Николай Алл - Русская поэзия Китая: Антология

ДЫМНЫЙ СЛЕД

Да, ты прав. Мы в тумане, мы не знаем, не верим…Догорают пожары. Искры гаснут. Темно.Мы привыкли с тобой к ежедневным потерям.Нам с тобой — все равно!

Наш кошмар неизменен: за уступом — уступы,Уходящие в сумрак, и по ним мы идем.Каждый шаг окровавлен. Эти бледные трупы,Может быть, — чернозем.

«Быть ступенью для многих»… Даже в прежнем, любимом,Мы не ищем защиты. Искры гаснут. Темно.Мы с родимых пожарищ, мы пропитаны дымом…Нам с тобой — все равно!

В КИТАЙСКОМ ПАВИЛЬОНЕ

Полюбил ее бродяга и повеса,Дом которого — «Земля под небесами»…Ах, «Колокольчики» — маленькая принцессаС такими суженными азиатскими глазами!

Принцесса «Колокольчики» — еще совсем ребенок,Ей не исполнилось четырнадцати весен,И для нее, как говорит поэт: «Звонок Ветер,перебирающий струны сосен».

Гадает месяц в воде отражением,Говорят о счастье храмовой завесы складки:Для принцессы «Колокольчики» — все полно значеньемКакой-то жуткой и радостной загадки.

Как ребенка, но страстно и грубоПринцессу «Колокольчики» берет на колениИ терзает поцелуем губы МаркоПоло — искатель приключений.

Сын расы — новой и полнокровной,Не дающий, но взять всегда готовый, —Для него столетья поступью ровнойНе проходят: «День его — день новый»…

Смуглую грудь прикрывает она руками,Но разве оттолкнуть его — в ее власти?…И на Марко Поло глядят суженными глазамиТысячелетья и провалы иной страсти.

ГОБИЙСКИЕ ПЕСКИ

Все это началось не нами,И людей прошло — тьма тем…Что делать с мускулистыми руками,С косматым сердцем — все тем же и не тем?

Пусты проходят в мелкой радости и злобеДни наши, пустотой звеня:Не раз пересек я — свою Гоби,И гобийский песок изранил меня.

О, пращур мой, с топором кремневым!Твой зычный голос в веках не смолк,И во мне — современном и новом, —Такой же притаился волк.

Хотел бы я любить иначе,Но любовь жжет первобытным огнем.И если ты не только зрячий,Но и сильный — погибнешь в нем.

Прикрывайтесь лживыми словами,Говорите о том, чего нет.Но знайте, начался не намиВ песках, — тысячелетний след!

ПРОСТЫЕ СТРОКИ

Я тело в кресло уроню,Я свет руками заслонюИ буду плакать долго, долго.

О, да, я знаю, получив ответ,Прочту, подумаю: «Вы правы».И все ж мне будет даже Ваше «нет»Дороже «родины и славы».

Так ослепителен, так белЦветущий снег акаций… Им усеянНаш дикий сад. И потому я смелИ, как сказали Вы, «рассеян».

Для тех, кто спит, — нисходит сонИ тишина на крыльях звездной ночи.Сквозь предрассветный легкий звонЯ слышу: «Дни чем ближе, тем короче».

«Любовь — как ночью вдалекеОгни судов, мелькнувших ало…»…Сжав Ваши пальчики в руке,сказать о ней Вам тихо и устало…

…Дорогу, зной, безумно яркий светИ звон цепей (Сомненья? Долга?)И я, и Вы, сказавшая мне «нет»,Мы — будем помнить долго, долго…

ЗВЕЗДОНОСЕЦ

Парад на экране

Ты живешь и кажешься даже сытым,У тебя такие же, как у нас были, винтовка и штык,И не словам, от употребления избитым,Прервать твой звериный зык.

В странное мы живем время,И многое суждено нам увидеть наяву.В тучную землю бросили семяПроклятые буквы «Гэ-пэ-у».

Одинаково — злодея и праведника венчаютТопор гильотины или пламя на костре…Воскресенья мертвых чаю И о Суде думаю на заре.

Но можешь ли ты есть, когда голодают дети?Когда у них нет ничего, кроме нор?Ты, обшаривающий клетиВ доме собственном, — вор.

Иностранцам для доказательства теоремыНеобходима узость глаз твоих и ширина скул…Звезды. Коммунистические шлемы.От солдатских ног — миллионный гул.

ГЕОРГИЙ ГРАНИН

ДАНТОН

Лариссе Андерсен

Жизнь швырятьВСумасшедшем азарте.Гильотинным заревомЗаливать крышиРаздираемогоНа тысячи партийРеволюционного Парижа.Воскрешать легендыО диких гуннах.Создавать своиВековые легенды.ПотрясатьОборванцевНа старых трибунах.ПотрясатьМеднолобыхЧленов Конвента.Напоминать циклопических великанов.Возвышать на бульварахЗаросшее темяИОднажды,Разом,Сорваться,КанувПрямо в какую-тоТихую темень.Прямо туда,Где мечтают пяльцы,Где думают предки на старых картонах.Где будутХоленыеНежныеПальцыРаспутывать космыБродяги Дантона.И думать:Ничто без тебяНе стронется.Никто такого рыкаТолпеНе сможет дать.Потому что —Раз ДантонИдет к любовнице,Революция можетПодождать.И однажды,Проснувшись,Увидеть,Что сероПарижское утроИ не на чтоБольше надеяться.Потому чтоВ дверяхС приказомРобеспьераСтоятНациональные гвардейцы.И однаждыВзглянутьНа знакомую площадьС загудевшимИ сразуЗатихнувшим шумом,И подумать, чтоЖизньЭто, в сущности, —Проще,Чем об этомПринято думать,И,Увидевши смертьНеприкрашенной,Голой,Бросить глоткойВ векаНесравненно простое:— Робеспьер.Покажи народуМою голову.Клянусь.Она!           Этого!                             Стоит!

РОССИЯ

А вдруг и — вправду была Россия,Россия: пламя, вихрь, огонь!Обожженных степей парусина,Табунов длинногривых разгон?

А вдруг и тлел в сумасшедшем утреПригреваемый пласт реки?Полыни горьковатые кудри?Ошарашенных ветл парики?

А — вдруг и было золото звонов,Когда колыхалась рожь.Тайга Сибири, Байкал бездонныйИ вправду был чудно хорош?

А если были и впрямь озера,Реки, что краше в свете нет,Моря, березы, опушки бора,Заплетенные в лунный свет?

А — вдруг и правда были черешни,Журавлей треугольный лет.Песни. Бурливо стронутый вешнийБултыхающий звонко лед?

А — вдруг?.. Нет. Молчи, молчи. Не надо.Ты слышишь — так не может быть.Почему же тогда мои серенадыПечали — не кличи борьбы?

Почему же тогда, словно моллюска,Я ношу заклепанный шлем?Отчего тогда о жизни русскойНе пишу великих поэм?

Но если вправду была РоссияВ пшенице, во ржи и в овсе,Ведь тогда ж мы семья, мы — родные —Родные — ты слышишь ли — все!

«Где-то там кудрявой пеной вьется…»