«Может, я не доживу…» - Геннадий Фёдорович Шпаликов
Он на улице – зато я посмеюсь!
Раз, простуженный, пошел он в магазин
Мне для ужина купить лососин.
Раз чихнул он в магазине – и привет!
Магазина лососины больше нет!
…И по крыше вслед за Дашей
Слон идет, ушами машет!
Самый зимний в целом мире
Слон по имени Порфирий!
Познакомьтесь – это Проша,
Это папа, это лошадь,
Это наш ученый кот
В кепке задом наперед.
Это, Проша, воробей,
Имя вспомнить – хоть убей!
«Прохор, – Даша говорит, —
По-индусски говорит».
Кот расправил длинный ус —
И спросил:
«Значит, Проша, вы индус?
Гран мерси!»
Даша кепочку поправила коту —
«Помолчал бы ты, а то – переведу!
В снег, в порошу улетает дирижабль!
Только Прошу вы не смейте обижать!
Проша, Проша – что с тобой? Не реветь!
Будь хорошим! Ты же слон – не медведь!»
Оказалась скатерть кстати —
Проше вытерла глаза,
А у Проши ровно в скатерть
Помещается слеза.
Но тут появляется летчик,
И летчику не до примочек.
«Где тут гражданка певица,
Которую ждет заграница?
А все посторонние лица
Прошу поскорей удалиться!»
Отдает он Даше честь:
«Вещи здесь?»
«На дорогу бы присесть…
Время есть…
Дирижабль это мой,
А не ваш,
Я пришла к себе домой —
Ну-ка, марш!»
Отослала Даша летчика назад
Проверять у дирижабля тормоза,
А сама посмотрела на Прошу:
«Ах, прощай, мой любимый, хороший! —
И добавила строго: – Порфирий!
Не твори беспорядка в квартире!
И не топай – на восьмом этаже!
Ты в Европе, а не в Индии уже!
А то скоро прилечу-прилечу
И такое закачу-закачу!
ЗА-КА-ЧА-ЕШЬ-СЯ!»
И – улетела!
Стихи 7 октября
I
Почему и во всем непременно
Мне охота себе объяснить
И осенней воды перемену,
И осоки железную нить?
По ту сторону речки, над лесом
Появилась во мне и сама
Мелочами своими воскресла
Незабвенная эта зима…
II
На ледяной реке —
Следы, дымы и звуки,
И варежка в руке —
Предчувствием разлуки.
А солнце в январе —
Из-за того же леса.
А я на лед смотрел —
Мне это интересно.
После просмотра «Детей райка»[19] – осенью 1973 года
Даше
Чего-то плакать стал в кино,
Хотя кино не те,
Но хорошо – пока темно —
Не видно в темноте
Ни мокрых глаз или ладонь,
Прижатую слегка,
За все страданья примадонн
Родных «Детей райка».
Там и потеря, и тоска.
Потери – через раз.
И заработок из-за куска,
И от куска отказ.
Неразделенная любовь,
И разделенной свет,
И столкновенье чуждых лбов —
Чего там только нет.
Бездомность, блеск и нищета.
Невесел и конец,
Когда понятна вся тщета
Двух любящих сердец.
Но из Повторного кино
К Никитской выходить.
Кому перо, кому станок,
Кому портвейн пить.
Но на Никитской, у кино,
Я видел то молчанье —
И астроном, и агроном —
Как бы однополчане.
Даше
Глаза мои опухали,
Ресницы машут лопухами,
Одна ресница как лопух,
Другая – веточкой еловой —
По девочке светлоголовой
Слезой падет на летний луг.
А людям – пожимать плечами,
С чего же так орать ночами,
Как морж или медведь,
С чего же все на свете путать,
Котенка под рубахой кутать,
Штанов, по сути, не иметь.
Жить обреченным явно на смех,
А между тем спокойно, насмерть,
Блевотиной освободя,
Жить для себя.
Качайся в смехе, покачайся,
Но ты особо не печалься,
Сегодня – точно не помру.
Я комнату спокойно отопру,
Ботинки в сторону отброшу,
Чернил налью в твою галошу,
Рукою об руку потру.
«Прощай, мое сокровище…»
Прощай, мое сокровище, —
Нелепые слова,
Но как от них укроешься —
Кружится голова.
И мартовская талость
Бросается и рвет.
Мне докружить осталось
Последний поворот.
«Жили-были волки…»
Жили-были волки
У зеленой елки,
Прятались под ветками
Со своими детками.
Елку срубили,
Волков не спросили,
Потому что волки
Проживут без елки.
Колыбельная
Спят в диване валенки
И галоши спят.
Ты усни, мой маленький
Бледнолицый брат.
Сном объяты площади,
Летний сад молчит,
И на медной лошади
Медный всадник спит.
«Не прикидываясь, а прикидывая…»
Не прикидываясь, а прикидывая,
Не прикидывая ничего,
Покидаю вас и покидываю,
Дорогие мои, всего!
Все прощание – в одиночку,
Напоследок – не верещать.
Завещаю вам только дочку —
Больше нечего завещать.
Я шагаю по Москве
Сценарий
С земли всегда завидуешь пролетающим над тобой, и тем, кто улетает, тоже завидуешь, и почему-то с большим
