Предисловие к Мирозданию - Саша Немировский
где нет течений,
где оно прогрето,
чтобы легко суметь на берег выйти
вскоре.
Из пены тело ткать – пристало Афродите,
она тем занималась, как я помню —
трактат в архивах где-то.
Ты тоже, прикрывая кожу,
сначала в волосы закроешься,
потом одежду купишь
иль так возьмёшь в подарок от прохожих.
Назад вернешься к нам
на свет-маяк от Загадора.
А если нужно будет новым штаммом,
другой мутацией
подправить наш проект – то снова вниз.
Исабель:
Как скоро
мне в дорогу, Малколам?
И есть ли время собираться?
Малколам:
Как можно раньше, в этом-то весь смысл.
Уже давно я чувствую лишь радость
от Адели, там вовсе горя нет!
А значит, что-то сорвалось, хотя б и малость, —
а вот мимо.
Я что-то не учёл.
Но что? Как получить ответ?
Давай же, Исабель, воспользуйся лучом.
Незримо,
здесь всегда мы чувствуем, что чувствует другой
далёкий ангел, без сомненья.
Адель в веселии – Бог мой!
Ведь это нарушенье Уравненья.
Бард:
Ни слова больше не сказав,
тролль Исабель назад
на три шага ступила,
и, к Загадору повернувшись полубоком, взгляд
чуть грустный
бросила на Малколама со скрытым смыслом.
Сиянье солнца озарило
её фигурку, когда же снова тень пришла, то место было
пусто.
VIII.
Бард:
И снова мастерская Пабло.
Холсты на стенах – все висят неровно,
какие-то и вовсе на полу.
Следы разгрома:
сломанные стулья, яблоко,
гитары гриф, в углу
поломанный мольберт.
Адель, плывущею походкой
пространство меряет, обломки
подбирая в мусорный мешок.
Мужской берет,
растоптанный, чей неизвестно. Ремешок
на волосы, кусок софита,
лишь не хватает крови.
Луна в окне восходит,
как над полем битвы.
Адель:
Зачем ты с ним сцепился, ну что б он сделал? Ну да, мешал.
Его б другие выставили просто.
А я заметила, хоть свет в прихожей тусклый,
как он вошел, как, оглянувшись,
приблизился к столу, к закускам
присмотрелся, носом
как повёл, и как решал,
что делать с комендантским часом
и с явным нами нарушением указа.
То ль закричать,
а то ль с доносом
побежать к властям и настучать,
что тут распространяется зараза
на многих сразу.
Смотри, теперь гитара по частям.
Не починить.
Разбиты стулья, картины втоптаны, мольберт на свалку.
А я б могла его смирить.
Ну да, он гнида, однако, ангелам и гниду жалко.
Пабло:
Адель, я до сих пор киплю. Как Гая пела!
И как мелодия вздымалась в унисон
с киванием голов, как публика сидела
без дыханья! А кто-то даже прикрывал лицо
руками, чуть в ритм качаясь.
Как вдруг, сперва незрим,
ввалился этот гад и волшебство разрушил.
Я и не чаял,
что так всё выйдет. Как он кричал,
что комендантский час нарушен,
что маски всем надеть и вон наружу,
как будто это дом его, не мой!
А жаль, я слабо дал ему ногой,
сойдя с катушек!
Он покусился на мою свободу!
Адель:
Ах, Пабло, тебе не изменить свою природу!
. .
Салют вам, мальчики, с оборванными в голове проводками.
Вам, гениям
и психам одновременно. Сорняками
истории выросшим в злодеев,
праведников, пророков.
Вам, прогуливающим уроки
из идеи
свободы.
Вам, кому объяснили, что жизнь
состоит из осколков любви и счастья
породы,
редко встречающейся в грязи.
Вам, подбиравшим всё, что вдруг показалось,
и подносившим к глазам.
Но как ни старались,
обнаруживалась грязь и вблизи.
И тогда вы, сойдя с катушек, не по волосам
плача, неслись по волнам отчаяния,
а после выбрасывались на берег,
захлебнувшись в штормах одиночеств.
Где, лишённые причала,
вы размахивали мечами
пророчеств
в нетерпении,
пока ваши чаяния
не исполнялись.
Правда, уже по другую сторону времени.
Я снимаю шляпу перед вашей ревностью к идее.
Поднимаю голову и смотрю назад с благодарностью,
а вперед с надеждой, что когда-нибудь вы станете нежнее.
Пабло:
Да-а… некрасиво получилось, не сдержался.
И публика смотрела с осужденьем.
Я извинялся, помню. Но разгром!
И выступленье
сорвано. И Гая напрасно так старалась.
А Василий,
он поддержал меня! Уже потом
у нас был разговор,
он мне сказал, что я был прав.
Но Анне денег все ж насобирали.
Адель, не кипятись, пока не спим, пока одни,
пока от быта не устав,
огни
не выключает город,
бросай уборку, милая,
пойдём во двор.
Там, где космические дали
видны.
Где сумасшедший запах летних трав.
Июнь. Жасмин. Вечерняя прохлада.
Подрагивает яркая звезда,
проглядывая в облаке над тыном.
Пойдем, подышим воздухом, поднимем
в небо взгляд.
Бард:
Он обнимает девушку за талию
рукою, сильно прижимает так
и далее ведет её сквозь спальню
на простор ночи.
Адель молчит,
преступив порожек двери,
прильнув к нему, и взглядом звёзды мерит.
Адель:
Июнь ещё успеет надоесть
своей жарой и розами в жасмине,
и местью
ос за новую ловушку.
А всё же прелесть:
выйти на опушку,
чтоб, спину
выгнув, в звёзды посмотреть.
Чтоб лета смерть,
далёкую отселе,
с
