Чумовые истории. Пёстрый сборник - Одран Нюктэ
Ударился лысиной об посудную полку, потер ушиб, вздохнул. Зашумел стеклянный электрочайник с синей подсветкой.
– Вам липовый цвет, зеленый чай подойдет? Цедры лимонной добавить?
– Хочу добавки, обязательно.
– Мне лишний резонанс ни к чему. Я прожил долгую жизнь, давно овдовел. А мой компаньон… Меж своих секретов нет, болезненно относится к теме "выхода".
Он смазал руки увлажняющим лосьоном с минеральной водой Ля Рош-Посэ. Посмотрел просительно с мягкой улыбкой.
– Пойнимайце, душа моя, Серж рассердится, если о наших делах пойдут досужие разговоры.
– Хорошо, я на все ехидные подначки посторонних по вашу душу отвечу в точности, как вы. Хотя, если разобраться, у нас вы избежали бы нападок. Преследовать вас никто не станет.
– Как мило. Благодарю.
– Чем так вкусно пахнет? Печенье?
– Спрей с маслом кокоса. Смягчает и отбеливает кожу, защищает от негативного фактора ультрафиолетовых лучей. Перед тем, как показаться на солнце, я всегда его использую.
– Эммм, пан Заможски, сейчас же нет солнца на небе. Или вам и луна вредит?
– Нисколько. Наш околоземной спутник не обладает радиацией.
– Клей для ссадин у вас тоже французский?
– О, это подарок близкого друга.
– А чей пейзаж у вас красуется в мастерской? Не Сенатская, а Дворцовая.
– Это Фролов. Если вы здесь останетесь до утра, то я сбегаю в дом, принесу одеяло, подушку? Можэ, пани Вера, вы что-нибудь перекусите? Не могу похвастать ничем, кроме магазинного свекольного салата. Селедочку, а?
– Под водочку?
– Ньец, иймам до коньячку армянского. Думаю, при нынешнем ненастье, самое то, для профилактики простуды. Сорок граммчиков.
– Гулять так гулять! Тащите всё. Хотя не стОит вас гонять, наверное. У вас же ноги. И потом…
– Я себе не пг'ощу, если не обеспечу вам комфог'т. Доставьте стаг'ику маленькую г'адосц.
Он отсутствовал не больше десяти минут. Явился с двумя авоськами и с шерстяным пледом под мышкой.
– Записку в виде сердечка на холодильнике оставили, где вас искать?
– Я взял с собой телефон, – похлопал по карману кожаной куртки. И когда он успел принарядиться? Теперь на нем были полувоенные брюки защитного цвета и голубая рубашка в тонкую белую полоску с коротким рукавом. Впрочем, ни галстука-бабочки, ни жилетки. И эта нелепая куртка с чужого плеча?.. И да, в авоськах помимо салата, выпивки и посуды, прибыли также колбаса, черный хлеб, два помидора и красное яблоко.
– Мы с вами сегодня один-в-один, графичны: я – в клетку, вы – в полоску. А колбасу и помидоры я есть не стану. Это будет отличный натюрморт! – Вера поставила свет.
– Ой, мало мне мороки с Эдичкой… Умоляю, зачем вы сели НА стол? Чито есть по-вашему поп-арт? Когда священнослужители аэрозольными красками расписывают стену? Мурали на библейский сюжет? Серж привык, чито я мало сплю и иймам привычку по ночам или работать, или прогуливаться. В конце концов, ему вставать в шесть утра, а его куртка здесь, у меня, а там и права, и портмоне. Мимо не проскочит.
– Ах, ну что вы за экзотические птицы, ахахаха, скажите, когда у вас годовщина? Я подарю вам пару расписных бокалов. Ну, или стопок. В ключе супрематизма.
– Лучщее на Новый Год.
– Могу я подымить?
– Так, конечино. Я к вам присоединюсь. Угощайтесь.
Протягивает посеребряный портсигар с черепашками, танцующими камаринского, на крышке. Тонкие сигареты с изысканным табаком, рождающим ассоциации с яблоневым цветом, вишнями и – янтарем. Ничего общего с американскими риди-мэйд. Вера, тем не менее, хотя девушка талантливая и образованная, отвергла их с насмешливой улыбкой. Вайп.
– Ааааа, карманный кальян? Ну, хорошо, как вам будет угодно, душенька.
Шел третий час ночи. Темы для разговоров иссякли. Пить или спать не хотелось. Они сидели друг напротив друга, два гостя ни у кого в гостях. Трудно представить два мира более различных, чем эти два человека, объединенных столь странно под одной кровлей судьбой, временем и – неким ожиданием, общим делом.
– Скажите, а Константин ходит к вам, потому что вы – единственный, кто его читает и печатает, или вы читаете и печатаете его только потому, что он к вам ходит?..
Вынырнули из глубин тишины и закачались на поверхности, как морские птицы в ритуале ухаживания, поклон, ответный поклон, пируэт. Никакого напряжения. Всё течет само собой. Запущен алгоритм проверки. Выявлено подтекста: ноль.
– То, что мы проводим много времени вместе, говорит лишь о том, что у нас есть точки соприкосновения, что мне горячо интересны все его работы. Да, он симпатичен мне. Я неравнодушен к искренним и целеустремленным натурам. А вы решили, я паразитирую на его талантах? Но видя на вас джинсы с рваными коленками я же не делаю вывод, что вам некогда их зашить или вы не можете купить новые. Изменчивая мода.
Послание на веере. Фас.
Поль Элюар.
Одиночество.
Мечтал бы жить я без тебя
Жить одному
Кто говорит
Кто может жить один
Без тебя
Кто
Быть в глубине всего
Быть в глубине себя
Наступающая ночь
Как осколок хрусталя
Я вовлечен в ночь
Анфас.
Шарль Крос.
Леса озябшие,
Небо звездное,
Любимая моя здесь прошла,
Неся моё одинокое сердце!
Ветры, вы переносите слухи,
Это вы певцы, Россиньольские чародеи,
Ступайте ей вслед, доложите:
Я умер.
МОРАНЬЯ – предыстория
рассказ от лица Шура Молохова, бывшего психиатра, лечащего врача Майесты Ди, а теперь раба системы, в прямом смысле, о событиях десятилетней давности
За мной зашел Виго, и мы отправились смотреть Неумолимый Парад. Вместе. Он ворчал, скалил белые зубы, а тени другого мира взяли меня в тесное кольцо и холодными прикосновениями заставляли глядеть и ужасаться. Он указал на медленно, ритмично проходящие внизу колонны солдат и выше, на трибуны, заполненные такими же, как мы, праздными патриотичными зеваками.
– Интересно, этот зуд неизбежного конфликта, он в каждом сидит? Или только мой нюх чует его в безоблачном ясном дне сегодня?
– Но ведь ты не считаешь нас всех частью театральных декораций, безгласыми актерами-мимами театра теней, спектакль "Его Высочество прозревает будущее"? – я старался говорить мягче, но всё же задел. Не захотел смотреть на меня. Едва заметно сдвинул лохматые брови.
– К чему столько техники? С кем воевать? Пустое излишество. Да, да, я знаю, – он раздраженно обернулся, тыча себе пальцем в висок, – здесь, здесь, бродят в головёнках мыслишки, в этих отчаянных маленьких героях…
Как он пыжился и ударял кулаком
