И повсюду космос. Избранные стихотворения и поэмы - Виктор Александрович Соснора

2. «Как баржу…»

Как баржу

    загромождает шихта,

       так хибару мою

          загромоздили дощатые вещи.

Абажур,

    как оранжевый колокол,

       оголтело гудёт, созывая мысли на вече.

Абажур все гудёт и гудёт,

    и выравнивает мысли,

       как фланги.

Я брожу,

    я пишу – я пашу – идиот! —

       а слова все равно

          точно белые флаги.

Я порву,

    я порву эти белые флаги,

       лощеные флаги,

          вощенные ложью.

Я реву,

    я реву, будто белый медведь,

       я царапаю окна,

          только знаю:

даже форточку приоткрыть невозможно.

До конца вытирать

    голубые плевки

       тварей товарных…

Вечера!

    Беспросветное звяканье звуков трамвайных.

Вечера…

    За стеной горлопанят

       о детстве счастливом

          соседские Геки и Чуки.

Всплеск пера,

    всплеск пера в бутылке чернил,

как последний восплеск

    заспиннингованной щуки.

3. «Поэты создают портреты…»

Поэты создают портреты

всех прототипов новой эры.

Но кто поверит в те портреты,

в них прототипы-то не верят.

Дудя в фанерные фанфары

во имя эры оптимизмов,

мы знаем – не звучат фанфары,

но все же верим в оптимизм.

Среди колбасников, колбасниц,

среди кабатчиков, кабатчиц,

мы, одинокие, как башни,

а все же – гордые, как башни.

А чем гордиться?

          Городами,

сожравшими все сухожилья?

Карданным валом?

            Коротаньем

в полупубличных общежитьях?

Домашней ярью?

          Будто ярость —

для авторучек труд почетный.

Живем,

    двуличные, как Янус,

а боль гудит —

во все печенки.

Мы сладко ластимся к маститым

и у тисков слесарных пляшем.

Днем

   хохоча оптимистично,

мы ночью

тихо-тихо плачем.

Мы плачем горько и забавно,

биясь о стенку белым лбом.

Судьбу —

      любыми бы судьбами —

добыть!

     На поприще любом!

Попроще поприща колбасниц!

Своло́чь все звоны, все лучи!

Мы, одинокие, как башни,

Гордимся, сволочи,

            молчим.

4. «Чем кичишься…»

Чем кичишься?

Что податлив?

Не бодаюсь?

Как резина?

Что любой мятеж подавлен

будет с помощью мизинца

твоего?

Что согнут вдвое?

Что расплющен?

Бит, как числа?

Что тобой владею в доле

с кем-то пятым?

Чем кичишься?

Телефонная наседка

в обиходном оперенье.

Тело форума – на сено!

Справочник для поперечных!

Да прости мою незрячесть,

неразборчивость, неточность,

ты, ходячая невзрачность,

нечто

изо всех ничтожеств!

Будет!

Ни звонков,

ни права,

даже права на конверт!

* * *

Телефон-то что! – исправен.

И открыток нет и нет.

«И все озера красные…»

И все озера красные,

и все тропинки синие.

Три сосенки – три грации,

что три казанских сироты.

А мы с тобой

        за пунктами

совсем не населенными,

а мы с тобой

        запутались

в трех соснах.

        Посередке.

А солнце так расщедрилось —

сверкает, как на выставке.

А нет

    и нет решения:

что выбрать нам?

          как выбраться?

Я знаю: будет радостно,

дожди пойдут, как конница,

замашут вербы рациями

белыми.

     Какое там!

Уже давно проверено:

при самом теплом зареве,

при самом ярком ветре мы

запутаемся заново!

Два сентября и один февраль

1

Я семь светильников зажег.

Я семь настольных ламп зажег.

Я семь стеклянных белых ламп

зажег и в стол убрал.

Я календарь с него убрал,

когда газетой накрывал,

потом чернильницу умыл,

наполнил целую чернил

и окунул перо.

2

Я окунул неглубоко

но вынул —

        вспомнил, что забыл

бумагу в ящике стола.

Достал бумажный лист.

Лист – отглянцованный металл,

металл – пергамент.

            Я достал

по контуру и белизне

такой же точно лист.

3

Листы форматны —

            двойники,

вмурованы в них тайники,

как приспособленные лгать,

так искренность слагать.

Я окунул перо.

         Пора

слагать!

     Но вспомнил, что февраль,

за стеклами окна февраль.

Вечерний снегопад.

4

Мое окно у фонаря.

Снежинки, будто волоски,

опутали воротники

двух девичьих фигур.

Фигуры женщин февраля

и белозубы и близки.

Поблескивает скользкий ворс

их грубошерстных шкур.

5

Курили девочки…

          Они

вечерние, как две свечи.

Их лица – лица-огоньки

у елочных свечей.

Ты, вечер снега!

          Волшебство!

Ты, ожидание его,

активного, как прототип

мифической любви.

6

Но ожидаемый – двойник

тех мифов.

      Беспардонно дни

откроют хилое лицо

великих двойников.

Фонарь, ты – белка.

            Ты, обман,

вращай электроколесо!

Приятельницы – двойники,

окуривайте снег!

7

Я занавеску опустил.

Отполированный листок

настольной лампой осветил.

Я глубже сел за стол.

Я глубже окунул перо,

подался корпусом вперед…

но вспомнил… осень:

            о себе

особый эпизод.

8

Стояла осень.

        О сентябрь!

Медовый месяц мой, сентябрь!

Тропинка ленточкой свинца

опутывала