Алексей Недогонов - Дорога моей земли
1947 г.
Байдарочка
Лодочка-байдарочкастрелой летит;в лодочке той парочкагребцов сидит.
Звезды, как фонарики,в воде горят:на родной Москва-рекецветной наряд.
Лодочка-байдарочкачуть-чуть скользит,в лодочке той парочкагребцов сидит.
Легкое движениечуть-чуть вперед:волею теченияее несет.
Не скользит байдарочка —чуть-чуть волна:в лодочке той парочка,а тень — одна.
Слушайте, товарочки,откроюсь я:то была в байдарочкес любимым я!
1947 г.
Вдоль реки Оки
Шутка
Дуют-веют на свободеве-тер-ки.Едет парень на подводевдоль реки Оки.
Видит парень — в отдаленьепе-ше-ход:в то же самое селеньепочтальон идет.
Бьет возница два поклона, —что за честь?Парень рядом почтальонаприглашает сесть.
Дуют-веют на свободеве-тер-ки.Едут, едут на подводедвое вдоль реки.
Едут с песней мимо клена:«…Сад — мой сад!»Атакует почтальона новый адресат.
Взором ласковым балуя,в свой кол-хозза два с лишним поцелуяпочту он привез.
1947 г.
Мороз
Пришел мороз в мохнатой шубеи, крякнув, взялся за дубок.Переломил. Измерив глубии убедившись, что глубокстуденый Дон, он с диким рвеньемволну с волною так роднил,что их при взлетедуновеньемпронизывал и леденил.
Всю ночь, как рыба, Дон метался.К утру его сковали льды.Посередине все ж осталсялоскут синеющей воды.
Бежали к Дону казачата,мороз встречал их на пути:— Лед тонок, детки, рановато! —и не давал вперед пройти:
то схватит за уши,то щекиколючим холодом обдаст(он четверть неба на востокекармином выкрасить горазд).
Весь день он чем-нибудьда занят:то ивняком стрельнет в бору,то в палисадах партизанитпо всей станице ввечеру…
Так в окнах день за днем мигал он,шел синим светом в высоту,и у колодцев воздвигал онволшебных замков красоту.
Но март запел свежо и звонко.А он, морозец, всем назло,последний раз нажал —и тонков светелке треснуло стекло.
А утром видели мы сами,как захмелевши от побед,под ветровыми парусамивесна гналась за ним вослед!
1947 г.
Камень
Водою горной камень точится,потом в пылинку превращается;ему лететь, как прежде, хочется:он снова к звездам возвращается.
Он старца астронома радуетнесмелой искрой появленияи снова метеором падает,след оставляя на мгновение.
Планет извечное отчаянье —в могучих линзах отражение:какое долгое молчание,какое светлое падение!
1947 г.
Голубь
Над зданием посольстваплещет флаг.Ему ветра Замоскворечья внемлют.
Тревожен греческий архипелаг.Британский сумрак Турцию объемлет.Солдат имперский —не в краю родном —в Босфоре воду мира пьет из фляги.
В посольстве люди спят вчерашним сном:косые шрамы залегли на флаге.Московский клен шумит перед окном.
Рассветом обрамленная стена,заря над всей Москвой(убей ее, попробуй!).Перед резьбой посольского окнасидит он —красноклювый, крутозобый, —глядит в квадрат стеклянно-голубой,довольный голубиною судьбиной:любуется как будто не собой,а совестью своею голубиной.
Бог весть, откуда в этот сад гоним,он помнит все:и свет и мир полночный.В окно следила девочка за ним,облокотись на подоконник прочный.Кремлевская заря взлетела на карниз,как та, что в будущемкоснется крыш Каира.Девчонка думала:«Вот — пидж оф пиис,по-русски это значит — голубь мира.Поэтому в Москве — покой и тишина…»
Наивная, она совсем не знала,что это голубь Кольки Шамшина —парнишки из соседнего квартала.
1947 г.
Роса благословения
Две войны я протопал в пехотепод началом твоим, Аполлон.Я изведал атаки в болоте,и кровавые нары в санроте,и мучительной музы полон.
Не пришлось мне о пулю споткнуться.Видно, писано мне на роду —дважды выжитьи дважды вернутьсяпод свою молодую звезду.
Я, умытый росой спозаранку,музе гнева не ставлю в вину,что рубаху надел наизнанкуперед тем, как идти на войну.
1947 г.
«Представь — я солнце атомом взорву…»
Представь — я солнце атомом взорвупо ходу стихотворного сюжета:оно, гудя, осыплется в травубильоном древних звезд — слезами света.
И ляжет вечным мраком на землепогибнувшее в вымысле светило…Но я найду тебя в кромешной мгле:твоя любовь при жизни мне светила.
1948 г.
Долг
Я не помню детской колыбели.Кажется:я просто утром встали, накинув бурку из метели,по большой дороге зашагал.
Как я мог пройти такие дали?Увеличь стократно все пути!Где я был?В газетах не писали.Где я шел?По звездам не найти.
Только очень помнится,что где-топод Мадридом,непогодь кляня,у артиллерийского лафетавстал пушкарь, похожий на меня.
А потом на финском,в штурмовыеночи, под раскатами огня(зимними глазами на Россию)пал стрелок, похожий на меня.
И еще я помню, помню внятно:над бессмертьем друга своегос ротою салютовал трикратноя,лицом похожий на него.
Ангелы спасенья не виталинадо мною на Большой войне:силы Родины меня питали —талисман возмездьябыл при мне.
Где сейчас я?Не ищи на карте…Только люди говорят, что яв Греции,в Чандуи в Джокьякартев дьвола стреляю из ружья!
Если верить людям в их святуюпроповедь,то на любом ветрудо ста лет, наверно, проживу я,коль своею смертью не умру.
1948 г.
Послание британскому капралу
Томми!Капрал сухопутных войск!Я слышал, мечтаете выГайд-парком назватьСокольники —березовый парк Москвы?
Чтоб слушать русские песнинаших русских девчат?
Простите, Томми,в московском домеони не для вас звучат!
И как бы вы ни мечталиустроить себе уют,напомним, что без пропискив Москве у нас не живут.
И если вас все-таки гложетпо нашей песне тоска, —мэд ин Инглянд такой, как вы,видно издалека.
Вот я бы хотел вам напомнитьпесню недавних дат,песню, с которой в битвушел советский солдат.
Мы ее пели четыре годав бою под ротным свисткомне соловьиным клювом —четырехгранным штыком.
Пели ее при любой погоде —в своих и чужих лесах —ртами семидюймовок,моторами в небесах,
пушкой прямой наводки,бомбамис высоты,танковой колесницей,летящейчерез мосты!
И знаем, за Эльбой где-тогневный голос басилнаших победоносныхВооруженных Сил.
В такую песню вместилосьбессмертных мильон легенд!Видимо, с удивленьемвнимал ей ваш континент?
Слышите, Томми! Еслив Греции вы сейчасс винтовкою Бирмингамаглядите в бинокль на нас, —что ж, выжидайте известный срок…
Но я бы хотел, чтоб выписьмо переслали своей невестес такой припиской Москвы:
«Я, гражданин Советской России,в Саксонии побывал.В скорбном доме жены фашистас ротою ночевал.
Я битый час разговаривал с нею,спросите ее, вдову:она, как и вы, о Москве мечтала,муж еешел на Москву.
В степи под Можайском его могила:черви по рукавам…»
Слышите, Томми!Вдова фашистане завидует вам!
Сообщите об этом леди —она вас поймет вполне…Гут бай!Пишите:СОВЕТСКИЙ СОЮЗ.МОСКВА.МНЕ.
Март 1948 г.