот.Спасите! — сигналю ракетой слов.Падаю, качкой добитый.Речка кончилась — море росло.Океан — большой до обиды.Спасите! Спасите!.. Сто раз подрядреву батареей пушечной.Внизу подо мной растет квадрат,остров растет подушечный.Замирает, замирает, замирает гул.Глуше, глуше, глуше…Никаких морей. Я — на снегу.Кругом — вёрсты суши.Суша — слово. Снегами мокра.Подкинут метельной банде я.Что за земля? Какой это край?Грен- лап- люб-ландия?
Боль были
Из облака вызрела лунная дынка,стену́ постепенно в тени оттеня.Парк Петровский. Бегу. Ходынказа мной. Впереди Тверской простыня.А-у-у-у! К Садовой аж выкинул «у»!Оглоблей или машиной,но только мордой аршин в снегу.Пулей слова матершины.«От нэпа ослеп?!Для чего глаза впря́жены?!Эй, ты! Мать твою разнэп!Ряженый!»Ах! Да ведья медведь.Недоразуменье! Надо — прохожим,что я не медведь, только вышел похожим.
Спаситель
Вон от заставы идет человечек.За шагом шаг вырастает короткий.Луна голову вправила в венчик.Я уговорю, чтоб сейчас же, чтоб в лодке.Это — спаситель! Вид Иисуса.Спокойный и добрый, венчанный в луне.Он ближе. Лицо молодое безусо.Совсем не Исус. Нежней. Юней.Он ближе стал, он стал комсомольцем.Без шапки и шубы. Обмотки и френч.То сложит руки, будто молится.То машет, будто на митинге речь.Вата снег. Мальчишка шел по вате.Вата в золоте — чего уж пошловатей?!Но такая грусть, что стой и грустью ранься!Расплывайся в процыганенном романсе.
Романс
Мальчик шел, в закат глаза уставя.Был закат непревзойдимо желт.Даже снег желтел к Тверской заставе.Ничего не видя, мальчик шел.Шел,вдругвстал.В шелкруксталь.С час закат смотрел, глаза уставя,за мальчишкой легшую кайму.Снег, хрустя, разламывал суставы.Для чего? Зачем? Кому?Был вором-ветром мальчишка обыскан.Попала ветру мальчишки записка.Стал ветер Петровскому парку звонить:— Прощайте… Кончаю… Прошу не винить…
Ничего не поделаешь
До чего жна меня похож!Ужас. Но надо ж! Дернулся к луже.Залитую курточку стягивать стал.Ну что ж, товарищ! Тому еще хуже —семь лет он вот в это же смотрит с моста.Напялил еле — другого калибра.Никак не намылишься — зубы стучат.Шерстищу с лапищ и с мордищи выбрил.Гляделся в льдину… бритвой луча…Почти, почти такой же самый.Бегу. Мозги шевелят адресами.Во-первых, на Пресню, туда, по задворкам.Тянет инстинктом семейная норка.За мной всероссийские, теряясь точкой,сын за сыном, дочка за дочкой.
Всехные родители
— Володя! На Рождество!Вот радость! Радость-то во!.. —Прихожая тьма. Электричество комната.Сразу — наискось лица родни.— Володя! Господи! Что это? В чем это?Ты в красном весь. Покажи воротник!— Не важно, мама, дома вымою.Теперь у меня раздолье — вода.Не в этом дело. Родные! Любимые!Ведь вы меня любите? Любите? Да?Так слушайте ж! Тетя! Сестры! Мама!Туши́те елку! Заприте дом!Я вас поведу… вы пойдете… Мы прямо…сейчас же… все возьмем и пойдем.Не бойтесь — это совсем недалёко —600 с небольшим этих крохотных верст.Мы будем там во мгновение ока.Он ждет. Мы вылезем прямо на мост.— Володя, родной, успокойся! — Но я имна этот семейственный писк голосков:— Так что ж?! Любовь заменяете чаем?Любовь заменяете штопкой носков?
Путешествие с мамой
Не вы — не мама Альсандра Альсеевна.Вселенная вся семьею засеяна.Смотрите, мачт корабельных щетина —в Германию врезался Одера клин.Слезайте, мама, уже мы в Штеттине.Сейчас, мама, несемся в Берлин.Сейчас летите, мотором урча, вы:Париж, Америка, Бруклинский мост,Сахара, и здесь с негритоской курчавойлакает семейкой чаи́ негритос.Сомнете периной и волю и камень.Коммуна — и то завернется комом.Столетия жили своими домкамии нынче зажили своим домкомом!Октябрь прогремел, карающий, судный.Вы под его огнепёрым крыломрасставились, разложили посудины.Паучьих волос не расчешешь колом.Исчезни, дом, родимое место!Прощайте! — Отбросил ступе́ней последок.— Какое тому поможет семейство?!Любовь цыплячья! Любвишка наседок!
Пресненские миражи
